Адекватность

Концептуально-аналитический очерк

Элита, контрэлита и общество

Существует ряд простейших, неотменяемых утверждений, которые не требуют от тех, кому они адресованы, погруженности в сложнейший исторический и метаисторический контекст, особой осведомленности в том, что касается неочевидных элитных процессов и прочих тайнознаний, которые на протяжении всей человеческой истории были и продолжают быть одновременно и печальным уделом, и предметом гордости того сообщества, которое именуется настоящей, а не выпендрежной элитой.

Я всегда был уверен, что эта погруженность в очень сложный и неочевидный контекст, эта сопричастность так называемой специальной информации, которая имеет и оперативное, и так называемое специсторическое слагаемое, должны выходить за пределы тех узких групп, которые упиваются своим господством, и быть достоянием гораздо более широких общественных групп. И что у этих групп должна быть потребность в подобного рода сопричастности. Притом что этого рода потребность никогда не была всеобщей и явно не будет ею на протяжении ближайших исторических эпох.

Хорошо это или плохо?

Наверное, это очень плохо. Но это, безусловно, так. И необходимо исходить из данной безусловности. А значит, то расширение осведомленности, о котором я говорю, тот вывод этой осведомленности за пределы узких групп господства, они же — элита в собственном соку, породит не всеобщую глубокую информированность, на которую нет всеобщего запроса (а на нет и суда нет), а некое сосуществование элиты, зацикленной на себе, и контрэлиты, хотя бы отчасти лишенной этой зацикленности.

Формирование такой контрэлиты, находящейся в сложных отношениях с элитой, способной при определенных условиях о чем-то с этой элитой договариваться и не приемлющей ни элитной фанаберии, ни базовых элитных установок, должно быть предметом чьей-то обеспокоенности. Оно, безусловно, на протяжении всей моей жизни было предметом моей крайней обеспокоенности и в какой-то степени смыслом моей жизни. Но мне по-прежнему, как и десятилетия назад, хочется верить, что я тут не одинок.

Впрочем, никакого принципиального значения не имеет то, сколь широк круг людей, стремящихся к построению контрэлиты. Строишь ли ты ее вкупе с другими или в одиночестве — в конце концов, не важно. Важно, можешь ли ты сохранять самоуважение в случае, если отказываешься от такой задачи. Если можешь, то и не надо ее решать. А если не можешь, тогда вопрос о том, кто это делает вместе с тобой, хоть и важен, но не имеет решающего значения.

Оговорив то, что называется собственным стратегическим и экзистенциальным позиционированием и без чего никакая стратегическая и уж тем более экзистенциальная деятельность, как мне представляется, невозможна, я сознательно перехожу к тому, что не требует ни элитных знаний, ни контрэлитного позиционирования. К тому, что касается всех и является, казалось бы, и очевидным, и способным объединить элиту, контрэлиту и общество. Потому что без этого объединения элита и контрэлита окажутся обитателями разных этажей одной и той же башни из слоновой кости. И нетрудно спрогнозировать, чем это обернется. Башня из слоновой кости по определению предназначена для того, чтобы сначала в нее залезть, а потом оказаться под ее обломками.

Как именно будет вести себя оставшееся человечество, лицезрея эти обломки и трупы тех, кто под ними оказался, — отдельный вопрос. Возникнет ли бунт или апатия? В одинаковой степени возможно и одно, и другое. Понятно, что в любом случае ничего хорошего это человечеству не сулит и что никакие элиты и контрэлиты в отрыве от человечества не смогут ни выполнять своей роли, ни даже просто выживать.

Содержание, касающееся всех и доступное для всех, представляется мне крайне важным не только по этой причине, а еще и потому, что такое содержание является единственно несомненным. Поди-ка ты еще докажи, что разного рода изыски по поводу связей Венеции, Нидерландов и Великобритании, во-первых, не носят спекулятивный характер, а во-вторых, сохранили свою значимость в XXI столетии.

А вот содержание очевидное, касающееся всех без исключения и доступное для всех, легко проверяется на свою существенность соответствием смыслу протекания всех социальных, культурных, экономических, политических и иных макропроцессов.

И наконец, если даже это очевидное, казалось бы, содержание не принимается в качестве такового ни элитой, ни контрэлитой, ни обществом, то факт такого неприятия тоже существенен. Он свидетельствует как минимум о глубоком нездоровье общностей, отвергающих это содержание. А если ты устанавливаешь такое нездоровье, то просчитать его последствия в качестве вызова, требующего ответа, не так уж трудно. Сможешь ли ты дать ответ — это другой вопрос. Но ты хотя бы избавишься от унизительной растерянности, отвечая на главный вопрос, адресованный элите: «Что вы творите и почему?»

Ответив на этот вопрос, ты в худшем случае предуготовишься к тому, что вытекает из прискорбного коллективного нездоровья, а в лучшем случае — начнешь действовать и сообразуясь с ситуацией, и переламывая ее.

Государство для мира и государство для войны

Ну так в чем же то очевидное для всех содержание, которое не может не найти отклика в разуме и душе, коль скоро и разум, и душа не являются очень глубоко поврежденными? Изложение такого содержания можно свести к одному достаточно внятному и не слишком развернутому утверждению.

Представление о государстве как о волшебном средстве, которое с одинаковой эффективностью можно использовать для любых целей, является, мягко говоря, странным и опровергаемым самыми разными историческими примерами.

В античный период Афины, к примеру, воевали со Спартой. Являлись ли при этом два этих государства, воюющие друг с другом, одним и тем же волшебным средством под названием «государство», используемым для разных целей? Конечно же, нет.

Спарта была устроена одним образом, потому что целью спартанцев была война. А Афины были устроены совсем другим образом, потому что их целью, по большому счету, были мир, относительная комфортность, все блага человеческого существования, даруемые в случае, если это существование не является военно-центричным. Афины умели воевать и воевали. Но в плане своей государственности они были волшебным средством, которое наилучшим способом можно было использовать для мирной жизни (и прежде всего для торговли) и которое не наилучшим образом можно было использовать для войны.

Никто же не говорит, что волшебное средство под названием «Афинское государство» можно было использовать только для торговли и процветания. Конечно же, нет. Это самое Афинское государство можно было использовать и для войны. Оно неоднократно использовалось для войны. Но оно не было военно-центричным, то есть целиком заточенным под военные цели. А значит, будучи более успешным в том, что касалось мирной жизни, оно было менее успешно в том, что касалось войны.

Нацистская Германия была государством, то есть неким волшебным средством, которое можно использовать и для войны, и для мира. Но все параметры этого волшебного средства были оптимальны именно с точки зрения решения военных задач. И в этом было отличие нацистской Германии от других государств Европы, к примеру, от той же Франции или Англии. Поэтому нацисты разобрались с Францией, как повар с картошкой. И с Англией разобрались бы так же, если бы не СССР.

СССР был государством, нехудшим способом организовавшим общественную жизнь, но при этом все параметры этого волшебного средства под названием «Советское государство» были оптимальны именно для предстоящей войны. Она же — защита социалистического отечества от грядущей империалистической интервенции. Поэтому СССР мог воевать с нацистской Германией и одержать трудную победу, а Франция могла только капитулировать.

Чингисхан, Атилла, варвары, сокрушившие Рим, деградация этого самого Рима — мало ли еще примеров того, как волшебные средства под названием «государство», будучи всё в большей степени подчиненными задачам благосостояния, комфорта, мирной удобной расслабухи, сокрушались совсем другими волшебными средствами, то бишь государствами, созданными для войн и только для войн.

Нет государства как универсального волшебного средства, одинаково пригодного для осуществления и военных, и мирных целей. Волшебные средства, именуемые государствами, имеют разный и сугубо специализированный характер. Одни из таких волшебных средств больше пригодны для войны, а другие — для мира. И переориентировать эти волшебные средства с мирных целей на военные очень и очень трудно. Тут речь идет и о переориентации экономики, и о переориентации культуры, и о переориентации всей гуманитарной сферы, и о другой модели человека.

Спартанец — это спартанец. И он имеет совсем другую ориентацию, чем противостоящий ему афинянин. Персы терзали греков «как тузик тряпку» и довели Грецию до ручки. А потом пришел человек, который был относительно родственен грекам, но для которого волшебное средство под названием «македонское государство» было полностью заточено под войну. Всё, без исключения, было заточено под войну. Тогда этот человек (я имею в виду Александра Македонского) разгромил персов, дошел до Индии, подчинил себе огромные азиатские страны и всю средиземноморскую ойкумену, включая Египет, Малую Азию и многое другое. Возникла универсальная империя с ее эллинизмом, ее диадохами, ее объединительным социокультурным началом.

Разгромить все это удалось Риму, который на свой лад был сконструирован тоже для войны. И был при этом на несколько порядков более сплоченным и организованным целым, нежели рыхлый и быстро расслабившийся эллинистический мир. Как только Римскому государству надоело быть волшебным средством, призванным воевать, произошло беспощадное разрушение этого Рима варварами, которые считали свои протогосударства и племена волшебным средством, изготовленным для войны.

Изготовители волшебных средств под названием «государства» отличаются друг от друга не только в смысловой сфере, без наличия которой такие волшебные средства вообще не изготавливаются, и не только в сфере собственно человеческой. Они отличаются еще и тем, какие именно волшебные средства изготавливают — военные или мирные, «Спарту» или «Афины», «империю Чингисхана» или «Русь», «халифат» или «Кастилию», «капризную Францию 1933 года» или «вздрюченную» Германию, «осчастливленную» нацистами».

Зачастую изготовители волшебного средства под названием «воюющая страна» в моральном, интеллектуальном, политическом или ином смысле на порядок хуже тех, кто изготавливает волшебное средство под названием «мирная страна».

Яркий пример тому — Украина. Оголтелая нацистская бандеровская сволочь по всем своим качествам неизмеримо ниже тех, кто сооружал мирное процветающее российское государство. Изготавливались разные волшебные средства из очень близкого общественного субстрата. При этом русский субстрат, по моему убеждению, был качественнее украинского. В этом утверждении нет ничего от национального жлобства. Просто южная страна с плодородной почвой, мягким климатом более склонна к мирной расслабленности, чем страна огромная, северная и существующая в традиции негарантированного земледелия. Но украинское элитное меньшинство, состоящее, по моему убеждению, как максимум — из миллиона специфических особей, которые вполне подходят под определение «отпетая нацистская сволочь», сооружало, опираясь на помощь Запада, волшебное средство под названием «государство для войны с москалями». А гораздо более умное и сдержанное российское элитное меньшинство сооружало волшебное средство под названием «Россия для мира и процветания» в том их специфическом понимании, крайнюю проблематичность которого мне бы не хотелось здесь обсуждать.

Украинское элитное меньшинство было полностью зациклено на войне с москалями. Эта зацикленность формировалась столетиями и передавалась из поколения в поколение. Бандеровская мразь не была ориентирована ни на какую мирную Украину. Ее интересовала только война. Украину, по ее мнению, надо было строить на обломках России.

Каждый раз, когда я начинаю обсуждать эту тему, мои оппоненты говорят о невозможности победы украинского меньшинства сколь-нибудь демократическим образом. Но это меньшинство и не собиралось побеждать демократическим образом. Оно хотело властвовать над украинским большинством предельно высокомерным и жестоким образом.

Запад благословил бандеровцев на это, наращивая их возможности с конца 1980-х годов и доводя эти возможности до предела после 2014 года. Украинское меньшинство, воспользовавшись этим, свело с ума украинское мирное большинство, промыло ему мозги, переориентировало его с мира на войну, раздавило всех, кто этому сопротивлялся. И из украинского мирного субстрата изготовило волшебное средство под названием «антимоскальская Украина».

Да, бандеровцы в умственном, волевом и эмоциональном плане и в подметки не годятся своим гитлеровским нацистским учителям. Да, украинское большинство гораздо более миролюбивое, чем немецкое. Да, волшебное средство под названием «нацистская Германия» по своей неразболтанности, дисциплинированности, жертвенности, страстности и уму превышает украинское волшебное средство под названием «антимоскальская Украина» даже не в сотни, а в тысячи раз. Да, сколько ни создавай из украинского разболтанного субстрата милитаризованное военное средство, все равно полностью избавиться от чревоугодной разболтанности и воровского пофигизма невозможно.

Но какое-никакое волшебное средство для войны бандеровцы соорудили. И их для Украины было немало. Ну пусть не миллион, а полмиллиона… Для тоталитарных технологий изготовления военного волшебного средства из мирного разболтанного субстрата этого тоже достаточно.

Украина — государство для войны. А Россия?

Итак, с одной стороны — отпетая бандеровская нацистская мразь, очень энергичная, совсем не глупая, подгоняемая «западными экспертами» под нужные стандарты. А с другой стороны — что? Какое меньшинство, не одержимое одной лишь криминально-гедонистической страстью к обогащению и процветанию? Есть ли меньшинство, способное изготовить из русского субстрата, более качественного, чем украинский, хотя бы в силу другого климата (а на самом деле не только в силу него), по-настоящему милитаризованное волшебное средство под названием «Россия для войны»?

Если кто-то назовет в качестве такого меньшинства, например, «Единую Россию» или нашу многоликую бюрократию, то лично мне с горечью придется констатировать странность мыслительного аппарата у того, кто осмелится сделать подобное, честно говоря, смехотворное утверждение.

В современной России нет мотивированного сколь угодно темной, но не гедонистической страстью, когерентного сплоченного меньшинства, состоящего из сотен тысяч людей и одинаково желающего построить волшебное средство под названием «Россия для войны». А на Украине такое меньшинство есть. Это первое.

Второе. Вся российская элита от скрыто прозападных либералов до так называемых турбопатриотов одинаково не хочет превращать волшебное средство под названием «Российское государство мира и процветания» в эту самую «Россию для войны». Даже те элитарии, кто об этом болтает, этого категорически не хотят.

Третье. Русский субстрат гораздо в большей степени, нежели элита, готов к превращению «России мира и процветания» в «Россию для войны». Когда бы было иначе, то бандеровцы были бы уже в Рязани и в Москве. Но у этого субстрата нет изготовителя, способного милитаризировать даже относительную «военность» субстрата. А на Украине есть изготовитель, причем достаточно полноценный, способный сильно военизировать совсем не годный для этого украинский субстрат.

Четвертое. Очевидный заказ на украинскую милитаризованность состоит в том, чтобы эта милитаризованность была направлена только на «москалей» и представляла из себя хищного зверя, находящегося на западном поводке. Поэтому милитаризованная Украина не прыгает на Польшу или на Германию. Ее нацистская природа не содержит в себе никакой имперской закваски, кроме разве что мечты о завоевании «москалей». Наличие западного поводка означает отсутствие необходимости у Украины, милитаризованной таким патологическим образом, отвечать на какие-либо геополитические вызовы, кроме «москальского».

Нынешняя Россия никакой внутренней сущностной милитаризации не предполагает. Нет внутреннего заказа на эту милитаризацию, нет ни пристойного (как это было у нас когда-то), ни мерзкого (имеющегося на нынешней Украине) когерентного и крупного сообщества, готового из русского субстрата, инфицированного мирностью и благополучием, изготавливать волшебное средство под названием «воюющая Россия».

Между тем воевать России придется — за выживание. И воевать отнюдь не только с Украиной. На подходе другие, гораздо более крупные и хищные воинственные сообщества, желающие добить Россию до конца.

Весь XXI век будет для России веком такой войны против тех, кто хочет ее добить. Если только Россия доживет до конца XXI века.

Пятое. Говорится, что у современной России нет идеологии и это плохо. Странное утверждение. В нем не хватает главного — указания того, у какой России нет идеологии. У России мира и процветания, благополучия и расслабленности? Так у нее есть сразу несколько идеологий. Одна из них — антисоветская. Кто-нибудь может мне объяснить, почему наши граждане согласны принять в более жестких или более мягких вариантах идеологию, согласно которой они более семидесяти лет жили в маразме, купались в «советском дерьме» и так далее? Почему наши граждане не видят очевидности губительности этого их признания для всех — от Китая до США?

Ведь когда люди признают, что они семьдесят лет жили в мерзости и дерьме, им отвечают: «Ну раз так, то вы и есть обитатели мерзотной дерьмовости, то есть недочеловеки, больные мерзостью и дерьмом, нуждающиеся в лечении и потому не имеющие даже правосубъектности и уж тем более суверенности. Какая суверенность может быть у сумасшедших совков?»

Далее говорится: «Ах, вы отказались от совковости? Но немцы тоже отказались от нацизма. И все равно их денацифицировали десятилетиями. И они до сих пор находятся под внешним управлением. А вы совкизировались не двенадцать лет, как немцы при Гитлере, а более семидесяти лет. Вас от вашей пакости надо будет освобождать гораздо дольше, чем немцев. Да и пакость ваша более ядовитая. Кроме того, вы сначала отказались от капитализма ради социализма, потом отказались от социализма ради капитализма, а потом готовы отказаться от своего капитализма невесть ради чего. Ну и что вы за народ? Вы блажные сумасшедшие.

А капитализм-то вы какой построили? Криминальный. И теперь сетуете, что много воруют. А как могут не воровать, если вы построили элиту воров? И какую еще капиталистическую элиту можно было построить за пять лет (с 1992 по 1996-й) в стране, где вообще не было крупных не воровских накоплений? Кто должен был купить Красноярскую ГЭС? Академик за свою зарплату? Понятно, что ее мог купить только тот или иной воровской общак. Ну так и что вы построили? Но это же вы построили.

Вы десятилетиями проводите парады, пряча надпись «Ленин» на Мавзолее под разрисованной фанерой. Раньше вы ее прятали от западных политиков, готовых участвовать в ваших праздниках. А теперь вы от кого это прячете? От северокорейского лидера или от китайского? Так у них свои мавзолеи, и они ничего не прячут.

И наконец, вы говорили, что коммунизм — это такая мерзость, опираясь на которую можно только деградировать, выпасть из истории. И поэтому вы от коммунизма отказываетесь. А теперь китайцы выходят на первое место и демонстрируют бурный рост. Ну и как быть с этим тезисом о бесперспективности коммунизма? Ну ладно, вы раньше говорили, что вам Китай не указ и есть блаженные США. Но теперь США чудовищные, Китай — ваш старший брат. И весь мир признает, что Китай обгоняет США. А американцы своей борьбой с Китаем это только подтверждают».

Я сформулировал пять предельно простых тезисов, признание которых необходимо, чтобы выйти из нынешнего капкана. Но их признание в качестве вызовов и нахождение ответов хотя бы на эти простейшие вызовы требуют прежде всего признания наличия капкана. А этим-то в большинстве случаев и не пахнет. Или же утверждается, что из капкана нас выведет Трамп.

Ну и что ж, раз так, то главной задачей покамест является даже не выход из капкана, а приобретение адекватности, об отсутствии которой говорит все вышеперечисленное и, конечно же, прежде всего, надежда на Трампа.