COVID-19, начальство и тюрьма. Рассказ о биооружии
«Я предлагаю вам обратить внимание на тот факт, что в мире как на дрожжах растут всё новые и новые биолаборатории, находящиеся под контролем США. Причем по странному совпадению — в основном у российских и китайских границ».
Секретарь Совета Безопасности РФ Николай Патрушев, 8.04.2021
Мне с детства было интересно, как устроено всё живое. Больше всяких игрушек. Поэтому, когда в первом классе мне попался в руки учебник по анатомии для седьмого, меня было от него не оторвать. Я с увлечением рассматривал внутренние органы, читал об их устройстве и болезнях.
Мне казалось, что вылечить можно всё, что угодно, надо лишь верно подобрать метод.
На биологическом факультете меня выводила из себя коммерция, захватывавшая всё новое и новое. Я хотел идти в бесконечность познания, а не обогащения, в которую уже стремились многие наши преподаватели.
Вирусы стали моей страстью именно от желания побеждать болезни. «Инфекция — это прямое столкновение организма со злом», — думал я.
Я побеждал на олимпиадах, потому что любил биологию. Меня, правда, в какой-то момент стало радовать только одно — приближение к ответам на сложные вопросы, а напитывать свое самолюбие резко разонравилось.
Когда на старших курсах мне предложили работать в центре, связанном с военными, я согласился. Мне это показалось каким-то исходом из коммерческой тины, которой являлось всё вокруг: зовущие на стажировки фармкомпании, проекты преподавателей и поиски счастья в другой профессии.
Расчет, в общем, оправдался. Лаборатория помогла мне построить свой мир, в котором было всё, что нужно. Я спокойно занимался исследованиями, о которых, в сущности, мечтал с детства.
Коллеги в столовой травили байки о том, как будут корчиться сотни миллионов людей, если выпустить тот или иной штамм, я, слушая их, понимал: в современном мире нет явной воли, способной истреблять миллионы, как это делали нацисты. Этому миру, его хозяевам, пока нужно что-то лукавое, когда не сразу и заподозрят подвох, а цель уже достигнута. А значит востребованы будут не смертоносные вирусы, превращающие города в кладбища, а что-то не такое страшное, типа усиленной простуды.
Поэтому, когда стал «греметь» SARS-CoV-2, я не удивился. Я только сразу понял, что всё происходящее в целом — это болезнь, от которой нужно найти средство.
Меня изумила убежденность всех и вся, что вирус имеет естественное происхождение. Мать в какой-то момент под нашим с отцом давлением перестала использовать бульонные кубики в супе. Так вот суп, сваренный из этих кубиков, трудно спутать с супом на натуральном бульоне.
Мои сомнения подтвердились, когда я посмотрел геном SARS-CoV-2. И трижды они подтвердились, когда я увидел четыре вставки, одна из которых… была явным «приветом» от кого-то из наших зарубежных коллег.
Сразу мне стало ясно и что делать нам, военным биологам: нужно повторить процедуру создания SARS-CoV-2 и в подробностях представить ее общественности, прежде всего научной. Вскоре я отправился к своему руководителю.
— Вы, Солодов, склонны самовыражаться, — сказал он мне. — А у нас — указание — не поднимать панику. Подумайте сами: населению скажут, что идет биологическая война. Как отреагируют? Вы умный.
— Люди не такие тупые, сделают выводы, — ответил я.
— Мы, Солодов, исполняем приказы. Государственная необходимость в том, чтобы сохранять спокойствие.
— А устраивать сумасшедший дом, который есть, это тоже необходимость?
— Солодов, у вас хорошая карьера, будут стажировки. Докторская. Зачем вам всё это? И потом я как руководитель не даю разрешения на то, о чем вы просите. И требую прекратить «творчество», которое вы с аспирантами затеяли в лаборатории.
В курилках тем временем разбирали устройство коронавируса, как музыканты в консерватории разбирают партитуры: где у Чайковского Вагнер, где Бетховен, а где — Шуман. По-моему, там не было ни одного человека, считающего, что вирус появился от животного, вид которого вызывает большое умиление, — от панголина. Его бы просто засмеяли.
В моей жизни была не только микробиология. Я очень много размышлял о том, как вообще устроена человеческая жизнь. И всё время приходил к тому, что судьбу, какое-то биение жизни и ее направленность, можно корректировать, как хирург или другой врач исправляет болезни в живом организме. Что есть болезни судьбы, от которых можно вылечить.
Сам я в этом плане считал себя здоровым и благополучным, и только эта история с коронавирусом не давала мне покоя. Я снова пошел к начальнику:
— Мы поднимем престиж нашего центра.
— Какой же ты упрямый, Витя.
— Вы сами нас этому учили.
— Ну, понимаю я всё. Что сделали этот вирус, что происходит большая афера, но нам запретили говорить об этом. Таков приказ. Сейчас для государства так лучше.
— С чего вы взяли?
— Не кипятись, сядь. Вот послушай: сейчас в лабораториях других стран уже лежат либо создаются новые вирусы, которые будут вызывать гораздо более тяжелые последствия. Мы должны изучать это и готовиться. Как в этом плане у тебя результаты?
— Готовиться к еще большему бреду, чем сейчас? Мне кажется, вы просто боитесь.
— Я тебя уволю, сука, — тихо сказал начальник.
В этот момент мой не лишенный уюта мир, который я строил все тридцать лет, рухнул. Ничто в жизни не производило на меня такого эффекта: ни провалы экспериментов, которые, я думал, позволят создать что-то важное, ни смерть близких, ни что-то еще. Сухие слова человека, который столькому тебя научил, и которого ты уже любил, как отца, подействовали, как если бы кто-то вдруг убрал землю из-под ног.
Я сглотнул слюну и вышел.
Десять лет я возвращался домой из лаборатории в радости, с чувством какой-то наполненности и кучей планов. В тот день я плелся как тяжелобольной.
Дома я включил Баха, который всегда приоткрывал мне что-то. В его музыке я впервые в тот вечер услышал скорбь миллионов, живых и мертвых, — неизбывную. Казалось, ее невозможно искупить. Я впервые понял эту музыку. И у меня был только один вопрос: «То есть без катастрофы человек вообще ничего не понимает?» И в этот момент я вспомнил о тех более страшных вирусах, о которых сообщил начальник.
На следующий день я был в его кабинете. Он сидел в своем кресле за столом. После непродолжительного, но очень напряженного молчания я вдруг ударил его. Разбил очки. Это был первый удар в моей жизни.
Начальник удивился, схватил меня за грудки и сильно пробил головой в лицо. Все перед глазами повело. Руководитель бросил меня на пол и начал «обрабатывать» ногами. В кабинет ворвались.
— Сука! — кричал начальник. — Не понимает!
Примерно разобравшись, что произошло, меня отвели в «Особый» отдел. Там долго расспрашивали, направили на психиатрическую экспертизу. Вскоре меня уволили.
Я публиковался в Интернете, пытаясь хоть кому-то объяснить, что происходит, но меня не слышали. Потом на меня завели дело и посадили.
В минуту, когда я сидел в специзоляторе, рисуя воображением на каменной стене длинные органические соединения, раздалось четыре щелчка тюремного ключа и вошел надзиратель.
— Солодов, к начальнику тюрьмы.
Мы проследовали по длинному коридору, лестнице и еще одному коридору в кабинет за большой дверью.
— Солодов, я хочу назначить вас на работу в библиотеку, — сообщил начальник. — Там творится бардак, и это не идет никому на пользу.
Я знал, что просто так в библиотеку не определяют. Кто-то попросил. С самого начала, как в лаборатории начались трудности с SARS-CoV-2, меня не покидала догадка, что кроме тех, которых представлял руководитель, есть рядом и другие силы.
Читайте другие части:
12. Чиновник не выполнил норму по вакцинации. Что было дальше
11. Как на YouTube удалили ролик о вакцинации из России
10. Что чувствовали создатели коронавируса
9. Женщину прозвали ведьмой за отказ от вакцинации
8. Директор корпорации указал на цель пандемии
7. Кровавая вакцинация. Какие «волки» ее навязали
6. Что последует за ненавистью к вакцинации в России
5. Издержки в борьбе с COVID-19 могут превзойти приобретения
4. Президент США решил раскрыть создателя пандемии
3. Военный биолог: сбежавшему из лаборатории вирусу дали распространиться
2. COVID-19, начальство и тюрьма. Рассказ о биооружии
1. «Западло было как-то дома сидеть». Рассказ о странном ковидном
