Куда ведет Пакистан кризис власти. Часть 2
Продолжение. Начало в № 576
После всеобщих выборов 8 февраля 2024 года в Пакистане правящая партия «Пакистанская мусульманская лига — Наваз» (ПМЛ-Н) всё же смогла удержать власть, отобранную у бывшего премьер-министра Имрана Хана и его партии «Движение за справедливость» (ПДС). Однако, как мы говорили в предыдущей части, для победы ПМЛ-Н была вынуждена пойти на компромисс с другими политическими силами, которые отнюдь не стремятся разделить с ней бремя власти в условиях глубочайшего хозяйственно-экономического кризиса. И это совсем не способствовало укреплению положения правящей партии. Но еще более важно то, что ПМЛ-Н пришлось стать локомотивом масштабной политической и хозяйственной «перестройки», которая началась в Пакистане при самом активном участии военных элит, одной из главных сил в стране.
В предыдущей части мы рассмотрели проявления «перестройки» в административной, военной и политической сферах жизни Пакистана. И прежде чем перейти к оценке собственно экономической ситуации для полноты картины необходимо вкратце рассмотреть и то, как политические процессы затронули судебную власть.
Осенью 2023 года место главы Верховного суда занял Кази Фаез Иса, который сменил на этом посту Умара Ату Бандиала. И хотя уход последнего произошел в плановом режиме, Верховный суд перед этим сотрясали нешуточные скандалы, которые свидетельствовали о почти неприкрытом расколе в рядах судей на группы сторонников и противников Бандиала. Судью Бандиала открыто упрекали в том, что он поддерживает Имрана Хана и проводит через Верховный суд те решения, которые выгодны партии бывшего премьер-министра.
Однако нельзя сказать, что у решений Верховного суда была именно такая прямолинейная мотивация. В первую очередь потому, что тот же главный судья Бандиал весной 2022 года фактически обеспечил отстранение Имрана Хана. Кроме того, все проводимые им решения были явно направлены на защиту существующей конституции Пакистана, которой уж слишком сильно пренебрегали сменившие партию Имрана Хана правительство и парламент, контролируемые «Пакистанской мусульманской лигой — Наваз» (ПМЛ-Н). Чего стоило только прямое и открытое игнорирование правительством решения Верховного суда о выборах в Пенджабе, вынесенного в апреле 2023 года!
Да и биографии у двух глав Верховного суда Пакистана тоже имеют очень показательные различия. Если Умар Ата Бандиал — это подчеркнуто светский судья, выпускник Кембриджа, начинавший свою юридическую карьеру в Лондоне, то Фаез Иса — это потомственный исламский судья (о чем прямо говорит титул «кази» в его имени), который долгое время работал в Федеральном шариатском суде Пакистана.
Надо отметить, что после прихода судьи Исы на пост главы Верховного суда в отставку подали сразу два судьи из «партии Бандиала», которые по старшинству должны были сменить Ису после окончания его полномочий. Дело в том, что срок пребывания главы Верховного суда на этом посту обычно составляет около двух лет, а судья Иса по плану должен покинуть этот пост уже в октябре 2024 года. Само собой, если победившая часть элит замыслила масштабное переустройство, она обязана позаботиться о том, чтобы не получить в Верховном суде нового оппонента прямо на старте «перестройки».
Более того, новый глава Верховного суда сразу после прихода согласился на ослабление своей власти. Фаез Иса пришел на пост под лозунгом о реформировании судебной инстанции и одним из первых решений поддержал поправку к закону о существенном ограничении полномочий главного судьи. А именно урезание его прав назначать коллегии судей для рассмотрения различных дел, а также инициировать разбирательства по собственной инициативе (suo motu), то есть без поступления заявления извне. Иными словами, если раньше главный судья мог назначить для рассмотрения какого-либо дела коллегию, например, из трех судей по своему выбору и получить нужное ему решение, то теперь он уже не может действовать так свободно.
Таким образом, реформирование систем власти затронуло все ее ветви без исключения и привело к очевидному ослаблению политической (включая законодательную) и судебной ветвей. Следовательно, усилились власть исполнительная и новые структуры, о которых говорилось в предыдущей части. Эти структуры и должны (во всяком случае, так декларируется) обеспечить экономический реванш и будущее благоденствие Пакистана. Под каким же знаменем предлагается осуществлять этот самый реванш? И главное, каково состояние хозяйствующего субъекта, который это знамя поднимает?
Тяни-толкай
Содержание лозунгов, поднятых на знамя, пожалуй, можно выразить следующей формулой: «Повысим инвестиционную привлекательность Пакистана в союзе с МВФ!» Естественно, для обеспечения этой самой привлекательности полезно присутствие благоприятствующих иностранному бизнесу экономических структур и поддержка мощного международного кредитора. Инвестиции в страну уже должны были бы потечь полноводной рекой, однако есть другая проблема: вкладывая деньги, бизнес хочет отбить сделанные вложения и заработать больше. Для этого важна устойчивость экономики и уверенность в завтрашнем дне, а с ней у Пакистана всё совсем не так хорошо, как хотелось бы.
Чтобы уберечься от быстрого дефолта в 2022 году, после отставки Имрана Хана, Пакистан нацелился получить дополнительную финансовую помощь от МВФ в размере $3 млрд. Правительство пошло на абсолютно все условия, которые фонд потребовал в обмен на простое продление «Программы расширенного финансирования» (EFF). Пакистан вступил в эту программу, рассчитанную на $6 млрд, для смягчения «ковидного» кризиса в экономике. Этот кризис имеет предельно ясное выражение в цифрах: только за прошедший 2023 год более чем на 500% (!) поднялись тарифы на газ, удвоились цены на топливо, а тарифы на электроэнергию выросли на 60% (без учета удвоения в 2022 году). Повышение тарифов в этих секторах, которые являются естественным базисом экономики, проводилось поэтапно, каждый раз вызывая всплеск инфляции. Но гораздо более серьезной проблемой стало закрытие или сворачивание деятельности экспортных предприятий, не способных быстро перейти от субсидированных моделей существования по тому же газу и электричеству к условиям «дикого рынка».
Последствия не замедлили явиться во всей полноте. В марте 2023 года спад крупной промышленности в Пакистане составил 25%, совокупный экспорт за апрель снизился на 27%. К июлю 2023 года сообщалось об общем падении индекса промышленного производства на 8%. Тогда же, к концу 2022/23 фискального года (на 30 июня) сообщалось, что годовой экспорт текстильной промышленности, одной из главных экспортных отраслей Пакистана, потерял 15%.
Всё это тяжелейшим образом сказалось на благосостоянии населения. К началу июня 2023 года потребительская инфляция составила более 48%. Мерами жесткой экономии, ограничением импорта и фактически полным запретом на вывод валюты за рубеж ее удалось сократить до 24% к концу лета, однако уже с середины ноября, стоило только правительству немного отпустить финансовые вожжи, инфляция снова взлетела выше 40%. По последним данным на конец 2023 года, она достигла 43%. Сейчас инфляционные индексы опустились на уровень чуть выше 20%, однако этому вряд ли стоит радоваться, принимая во внимание высокую базу цен 2023 года, от которой этот индекс считается.
На полях отметим, что запрет на вывод валюты за рубеж, как и невозможность ввозить в страну, например, промышленное оборудование из-за ограничений импорта, далеко не приятная опция для иностранных инвесторов, привлечения которых так добивалось правительство.
Госбанк Пакистана, который (опять же, с подачи МВФ) получил полную независимость от правительства в начале 2022 года, занялся очень знакомым нам в России таргетированием инфляции, задрав ключевую ставку до 22% по принципу «вижу цель, не вижу препятствий». Но опять же что-то пошло не так.
Пакистан, набравший внешних долгов на сумму 63 трлн рупий (около 20 трлн руб.) и имеющий международный кредитный рейтинг CCC (то есть чисто спекулятивный), оказался практически полностью отрезан от займов на внешнем валютном рынке. Где правительству брать деньги на обслуживание долга? Правильно, занимать на внутреннем рынке, в том числе — у коммерческих банков! Под какой процент? Естественно, никак не ниже ключевой ставки! Объемы займов таковы, что правительство фактически под ноль выгребает банковские средства, а госбанку приходится допечатывать недостающую ликвидность на ходу. Одной рукой таргетируют инфляцию, другой — ее же и производят!
Так что, несмотря на все меры по сокращению государственных расходов, с начала 2023/24 финансового года (с июля по ноябрь 2023 года) они оказались на уровне 4,8 трлн рупий (около 1,5 трлн руб.). Это на 43% больше, чем за аналогичный период прошлого года, причем львиную долю этой суммы составила банальная выплата процентов по внутренним и внешним кредитам и займам! По оценкам всё того же МВФ, в текущем фискальном году только на обслуживание внешних долгов Пакистан потратит 92% налоговых поступлений в бюджет (разумеется, если собираемость будет соответствовать целевым показателям, установленным ранее). А ведь помимо долгов есть еще необходимые расходы на оборону, социальную сферу, стратегическое развитие…
В условиях, когда валютные поступления от экспорта минимальны, как и многие другие статьи доходов, а налоги почти целиком уходят на обслуживание госдолга, деньги МВФ оказываются фактически единственным способом отсрочки экономического коллапса. Более того, это рычаг, через который можно управлять финансовой, экономической и даже политической ситуацией в стране: дали новый транш в срок — экономика дышит еще какое-то время; задержали — рынок в панике, напряжение стремительно нарастает.
Тут бы самое время элитам подумать об очень жестких и прозрачных для общественности мерах по спасению экономики, поиску относительно недорогих энергоносителей, чтобы как-то поддержать экспортные отрасли. Можно было бы вслед за Бангладеш (прежний Восточный Пакистан) все-таки объявить дефолт и, взвесив потери и приобретения, начать заново, без долгов. Наконец, как и при любом системном экономическом кризисе, консолидировать ресурсы и заняться всерьез борьбой с казнокрадством. Но вместо этого страна сейчас, по сути, превращена в машину по отъему средств у населения (через тарифы) и бизнеса (через налоги) в пользу кредиторов.
Именно в этой ситуации создаются те самые малопрозрачные консолидирующие ведомства с широчайшими полномочиями. Которые обещают какие-то заоблачные суммы зарубежных инвестиций! Например, сразу после создания Специального совета по поддержке инвестиций (SIFC) один из его руководителей, начальник штаба сухопутных войск Пакистана генерал Асим Мунир заявлял на встрече с представителями бизнеса, что вскоре Пакистан получит через этот совет $100 млрд от стран Персидского залива. Однако по итогам 2023 года страна получила от всех внешних кредиторов в общей сложности чуть более $9 млрд.
Разумеется, ни арабы, ни другие кредиторы совершенно не торопятся вливать в Пакистан свои миллиарды. Деньги даются в очень ограниченных объемах — и только в обмен на контроль над конкретными активами. Так, недавно в пакистанских СМИ прошумела история о том, как в длинную концессию Катару ушла значительная часть инфраструктуры в крупнейшем порту Пакистана, Карачи, причем по явно заниженной цене.
Так что на деле вместо обещанных денег через те же учреждения, наоборот, выводятся средства из Пакистана, а отсутствие гласности позволит им действовать еще более интенсивно и бесконтрольно. И вот, завершив девятимесячную и трехмиллиардную программу МВФ, страна уже нацеливается на новую программу, рассчитанную аж на три года.
Но задача международных кредитных организаций отнюдь не сводится к банальному ограблению очередной «жертвы» методом экономического удушения. Ведь Пакистан — довольно бедная страна. Да и МВФ выдвигает ему стандартные требования: либерализация рынков, снижение инвестиций в инфраструктуру, сокращение госсектора в экономике, сокращение социальных программ для населения, но не доводя затягивание удавки до удушения любой возможности экономического роста. Для грабителя лишать свою жертву возможности заработать денег не самая выгодная стратегия.
Дело в том, что у МВФ помимо общих требований есть и ряд специфических, которые направлены прямо против сотрудничества Пакистана с Китаем. Например, ликвидация привилегий по условиям выплаты долгов китайским энергетическим компаниям, работающим в Пакистане, или запрет на любые инвестиции, за исключением «зеленых» (то есть экологичных) проектов. Последнее ставит препятствия развитию китайских угольных энергетических проектов в Пакистане, а значит блокирует один из наиболее очевидных источников альтернативных энергоносителей — и сдерживает экономическое развитие.
Бедственное положение населения усиливает эмиграцию из 250-миллионного Пакистана. А мигранты могут быть и своего рода товаром, и инструментом давления США на трудовые рынки Европы с ее пресыщенным благами населением. Значит, Пакистан также может оказаться косвенно вовлечен в радикализацию населения этой самой Европы.
Наконец, США уходили из Афганистана в 2021 году, создавая там зону долгосрочной нестабильности, не для того, чтобы Пакистан имел возможность стабилизировать ситуацию на сопредельной территории своими силами. А значит, надо лишить его экономических возможностей, создать повод для ссоры между соседями — таким поводом уже стала деятельность Пакистанского движения «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), — а в идеале, конечно же, вовсе отменить саму возможность стабилизации региона в любой обозримой перспективе: хаос должен разрастаться.
Куда же двинется Пакистан, когда описанный выше конфликт элит разрешится в ту или иную сторону? И разрешится ли он вообще? Ведь если предположить, что за экономическим кризисом и «доброй» рукой помощи МВФ стоит более глобальная цель дестабилизации, то не худшим вариантом будет продолжение этого конфликта. Но для начала попробуем понять, вокруг чего, собственно, строится этот конфликт, заглянув в историю Пакистана. Благо, по историческим меркам в качестве самостоятельного государства он появился совсем недавно.
Камо грядеши?
Пакистан был основан в 1947 году как получившая независимость часть Британской Индии. Создавая Пакистан, лидер «Пакистанской мусульманской лиги» (ПМЛ) Мухаммед Али Джинна (1876–1948), конечно же, учитывал опыт Кемаля Ататюрка, который построил национальное государство в Турции. Одновременно группа Джинны ориентировалась на идеологию и философию индийского мусульманского деятеля XIX века сэра Саида Ахмеда Хана (1817–1898), соавтора «теории двух наций», для которого религиозная идентичность в национальном сознании индийских мусульман была принципиально важнее языка и этнического происхождения. То есть в этом смысле он существенно отходил от классической формы построения национальных государств эпохи модерна с их безусловным отделением религии от государства.
На момент создания Пакистана у Джинны в распоряжении не было ни особого национального подъема (который был у Ататюрка), ни единства территории: Пакистан был разделен на западную и восточную части. Джинна, следуя логике построения национального государства, ввел в обиход единый язык урду, который был практически не знаком основной массе населения новой страны, а попытка культурного подавления Восточного Пакистана встретила решительный отпор населения этой части. В итоге уже к началу 70-х годов XX века восточная часть Пакистана отделилась и ныне носит название Бангладеш.
Джинна умер уже в 1948 году, когда его детищу было немногим более года от роду. Он так и не смог всерьез выстроить механизм отделения государства от религии, в том числе и потому, что исламская энергия масс была необходима ему в борьбе против Индии во время подготовки к отделению. А главный сподвижник Джинны, первый премьер-министр Пакистана Лиакат Али Хан был убит в 1951 году, совсем ненадолго пережив основателя Пакистана.
Вскоре после этого вектор на построение национального государства был в существенной степени размыт. Не вдаваясь в детали политических перипетий, можно с уверенностью говорить о том, что нынешняя партия ПМЛ-Н под руководством клана Шарифов имеет с оригинальной ПМЛ Джинны из общего только часть названия.
Ни один из последующих реформаторов, бравших курс на модернизацию Пакистана, — ни диктатор-генерал Мухаммед Айюб Хан (1907–1974), ни лидер «Пакистанской народной партии» Зульфикар Али Бхутто (1928–1979), отец убитой Беназир Бхутто, ни последний пакистанский диктатор-генерал Первез Мушарраф (1943–2023) — в итоге не смогли ощутимо продвинуться по пути модернизации Пакистана.
Их попытки встречали решительное и мощное сопротивление местной клановой системы, которая с завидной устойчивостью сохраняется в Пакистане по сей день, а также клановой «аристократии» — в первую очередь крупных землевладельцев, имеющих огромное влияние на происходящее в стране.
Для понимания конкретной природы нынешнего конфликта в элитах необходимо несколько подробнее остановиться на периоде правления генерала Мушаррафа, который продолжался с 1999 по 2008 год.
Он совершил военный переворот, свергнув уже упомянутого в предыдущей части статьи лидера ПМЛ-Н Наваза Шарифа с поста премьер-министра Пакистана, и взял курс на модернизацию государства. Он выделил из партии ПМЛ-Н самостоятельную часть, которую назвал «Пакистанская мусульманская лига — Каид» (ПМЛ-К), прямо адресуясь к имени Джинны (в народе последнего называют Каид-и-Азам, «великий вождь»). Эта партия усилиями Мушаррафа стала стремительно продвигаться к власти.
После событий 11 сентября 2001 года в США Мушарраф быстро предложил США услуги при ведении «глобальной войны» с терроризмом. Пакистан стал получать от американцев финансовую и военно-техническую помощь, а его экономические дела пошли в гору.
Тут надо упомянуть, что незадолго до прихода Первеза Мушаррафа к власти в Пакистане появилось также упомянутое в предыдущей части «Движение за справедливость» (ПДС). В 1996 году его основал бывший капитан сборной Пакистана по крикету Имран Хан, который пользуется огромными популярностью и уважением среди населения за то, что привел сборную к победе на Кубке мира 1992 года. ПДС поддержала режим Мушаррафа, также начав набирать популярность.
Однако, несмотря на некоторые успехи в экономическом развитии, Мушарраф так и не смог добиться окончательной модернизации Пакистана. Ряд исследователей говорят о том, что он выстроил слишком мягкую диктатуру, которая не могла провести в жизнь все необходимые реформы. Пожалуй, к этому следует добавить, что он не угадал и с выбором союзника по осуществлению своего плана. К тому времени США уже заявили миру о намерении «перестать сдерживать работу тяжелых сил демократии», по факту объявив войну всякому авторитаризму, а с ним и модернизации развивающихся стран.
К 2007 году его режим столкнулся с консолидированным давлением со стороны юридического и судебного сообщества, а также всех основных политических партий — и уже упомянутой ПМЛ-Н, и Пакистанской народной партии (ПНП), которую основал Зульфикар Али Бхутто — еще один яркий представитель клановой аристократии провинции Синд, который также предпринимал попытку модернизировать Пакистан до Мушаррафа. Даже ПДС с 2007 года перестала поддерживать генерала.
В январе 2007 года диктатор предпринял последнюю попытку разорвать фронт оппонентов и начал непростые переговоры о политическом союзе с лидером ПНП, экс-премьер-министром Пакистана Беназир Бхутто. 5 октября генерал-диктатор издал Указ о национальном примирении, по которому были амнистированы лидеры политических партий, осужденные за коррупционные преступления с 1986 года. Почти сразу после появления этого указа Беназир Бхутто вернулась в страну. Чаши весов в переговорах между Мушаррафом и Бхутто колебались от полного взаимопонимания до того, что Бхутто сажали под домашний арест.
Некоторые исследователи полагают, что Мушаррафу и Бхутто всё же удалось найти общий язык; в принципе, такую возможность нельзя отрицать, учитывая проект модернизации, который проводил в жизнь отец Беназир Бхутто. В этом смысле такой союз, если бы он в действительности состоялся, мог потенциально стать мощной платформой для проведения модернизации Пакистана. И потому его не могла не воспринимать как серьезную угрозу вся клановая аристократия, включая и партию ПМЛ-Н, управляемую главой семьи Шарифов — Навазом Шарифом.
Как бы то ни было, но 18 октября 2007 года, в день возвращения Беназир Бхутто в Пакистан, в трехмиллионной толпе встречающих в районе маршрута проезда ее кортежа был произведен двойной теракт, который унес жизни 130 человек. При этом сама Беназир Бхутто не пострадала.
А всего через два месяца после этого, 27 декабря, Бхутто была расстреляна на митинге в Равалпинди террористом-смертником, который после этого активировал взрывное устройство, убившее еще 20 человек. Некоторые полагают, что убийство Беназир Бхутто организовали сторонники погибшего в странной авиакатастрофе генерала Зия-уль-Хака, еще одного диктатора Пакистана, который, в свою очередь, казнил Зульфикара Али Бхутто. Но, как говорят в таких случаях, темна вода. Но основным виновником в смерти Бхутто признали самого Мушаррафа, и после этого его режим продержался менее года. Так закончилась последняя известная попытка строить национальное государство в Пакистане.
В итоге, несмотря на наличие довольно продвинутых элементов промышленности, а также ядерной энергетики и ядерного оружия, современный Пакистан нельзя назвать модернизированным государством. Он в значительной степени сохранил многие черты феодального строя с его крупными землевладельцами, которые являются фактически самовластными хозяевами на своих территориях. При этом местное население в значительной мере способно саморегулироваться за счет давних традиций: в нем есть и своя система социальной поддержки, и своя общинность (правда, нередко общины враждебно относятся друг к другу), и своя традиционная судебная система, которая действует намного более оперативно и эффективно, чем привнесенная извне и совершенно чуждая для большинства населения британская судебная система.
Ислам имеет большое значение с точки зрения поддержания единства этой многообразной общности народов и племен, однако он же и препятствует окончательному объединению государства в монорелигиозную систему вроде Ирана или Саудовской Аравии. На территории Пакистана проживает масса различных исламских течений, причем как шиитских, так и суннитских, которые имеют фундаментальные различия. Ровно по той же причине и исламисты, включая радикальных, не могут найти среди населения достаточной поддержки, чтобы всерьез бороться за власть и радикализовать Пакистан по религиозному принципу.
При этом само пакистанское государство является предельно слабым. С одной стороны, это дает ему возможность выстаивать в крайне сложных условиях, которые могли бы давно погубить любое национальное государство. Но, с другой стороны, местные элиты фактически не живут государственными интересами, по большей части занимаясь выяснением отношений друг с другом и решением своих личных (или клановых) вопросов.
В итоге перед лицом нависшего над Пакистаном глубочайшего экономического кризиса ни одна политическая сила в стране — ни правящая коалиция Шарифов и Бхутто-Зардари, ни оппозиция Имрана Хана, ни военные элиты, ни исламисты, насколько можно судить по сообщаемым ими стратегиям, —не имеет плана по выходу из сложившейся пагубной ситуации. То, что сегодня происходит в стране, пожалуй, является просто доламыванием остатков национального уклада, который пытался выстроить генерал Мушарраф. Смогут ли военные, находящиеся на заднем политическом плане, сыграть на противоречиях клановых элит и соорудить какую-то альтернативную национальную систему развития — вопрос открытый. Учитывая текущее положение дел, более вероятным ответом на него будет «нет».
Как бы то ни было, для преодоления кризиса и получения хотя бы призрачных шансов на развитие Пакистану нужно сильное государство. Только оно и сможет успешно взаимодействовать с Китаем — главным стратегическим инвестором. В свою очередь, Запад, как мы видим, неплохо использует МВФ и другие международные структуры, включая террористические, для сдерживания китайских интересов в Пакистане. Терроризм успешно играет на разогрев вражды между Пакистаном и Афганистаном, а теперь еще и между Пакистаном и Ираном. Конфликт с Индией вокруг спорной территории Кашмира, на который также с интересом посматривает и Китай, не позволяет наладить отношения и с этим соседом. Но самое главное — это запрещение и подавление любой возможности для развития Пакистана. Для этой цели, по-видимому, страну и пытаются вытолкнуть на рельсы исламизации. С учетом прошлых «успехов» исламизма в Пакистане, вряд ли этот процесс пойдет быстро. Но даже если всё сведется к ситуации почти феодальной раздробленности Пакистана с частично архаизированными и исламизированными анклавами под управлением «удельных князей», то цель эту можно будет считать достигнутой.
При таком сценарии ядерное оружие Пакистана может оказаться в любых руках и потому станет дополнительным «бонусом» при создании еще большего хаоса в регионе.
В заключение можно сказать, что подавление развития и есть та стержневая ось, на которую нанизываются все остальные проблемы Пакистана. В текущем состоянии его общество никак не может осознать своих государственных (национальных) интересов, а значит, не может и решить проблем, которые стоят на пути этих интересов.
