Горячая весна 2015 года

5D-кинотеатр во всем великолепии: пылающее солнце скатывается за горизонт под поселок Опытное, мягкий ветер ласкает лицо, панорама на многие километры вокруг — красота! Жаль, что я единственный зритель на лучших местах — крыше трехэтажного здания у самой линии соприкосновения. Наблюдательный пункт не самый удачный в смысле безопасности, но вид шикарный. «Звук вокруг» и полный «эффект присутствия» — в ушах грандиозная музыка выстрелов и разрывов всех калибров, перед глазами бегущие пунктиры трассеров, сигнальные ракеты, взлетающие комья земли, над головой — вечный свод Небес с парящими облаками.

Где-то рядом цокают пули, выбивая фонтанчики из кирпичной стены здания, змеей прошелестел извивающийся ПТУР — уже второй за день — противник знает, где я, но прицельной стрельбе мешают деревья, электрические опоры, стрела забытого крана. ПТУРам с украинской БМП у «Волчьего моста» приходится огибать копры «Бутовской» шахты — мы тоже знаем, откуда бьют, на близкие, открытые точки враг выходить уже не решается. Поэтому оператору опять не удается точное наведение. Позиционная война — всё подмечено и всё пристреляно, минимум мест, с которых можно работать, и все, конечно, известны противной стороне. Бойцы уже давно относятся с философией и спокойным юмором к ужасной нереальности происходящего.

Со мной только рация и многочисленная аудитория наших и соседних позиций, минометных батарей и КП «Профсоюз», через который я и транслирую свою передачу. Чувствую себя дирижером необыкновенного и страшного оркестра в параллельной реальности, внимательно слежу, чтобы не фальшивили, выступали каждый в свое время и работали в такт с музыкой противника. Ежедневный смертельный гимн войне!

Я вернулся на Донбасс 12 апреля 2015 года — аккурат на Пасху. Наши уже были на других позициях — Промка у поселка Спартак, справа от Аэропорта. После перелета и поездки на перекладных жутко болела голова. Выпил цитрамон и лег спать, тем более что забирать меня с базы должны были лишь на следующий день.

Не прошло и часа, как толкают в бок — стоит Макс Резник, ухмыляется:

— С приездом, братан, нам пора. Ситуация изменилась.

Надо сказать, что ситуация менялась часто:

— Все, кто может держать оружие, — на передок! С Песок прорыв!

Мы мчимся через Донецк по знакомым дорогам, поворачиваем на Стратонавтов и влетаем в поселок Веселое. Тормозим у «Гавани» — столько воспоминаний! Боль постепенно отпускает. Встречают Ирис с ребятами:

— Чего приехал?

— Я тоже рад вас видеть!

Занимаем обе стороны дороги — ждем. В кронах деревьев разрываются 30-мм ОФЗ с БМП-2, слышен АГС и стрелковое — в Жабуньках идет бой. Донецкая весна в полном разгаре — яркое солнце, теплый ветер, ароматные тюльпаны, за канавой фазан гуляет своих курочек. Удивительно, но живность вернулась в места, плотно насыщенные войной, — зайцы и косули, великое множество птиц охотится на армию грызунов, даже рыбы, всплывающие кверху пузом в ставках после разрывов, очухавшись, опять уходят на глубину.

— Ты надолго?

— Как обычно, дней на сорок.

Где-то впереди нехотя затихает бой, противник отходит — товарищи справились без нас. Собираемся возвращаться к себе на Промку.

Потом я узнал, что в тот день, на Пасху, под вражеский ПТУР попали Шиба и Гром на одной из трех легковых машин, что везли на передовую журналистов, куличи и поздравления — машина сгорела, оба бойца потеряли ноги, но смогли выбраться, перетянуться и выжить, а после протезирования вернуться в строй. В такой-то день и такой «подарок» — с противной стороной расслабляться нельзя. Это всё, что нужно знать о христианской принадлежности наших полубратьев — полукровок с полушведским флагом и полупольским гимном. С этого дня и началось личное противостояние, своеобразная дуэль с ПТУРщиками ВСУ.

Витя Контрабас хлопает по плечу — начинает делиться тем, что я пропустил. У нас потери — 18 февраля по дороге на Монастырь при странных обстоятельствах погибли Алис и Сыч. Видимо, «Ворота» на том святом месте до сих пор широко открыты! А месяц назад, уже на новых позициях, без согласования пошли в разведку Сухарь и Альпинист — всё закончилось печально. Укры АГСом загнали парней на минное поле — тела пришлось выменивать. Третий боец ― Леон ― был ранен, но сам добрался до своих. Откуда мне было знать, что еще через месяц я и сам окажусь в том же месте в схожей ситуации.

Начав с трагических событий, Контрабас постепенно переходит к пояснению наших новых задач, рассказывает, как за это время изменились, возмужали ребята — продолжают учиться, осваивать новую технику. Я спрашиваю про него самого — мой друг с АГС-ного «принеси-подай», как он раньше сам себя называл, за три месяца вырос до командира минометной батареи, освоил 82-е и 120-е, даже «Ноны». Контрабас бодро жонглировал дикими для меня выражениями: перископическая буссоль, магнитные азимуты, дирекционные углы, компенсация параллакса…

Ранее совсем невоенный человек с увлечением и горящими глазами читает уставы, цитирует целые абзацы, раскрывает их, поясняет, переносит на местный театр военных действий. Он вообще всё делает увлеченно — в его устах сухие и неинтересные наставления оживают, насыщаются красками и подробностями, другими словами, становятся жизненно необходимыми и актуальными, как и должно — преподавателей бывших не бывает!

Меня скорым темпом вводили в курс дела. Съездили к другу Колючему — как реальное фортификационное искусство показали укрепленные и разветвленные траншеи, которые назвали «Линией Колючего» (шахтерская жилка во всей красе!). Зашли на Промку — очень рад видеть старых товарищей: Морского, Щуку, Ирбиса, Ореха, Альфонсо. Крепко обнялись с Беко.

Отряд дополнили до размера роты — костяк оставался прежним, но я увидел и много новых лиц. Одни влились к нам надолго и основательно, другие были попутчиками на короткий период. Тогда я впервые и увидел Шамая — веселого, невысокого ростом снайпера с аккуратной бородкой и косматыми бровями — на ближайшие полгода наши судьбы очень плотно пересекутся. Зашли на «Клумбу» к Литейщику — обнялись тоже. Отметил у своих друзей новые морщины, радостные, но очень усталые глаза — война немилосердна.

Командир грамотно, с учетом предыдущего опыта, расположил основные и запасные позиции с групповым оружием, обеспечив значительную глубину обороны с взаимной подстраховкой. Если бы не самостоятельные вылазки из укрепрайона, мы могли бы обойтись даже без раненых на этом этапе. Ребята устроили вполне приличный и безопасный быт в непосредственной близости к противнику. Я реально порадовался проделанной работе. Потом Техас на гитаре сыграл свое новое Кантри про «Правый сектор» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) с такой-то матерью. Скоро вечер — а вечером начинается «веселье».

Эту ночь я спал, как убитый, под пулеметные трели, гитару Техаса, минометные и АГС-ные «ударные».

Начались боевые будни с ночными дежурствами на «Крыльях» — НП (наблюдательный пункт) справа и слева от основной позиции «Блесна», с чисткой оружия, вечерними перестрелками и новой чисткой. В свободное время сходил вперед, где рота Грузина копала траншеи метрах в шестидесяти от противника. Рядом, под здоровым локомотивом, была и наша крайняя точка с «Утесом» — пару ночей подежурил и там вместе со Шмелем. Молодой, ретивый парень в голубом берете не давал скучать ни мне, ни украм. Побывал у Контрабаса — посмотрел, как Витя педантично и четко расположил окопы со своими минометами, отходные пути, маскировку, вешки для наведения… Он рассказывал — я слушал, кивал. Потом, увидев карты с цифровыми обозначениями позиций противника, спросил — кто его наводит. Контрабас говорит, что наблюдатель с «Палубы» дает цели и корректирует огонь, — завтра пойду на «Палубу»!

На НП я попал через пару дней — видно всё на 360 градусов или почти всё. Правда, и ты открыт всем ветрам и недругам — азарт и адреналин наперегонки побежали куда-то под горло, сердце вслед за ними — да, очень интересно! Отчетливо видно Опытное, РЛС, ВЧ ПВО, которое укры называют «Зенитом», сломанный «Волчий» мост, вентствол «Бутовки». Где-то здесь 22 января погибла колонна 1-й Славянской. Заведовал на «Палубе» веселый, бородатый мужичок Шум — хороший специалист, но оказался подверженным пагубному влиянию «зеленого змия». Очень подходящий позывной у этого персонажа.

Помню, как некоторое время спустя мы проводили масштабную имитацию наступления, чтобы отодвинуть излишне активные щупальца противника подальше от наших позиций. Мы готовили свою операцию со всеми видами приданного вооружения, с четко расписанными целями и временем поражения этих целей, с участием соседних подразделений. Дирижировать и слаживать всё это должен был Шум, но вечером перед днем икс — он пропал. Просто взял и пропал! Весь концерт трещал по швам, когда позвонил Марс с отдаленной позиции и спросил, не мой ли пьяный боец валяется прямо сейчас в его холодном темном подвале и готовится поехать на еще более строгий подвал в Донецк, где практикуют «крайне усиленное перевоспитание»?

Не в первый раз наблюдаю, как перед решающим днем непонятные мне люди по непонятным мне причинам ныряют в алкоголь. Поехал к Марсу, дал ему весь расклад, что это бесчувственное тело действительно мне нужно завтра утром, и я найду, как его оживить. По старой дружбе, но качая недоверчиво головой, Марс внял моим доводам и отдал это «сокровище». Холодная вода, проникновенно внятная беседа, снова холодная вода и ночь в подвале вернули бойца в строй как раз к началу. В целом у нас всё получилось, и мы наблюдали поспешный и сумбурный отход любителей «жабьих прыжков» (так ВСУ называли свои захваты новых позиций в серой зоне, всё ближе и ближе к нашей линии обороны) обратно в их укрепки на ВЧ и шахту.

Одной из причин этой, не слишком согласованной с командованием, операции послужил недавний подрыв наших бойцов на растяжке. В поисках лучших позиций Шмель и Бурят в сопровождении местного молодого казака прошли по земле соседнего подразделения. Видимо, укровские разведчики заметили их и поставили на тропе «Эфку». На следующий день пошли всё те же и Литейщик. Сильнее всех пострадал казачок, что шел первым, Шмель и Литейщик тоже попали в госпиталь, причем Литейщик весьма надолго. Один опытный и везучий Бурят, услышав щелчок, успел присесть и был как огурчик. Приехал Ирис разбираться, кто и какого хрена отпустил Литейщика — ранения подчиненных для командования всегда неприятны и болезненны, а тут еще пришлось срочно готовить ему замену. Назревал скандал с жесткими санкциями к Ирбису, старшему на позиции. Пришлось всё брать на себя — мол, это я отпустил. Ирис долго и пристально смотрел мне в глаза:

— Чтобы завтра я тебя не видел! Едешь домой!

Домой я не поехал. Зато мы здорово и надолго шуганули противника из минометов, АГС, «Утесов», БМП, СПГ, ПТУР и стрелкового. Соседи с удовольствием подключились, а я, вытащив Шума из-под ареста (за что он был благодарен), занялся сам его работой вплоть до нашего ухода в другое подразделение.

Разброд и шатание, присущие ополчению, ставили его в невыгодном свете перед регулярной армией с жесткой дисциплиной и субординацией. Тот, кто искал приключений, — обязательно находил их, расплачиваясь порой здоровьем и даже жизнью. Но именно инициатива каждого конкретного бойца ополчения, его старание и самоотдача не за страх, а за совесть, постоянный недосып, работа через «не могу» и позволяли нам сдерживать регулярную украинскую армию с гораздо большей численностью и с лучшим вооружением, с танками, артиллерией и авиацией, с незамаскированной помощью коллективного Запада. Не только сдерживать, но и бить их! Именно поэтому, чтобы оправдать свои неудачи и страх, щирые «воины света» и придумывали легенды о российском спецназе, полчищах чеченцев и конных-бронетанковых бурятах. Даже позорные договорные ротации не могли поколебать веру «доблестных киборгов» в свои же выдумки.

Такого я и не вспомню за всю историю войн. ВСУшники следовали на смену своих уставших и притихших товарищей в Аэропорт через блокпосты ополчения, предоставляя к досмотру свои вещи, боеприпасы, продовольствие. Противники, обычно смотрящие друг на друга в прицел, стояли в своеобразных позах «гражданин — полицейский», вполне мирно беседуя. Потом эти доморощенные «киборги» меняли своих ротируемых. А после отъезда последних «войнушка» возобновлялась с прежней силой. Эти «договорняки» и позволили украинцам держаться так долго в Аэропорту, каждый день унося жизни бойцов с обеих сторон.

У нас действительно был один бурят, правда, не конный — он своими ножками скакал по крышам, чтобы навести шороху в стане врага. Отличный охотник с чутким слухом, но перед стрельбой он цеплял на свой курносый маленький нос большие очки — возраст брал свое. Каждый делал, что мог, — каждый выкладывался на все сто! А других у нас и не было — настоящие мужики, добровольцы, четко понимающие, что они делают, для чего и чем может обернуться их героическая инициатива.

Мы с Каюмом (нашим оператором ПТУР) и везучим Бурятом бегали по всей Промке, часто по разбитым кромкам и карнизам, в поисках новых мест для НП и пуска ракет. Поднимаясь на «Старую Палубу», которая была еще ближе к противнику, мы стояли пять-семь минут на лестницах между этажами, в ожидании скорого прилета вражеского ПТУРа по крыше, что случалось совсем нередко — глаза повсюду. Однажды Интеллигент у пробитой в стене дыры с биноклем выискивал цели на ВЧ — видимо, блеснул окулярами. Прилетел ПТУР метра на два левее, пробил бетон и взорвался. Каким-то чудом Интеллигент отделался лишь контузией — говорит, сзади за жопу что-то приподняло и чуть наружу через дыру не вытряхнуло.

Со «Старой Палубой» много рискового веселья связано — слишком уж близко она была и выделялась очень, пару раз и я там под прицельный огонь попадал. Наши парни тоже оттуда работали — вот и Шамай продолжал свою снайперскую дуэль с противником. Он часами там лежал, высматривал, а тут проморгал — на «Блесне» был. С украинской стороны отработали по бойницам, Шамай бегом на «Палубу». Дальше я постараюсь сохранить его лексику:

— Забегаю на второй этаж, к своей «лежке», а там слева пулемет и впереди там, б… стоит америкос, б… Техас наш и второй испаньола — не помню, как его (в нашем отряде действительно были испанцы и американец), рты открыли и не на шутку собираются куда-то огонь открывать. А я, х… и свой-то язык не знаю толком! И как мне им сказать, чтобы съе… потому что мне срочно работать надо?

Я его спрашиваю, чего на «Новую палубу» не побежал? Шамай, без тени улыбки, отвечает:

— Не люблю я на «Новую» ходить. Помню, там один раз связь пропала (а нас предупреждали — нет связи, позиция считается захваченной). Ирис — вытащил гранатомет и въе… б… прямо по нам, потом еще вые… всех, на «Блесну» вытянул и отжиматься заставил, б…! Ему говорят — связь х… а ему до п…!

Но вернусь к ПТУРам. Чтобы отправить ракету на цель, надо найти не только эту цель, а прежде всего место для выстрела. Ничего не должно мешать проводу управления, который тянется за ракетой во время полета, поэтому выстрел приходилось производить с точки, где ты видишь всё, но и все видят тебя.

8–12 секунд лёта снаряда тащились бесконечно долго — я вообще не знал, что время бывает таким вязким и тягучим — пот градом заливает глаза, от напряжения и стресса теряешь по 1,5–2 килограмма за выстрел, ожидая возможной «ответки». Потом со скоростью звука сворачиваешь установку и бежишь с крыши в подвал, перепрыгивая ступеньки. И это не считая оглушительного удара по ушам, сопоставимого с выстрелом из пушки, которую ты вынужденно «обнимаешь», держа управление двумя руками.

Иногда ракета выходила, но маршевые двигатели не срабатывали, и она метров через тридцать взрывалась. Поэтому запускать ее через головы товарищей было рискованно, но и сзади находиться опасно. Бывает, что ракета вообще не выходит — жужжит так противно, надо время выждать, а Ганс с непривычки испугался и решил сзади пробежать на выход — тот пуск на крыше был. Вот она подождала и вышла, как раз когда Ганс пробегал — реактивные газы его в бордюр впечатали, хорошо, что тот высокий был! А так — три этажа лететь…

Далеко не всегда мы достигали цели. Однажды Буржуй высмотрел с «Профсоюза» два силуэта бронетехники противника на расстоянии примерно трех километров. Каюм выпустил две ракеты, я смотрел в бинокль — обе не дошли около ста — ста пятидесяти метров. После разрывов те экипажи, нагло засунув руки в карманы, вышли посмотреть на наши старания. Возможно, более крупная, но неясная цель была передвижной РЛС в сопровождении четко видимой БМП, возможно, среди экипажа находился очень хороший человек — будущий композитор или писатель, и потому Всевышний отвел от него такую серьезную угрозу… И на этот раз мы спускались медленно и задумчиво.

На самом деле и подходящих крыш-то было немного. Пришлось даже работать с технических авиационных стремянок на голом, как бильярдный шар, лётном поле рядом с «кладбищем самолетов» с прекрасным видом на противника и сногсшибательной, гулкой акустикой на многие километры — поистине незабываемые впечатления! Наша активность постепенно приносила результаты — вражеские ПТУРщики и бронетехника стали очень «стесняться» показываться в поле зрения.

Я возвращался в расположение отряда, когда увидел в боксах возле «Блесны» белый и на удивление чистый «бусик». Рядом стояли незнакомые бойцы, разговаривали с нашими. Я подошел. Так мы и познакомились с веселыми ребятами из СОБРа — потом не раз работали вместе. Старшим у них Валера Старый — высокий, улыбчивый мужик, с которым мы сразу нашли общий язык и легко сдружились. Они на время оставили нам ПТРС 1943 года выпуска с патронами 14,5. Мы сразу прозвали эту неприхотливую и надежную машинку «Дедушкин пистолет», и Бурят теперь таскался с ней по своим крышам, чтобы «кошмарить укропа». Лучшей антиснайперской игрушки нельзя было и придумать — очень неуютно высматривать цель, когда рядом прицельно буравит воздух более крупный калибр.

Собровцы приезжали группой поработать — получалось неплохо, за исключением одного случая, когда мы по ошибке «дружественно» накрыли позиции соседнего подразделения. По полю между нами украинский снайпер выползал — молодец, конечно, — и работал по нам. Мы решили: из-под моста бьет — и насыпали АГСом. К сожалению, такое тоже случалось в этой треклятой войне — еще раз приношу извинения ребятам Креста, благо обошлись только ранеными.

Иногда наши новые друзья приезжали вдвоем — Валера Старый и Сережа Грек — попить чайку, повспоминать былую мирную жизнь. Воевали они тоже с 2014-го, с самого начала — рассказывали о родном Докучаевске, как город был под оккупацией, как освобождали его. Правда, многострадальный Докуч и сейчас находится под «Дамокловым мечом» постоянных обстрелов. Порой и я ходил к ним в гости — эта дружба помогала боевому слаживанию подразделений по всей линии фронта на низовом уровне, который значительно быстрее и оперативнее долгих запросов через штаб.

Валера Старый погибнет 9 июля 2015 года — светлая ему память! Я был тогда очень далеко и ничем не мог помочь другу, истекавшему кровью так близко от того места, где мы познакомились. Он звонил мне тем летом — я не помню точной даты. Узнав, что я далеко, положил трубку. До сих пор думаю — не тот ли это был день… О его гибели я узнаю только через две недели.

К Колючему, прямо на передний край, приехал автор-исполнитель душевных, лирических романсов о любви, войне и Донецке — Володя Пшеничный. Сам с уральского шахтерского городка, он буквально переродился и стал настоящим дончанином, как и многие из нас, полюбив этот прекрасный, мужественный город с миллионом роз и героическими жителями сразу и навсегда! Он пел простые, такие искренние и нужные каждому слова, играя на звонких струнах наших душ и своей гитары. Володя стал частым, желанным гостем и другом батальона «Хан», куда мы перешли в мае месяце. Спасибо, брат, за твои песни! Как неохота возвращаться в тяжелый душный мир войны!

День Победы мы встречали светлым, солнечным утром задорно и громко, с салютом и песнями, стрельбой в воздух и искренними поздравлениями. Как никогда, мы чувствовали этот праздник, чувствовали наших дедов и прадедов — как никогда, мы понимали, через какие испытания они прошли — весь наш Великий Народ! Как важен этот День и тогда, и сейчас! Противник же, отказавшийся от своей истории, от крови своих предков, говорящий на том же русском языке, но струсивший и предавший себя в 2014 году, сидел молча и жалко в своих окопах, наблюдая за нашим торжеством! Какие из ваших выдуманных праздников могут сравниться с 9 Мая?!

Мы передавали позиции ребятам Перевозчика. Добровольческая вольница ополчения окончательно уходила в прошлое — строилась регулярная армия. Половина отряда переходила в батальон «Хан», остальные расходились по другим подразделениям или уезжали домой… Общее фото на память и недолгое прощание. В расположение уехали и «хановские», а я остался на неделю — передавать дела на своем посту. Вот тогда и случилось очередное обострение — противник, несомненно, узнал о ротации и решил проверить новый и еще не полный гарнизон. Становилось жарко — 5D-кинотеатр поражал своей дикой реалистичностью, пришлось вызывать помощь, благо на минометах еще оставался Контрабас. Слышу по рации знакомый голос:

— «Профсоюз» — Контрабасу! Как там у «Палубы» дела? Может, подсобить?

— Рад тебя слышать, братик!

Пошла долгожданная «ответка»:

— Ну что, брат, давай насыплем напоследок…

С базы, узнав о моих трудностях, вернулись парни, которые уже отмечали окончание своего очередного боевого этапа, — это дорогого стоит! Каюм сказал, что приехали только из-за меня. Укров успокоили — всё встало на свои места.

15 мая от «Хана» приехала группа Муслима провести рядовую, в сущности, разведку. Я ввел их в курс дела, поднялись на «Палубу», обсудили задачи и весь завтрашний путь. Муслим молодой, перспективный парень, которому всё интересно и нужно. Он всю ночь не спал, колобродил и нервничал. Рано утром 16-го вышли — я первый, следом Солдат, Кусок и Муслим замыкающим. Снайпера прикрывали со «Старой Палубы» и «Блесны», еще группа ждала на выходе. Спокойно дошли, встали, развернулись, стали отходить — задачу выполнили.

Неприятное чувство пришло неожиданно и мерзко — запах Смерти ни с чем не спутаешь. Невидимая преграда физически давила на грудь — не могу по-другому объяснить свои ощущения — я и сейчас всё четко вижу и чувствую! Где-то впереди по этой зеленке погибли Сухарь и Альпинист — хорошо, что нам туда не надо. Мне показалось, все с облегчением смотрели на мой жест — возвращаемся! Да вот только Муслим уже придавил каблуком ту злосчастную, старую, упавшую растяжку на МОН-50, через которую мы втроем прошли, не заметив, туда и обратно. Я помню его сосредоточенный взгляд, тихий голос, простые слова, что все в порядке, — пропустив нас, он развернулся…

Костя Кусок ранен в колено — быстро накладываю жгут, вколол антишок. Солдат держит под прицелом зеленку за спиной. Я вернулся к Муслиму — попробовал тащить, но одному не справиться, — повернул на спину, заглянул в глаза, которые смотрели так далеко, что мороз по коже. Забрал пробитое насквозь оружие и рацию — передал Солдату. Перекинул Костину руку через плечо, Солдат замыкает в прикрытии — противник рядом, а хлопок от взрыва приличный. Доковыляли до своих. Бегом на «Блесну» за машиной — раненого отправили в госпиталь. Доложили в батальон — а душу на части рвет! Приехал Вольга со второй группой, прошли по соседям, договорились о прикрытии минометами, я на «Палубу» — рация до боли зажата в кулаке — как же я не доглядел! Вместе с командиром ждем… Группа медленно пошла за Муслимом — ребята забрали его, тихо вышли.

Заканчивается мой второй этап с горьким опытом. Бесконечная война продолжается, собирая свою ежедневную, страшную жатву с обеих сторон фронта.

17 марта 2021 года