«Не выношу, когда уродуют людей»
Недавно пришлось мне хорошенько подумать над тем, почему вдруг в стране, в которой вот уже более 25 лет на государственном уровне ведется антисоветская пропаганда и очернение всего 75-летнего периода советской истории, я вдруг стал человеком с «красным» (т. е. коммунистическим) мировоззрением. Вспомнив тот момент, когда я впервые глубоко погрузился в советскую историю времен Великой Отечественной войны, читая книги Константина Симонова, я решил, что именно эти книги стали точкой отчета моего духовного и интеллектуального пути к «красным» смыслам. Но недавно, читая статью «О коммунизме и марксизме — 70», в которой Сергей Ервандович Кургинян пишет об Антуане де Сент-Экзюпери, я обнаружил на дальних полках своей памяти еще одну яркую точку, оставленную там когда-то книгой Антуана де Сент-Экзюпери «Планета людей». Сам по себе я не связывал и, наверное, не скоро бы еще связал в своем сознании «красные» смыслы и книгу Экзюпери. Но что же, что же там, пытался вспомнить я, такого «красного», раз Сергей Ервандович поднял разговор об Экзюпери в цикле статей «О коммунизме и марксизме»? И я решил еще раз заглянуть в прочитанный когда-то текст.
Я помню то неизгладимое впечатление, которое произвела на меня книга «Планета людей». Кажется, я тогда не спал ночь — таково было впечатление от прочитанного! В книге сначала рассказывается об Анри Гийоме, друге Экзюпери, который в снежных Андах потерпел авиакрушение и чудом остался в живых. Друзьям, неустанно искавшим его в течение 5 дней, знатоки этих мест сказали, что их попытки найти Гийоме живым обречены, что «ночь в горах пережить нельзя, она превращает человека в кусок льда». Но Гийоме дошел! Он дошел! Конечности его опухли от обморожений, сердце его неоднократно останавливалось, но запускалось снова. Он мечтал просто больше уже не вставать после очередного падения с ног, но каждый раз поднимался и шел. И первыми его словами при встрече со своим другом Экзюпери были: «Ей-богу, я такое сумел, что ни одной скотине не под силу». А далее в этой книге шла история, приключившаяся уже с самим Экзюпери. Они с другом по имени Прево потерпели авиакатастрофу в пустыне Сахара и, пройдя через не менее сложные испытания дневным зноем и ночным леденящим холодом, на самом краю смерти, не сдавшись, все-таки нашли спасение, случайно встретив на пути бедуинов.
Так какая же связь между этими историями и «красными» смыслами?
Начнем с того, что Экзюпери говорит о Человеке с большой буквы. Какой смысл заложен во фразе «Ей-богу, я такое сумел, что ни одной скотине не под силу»? Смысл в том, что Человек способен на то, на что не способно животное, обладающее порой гораздо большими физическими возможностями. Человек силен духом, и наличие духа позволяет ему быть Человеком и противостоять беспощадной природе. Этот гуманизм, бесконечная вера в Человека и его возможности, это обособление Человека от природы есть часть гуманистической красной традиции. Экзюпери пишет о словах Гийоме: «Опять мне приходят на память эти слова — я не знаю ничего благороднее, эти слова определяют высокое место человека в мире, в них — его честь и слава, его подлинное величие. Наконец ты засыпал, сознание угасало, но с твоим пробуждением и оно тоже возрождалось и вновь обретало власть над изломанным, измятым, обожженным телом. Так, значит, наше тело лишь послушное орудие, лишь верный слуга».
«Жажду жизни» и стремление к победе над угрожающей ему смертью Экзюпери увязывает с мыслью об ответственности за других. Он не думает в этот момент о себе, он думает о других. Здесь красной нитью проходит его знаменитая мысль «Мы в ответе за тех, кого приручили». Находясь в самом отчаянном и почти безнадежном положении после крушения самолета в пустыне, он пишет об этом так: «И снова убеждаемся — это не мы терпим бедствие. Терпят бедствие те, кто нас ждет! Те, для кого так грозно наше молчание. Те, кого уже терзает чудовищная ошибка. Как же к ним не спешить! Вот и Гийоме, возвратясь из Анд, рассказывал мне, как он спешил на помощь погибающим. Эта истина справедлива для всех.
— Будь я один на свете, я бы лег и уже не вставал, — говорит Прево».
Необходимость бороться за жизнь он видит в том, чтобы не подвести и не оставить на этом свете других. В этом вся «красная» идея коллективистского человека, смысл жизни которого не может находиться вне братских отношений с другими людьми. Экзюпери говорит о единстве человеческого рода в противовес расовому, гностическому или кастовому разделению человечества на представителей получше и похуже. В спасшем их бедуине он видит воплощение общечеловеческой идеи братства: «А ты, ливийский бедуин, ты — наш спаситель, но твои черты сотрутся в моей памяти. Мне не вспомнить твоего лица. Ты — Человек, и в тебе я узнаю всех людей. Ты никогда нас прежде не видел, но сразу признал. Ты — возлюбленный брат мой. И я тоже узнаю тебя в каждом человеке. Ты предстал передо мною в озарении благородства и доброты — могучий повелитель, в чьей власти напоить жаждущих. В тебе одном все мои друзья и все недруги идут ко мне на помощь, у меня не осталось в мире ни одного врага».
Потом, вспоминая этот момент, Экзюпери заключает: «Снова я коснулся истины и, не поняв, прошел мимо». И это наталкивает его на осмысление следующего вопроса: если человек способен на такие немыслимые преодоления, если он способен почувствовать «неожиданную радость среди несчастий», тогда что является источником, «почвой», из которой произрастает подобная сила человеческого Духа? И если такой источник есть, то, заключает Экзюпери, именно он и является «истиной человека». Мы бы назвали это сущностью человека.
«Истина не лежит на поверхности. Если на этой почве, а не на какой-либо другой апельсиновые деревья пускают крепкие корни и приносят щедрые плоды, значит, для апельсиновых деревьев эта почва и есть истина. Если именно эта религия, эта культура, эта мера вещей, эта форма деятельности, а не какая-либо иная дают человеку ощущение душевной полноты, могущество, которого он в себе и не подозревал, значит, именно эта мера вещей, эта культура, эта форма деятельности и есть истина человека».
Значит в той «религии» («культуре», «мере вещей»), которая объединяет собой идеи общечеловеческого братства, самоотдачи, ответственности за другого, единства человеческого рода, Экзюпери видит источник «душевной полноты» и силы человеческого духа. В этом он видит «истину» или сущность человека. Здесь же он поет оду жизни, заключая: «А здравый смысл? Его дело — объяснять жизнь, пусть выкручивается как угодно».
И это настолько «красная» мысль, насколько это вообще возможно.
Экзюпери придает большое значение призванию. Люди, выбравшие профессии, связанные с постоянным риском для жизни и преодолением, всю свою жизнь неуклонно идущие к цели, способны к постоянному проявлению величия духа. Но и лавочники способны на проявление такого величия, «в грозный час кораблекрушения или пожара»: «И они не обманываются, они понимают, что свершилось нечто важное, переполнившее душу: тот пожар так и останется лучшим часом в их жизни. Однако больше случая не представилось, не оказалось благоприятной почвы, они не обладали той верой, теми убеждениями, что требуют подвига, — и вновь они погрузились в сон, так и не поверив в собственное величие. Конечно, призвание помогает освободить в себе человека — но надо еще, чтобы человек мог дать волю своему призванию (выделено мною — Р.А.)».
И как это последнее предложение схоже по смыслу с известной нам формулой «Коммунизм — это раскрепощение и пробуждение высших творческих способностей в каждом человеке»!
Экзюпери также мучает марксистский вопрос отчуждения всего человеческого от человека. «Чудовищным прессом» он называет сложившуюся в его время общественную капиталистическую систему. Описывая свою поездку в поезде, он видит спящую семью простых рабочих: отца, мать и их ребенка: «Между отцом и матерью кое-как примостился малыш. Но вот он поворачивается во сне, и при свете ночника я вижу его лицо. Какое лицо! От этих двоих родился на свет чудесный золотой плод. Эти бесформенные тяжелые кули породили чудо изящества и обаяния. Я смотрел на гладкий лоб, на пухлые нежные губы и думал: вот лицо музыканта, вот маленький Моцарт, он весь — обещание!»
Но тяжелые мысли одолевают Экзюпери и он приходит к скорбному заключению: «Он совсем как маленький принц из сказки, ему бы расти, согретому неусыпной разумной заботой, и он бы оправдал самые смелые надежды! Когда в саду, после долгих поисков, выведут наконец новую розу, все садовники приходят в волнение. Розу отделяют от других, о ней неусыпно заботятся, холят ее и лелеют. Но люди растут без садовника. Маленький Моцарт, как и все, попадет под тот же чудовищный пресс. И станет наслаждаться гнусной музыкой низкопробных кабаков. Моцарт обречен».
Не обходит Экзюпери вниманием и «красный» проект, реализующийся в его время в Советской России, высказывая одновременно свое отношение к капиталистическому классу: «Однажды в России я слышал — на заводе играли Моцарта. Я об этом написал. И получил двести ругательных писем. Меня не возмущают те, кому больше по вкусу кабацкая музыка. Другой они и не знают. Меня возмущает содержатель кабака. Не выношу, когда уродуют людей».
Проведя сравнительный анализ воззрений Экзюпери и ключевых сторон коммунистической идеи, я пришел к выводу об их огромном сходстве. Теперь я точно знаю, что книги Антуана де Сент-Экзюпери не могли не оказать существенного влияния на мое сегодняшнее мировоззрение.
