«Западло было как-то дома сидеть». Рассказ о странном ковидном

Отец говорил: «Любовь к людям — не верь. Это выдумали. Когда почувствуешь в себе силу, как зверь, проверишь ее, и вдруг в какой-то ситуации тебе не захочется, как зверь, вести себя — почему-то… вот это существует. Но это не любовь, нет».

То же самое я понял в училище, глядя на лучших наставников: врачей, которые входили в операционную и точно знали, что будут делать; врачей, которые смотрели на больных и быстро понимали, с кем имеют дело: будет человек бороться за жизнь или нет; врачей, которые брали деньги, когда им предлагали — но потому что предлагали именно им — и когда это была сумма, говорящая об уважении к мастерству.

Они были мастерами — лучшие наши наставники — вот что. Быть мастером — это и есть добро. Не иметь убеждение, что кого-то зачем-то там надо любить, не думать о каком-то боге, парящем в небе, а коротко и просто: быть мастером. А кто таковым не является, для того делать добро — это про дурака, который лоб расшибет.

Не знаю, зачем я брал дополнительную нагрузку в пандемию. Западло было как-то дома сидеть. Уже многие годы ощущения от жизни были как от фильма: он был интересный и даже захватывающий, спецэффекты не дают оторваться, но за всем этим — что-то не то.

Если я был и не в отличной физической форме, то только из-за перегрузок в больнице. Как хорошо ни занимайся спортом и как ни составляй рацион питания, реальный рабочий день по 16 часов кое-что меняет в крови не в лучшую сторону.

Дети и жена, которых я видел, каждый раз приходя домой, казались всё время тоже частью какого-то фильма — хорошего теплого семейного фильма, какие умеют снимать в Штатах (наше кино я не люблю). Больница, на самом деле, то же самое, в какие бы передряги мы не попадали в реанимации. И дорога из дома до больницы то же самое.

И отпуск, в который мы с семьей в то лето поехали в далекий Таиланд, тоже был частью фильма, а не реальности.

Не знаю, зачем я взял в пандемию сверхнагрузку. Денег в семье было уже достаточно.

Сложнейшую, если вдуматься, работу я выполнял как автомат. Безупречный и совершенный. Это ли мастер?

Я считал себя если не мастером, то на что-то способным.

Реаниматолог, который работает с больными категории «вип», — номер мобильного этого врача есть у этой категории людей. И его телефон всегда может получить вызов с той или иной просьбой, на которую нельзя ответить отказом.

Так было и в тот день. Позвонил абонент уровня замминистра и попросил место для ковидного отца его жены. Я подумал сперва, что он мог бы позвонить и начальству, но действия мои вскоре были простыми, как на заводском конвейере: дошел до кабинета завотделением, постучался, улыбнулся, проговорил то, что нужно, и получил ответ:

— А в чем проблема? Палата есть.

Через два часа дедушка уже проходил осмотр и сдавал анализы.

Первое, что было необычно: от него пахло спиртным.

— Возиться тут с такими, как я! — он внимательно смотрел на меня.

— Ну что же вы?

— Да всё я вижу. Я ехать-то к вам не хотел.

— Ну-ну-ну… Давайте мы вам давление померяем.

Я, как водится, представлял осматриваемого больного в реанимации. Прикидывал, что нам с ребятами предстоит.

— Ты вот сейчас оцениваешь мое тело, — как бы читая мои мысли, сказал дед, — а ведь мы могли бы поговорить о чем-то интересном.

Однажды в детстве я спал, а брат решил пошутить и обдал меня водой. Я тогда нисколько на него не рассердился. И помню, что в тот день у меня было какое-то особенное настроение, словно в клумбах стало больше цветов, а пение птиц рождало что-то музыкальное. Такой же эффект на меня произвели слова деда. Будто мой, длившийся не то десять, не то больше лет сон, прервался.

— Давайте поговорим, — с удивлением ответил я.

— А дома тебя не ждут? — поинтересовался старичок.

— Ждут, — честно ответил я.

— Вот и ступай.

Жена удивлялась мне. Быть может, впервые она видела человека, уже говорившего с ней и с детьми «не из-за той стены фильма». Я говорил другим голосом и смотрел другими глазами.

На следующий день дед был уже без сознания. Перевели в реанимацию.

Я работал не просто как надо, а с включением чего-то дополнительного. Я хотел вытащить его.

К вечеру в сознание он так и не пришел, и я решил остаться в больнице на ночь. Завотделением понимал, что клиент важный. И вот, зайдя в палату часов в шесть утра, я увидел, что дед очнулся.

— Как чувствуете себя? — не дежурно-приветливо, как привык, а с каким-то рвением спросил я.

— Да всё у тебя будет хорошо, — засмеялся дед приводящим в чувство голосом. Этот голос не был слабым, как у всех, кто лежит в реанимации. После его слов, такое впечатление, что ни мне не нужно было у него ничего спрашивать, ни ему мне говорить. Но он добавил:

— Денег еще больше будет, — и опять засмеялся.

— Мне… не нужны деньги, — растерялся я.

— Не ври — и будешь счастлив, — ответил он. Ты лечишь меня, и мне и в голову не придет тебя в чем-то здесь укорять. Ты молодец. Только запомни: вы меня не держите. Я сам собой распоряжаюсь во всем. А рассказать — я расскажу.

Дед продолжал:

— Чтобы этот, кто меня сюда отправил, стал, кем он стал, потребовалось десять минут. Я поговорил с одним человеком. Чтобы мать его жены стала моей женой, понадобилось пять минут. Мы познакомились в метро. Чтобы мне продолжить свой путь, понадобится меньше минуты.

Дед закрыл глаза, и я увидел на приборе, как частота сердечных сокращений стала уменьшаться. И если раньше во всех подобных случаях по мне проходил холодный пот, то в этот раз я смотрел на происходящее абсолютно спокойно. Ворвалась дружная реанимационная команда, с которой мы одинаково хорошо доставали людей с того света, отжигали на корпоративах и прыгали с парашютом.

— Ты знаешь, чей он?! — это были первые слова нашего анестезиолога Наташи. В этот момент как будто что-то вселилось в меня. Я ударил ее. И как только дух вернулся, я спокойным и понятным тоном руководителя сказал:

— Вычту из зарплаты.

Команда принялась работать. Срывы у врачей в нашей больнице были, поэтому к моему странному поступку коллеги отнеслись в ключе «перегрелся». Но когда начинаются реанимационные мероприятия, возникает некий водоворот, который втягивает. Вот и я скоро втянулся и уже привычно давал команды. У Наташи из носа текла кровь.

Я не просто втянулся и не просто делал всё, как надо. И не просто было с моей стороны что-то дополнительное. Такое впечатление, что в тот момент я каким-то непостижимым образом учуял всё устройство деда, каждую его клетку, и чувствовал себя в силах исправить в нем всё, что нужно. Но меры были без результата. Аппарат показывал ноль.

Мы не любили проигрывать ни в страйкбол, ни в «старкрафт», ни здесь, и все помнили, «чей он», но через пятнадцать минут вынуждены были угомониться. Наташа вся была в крови, своей и чужой.

Стали слышны выдохи вымотанной команды. Работать в скафандрах в ковидную пору было чудовищно.

В реанимациях нет окон, но мне показалось, что я посмотрел в окно. Ребята постепенно стали выходить. Я был последний и задержался.

— Я же говорил, — абсолютно живым голосом сказал дед и так же, как раньше, рассмеялся. Аппарат показывал ноль ударов.

— Простите, — только и мог сказать я. И вышел.

Из больницы меня уволили. Никакие связи не помогли, даже те, которые, я считал, не могут не помочь. И дальше я всё только терял. Эти события моей жизни, на самом деле, были гораздо тяжелее, чем хождение в течение суток в ковидном скафандре, но никогда уже с тех пор не было того сна на бегу.

Читайте другие части:

12.Чиновник не выполнил норму по вакцинации. Что было дальше

11. Как на YouTube удалили ролик о вакцинации из России

10. Что чувствовали создатели коронавируса

9. Женщину прозвали ведьмой за отказ от вакцинации

8. Директор корпорации указал на цель пандемии

7. Кровавая вакцинация. Какие «волки» ее навязали

6. Что последует за ненавистью к вакцинации в России

5. Издержки в борьбе с COVID-19 могут превзойти приобретения

4. Президент США решил раскрыть создателя пандемии

3. Военный биолог: сбежавшему из лаборатории вирусу дали распространиться

2. COVID-19, начальство и тюрьма. Рассказ о биооружии

1. «Западло было как-то дома сидеть». Рассказ о странном ковидном