В огне брода нет. Кургинян оценил ситуацию вокруг Украины

Чуть позже я обсужу вопрос о том, каковы шансы на то или иное развитие конфликта между Россией и Украиной. Притом что на самом деле речь идет о конфликте между Россией и Западом. Но вначале я считаю себя обязанным сделать заявление, связанное с нынешней напряженностью, которая покамест еще ничем не обернулась. Поскольку тем не менее напряженность растет, осуществляется реальная эвакуация прорусского населения в Донбассе, то политический разбор ситуации под углом зрения возможности конфликта я считаю не только допустимым, но и абсолютно необходимым.

Вначале несколько слов о характере бурно разворачивающегося конфликта.

Если бы Западу нужна была демократическая Украина, входящая в Европу и НАТО, то он одним щелчком остановил бы героизацию Бандеры, не отвечающую ни умонастроениям и чаяниям еврейского народа, ценимого Западом, ни позиции поляков, тоже ценимых Западом и помнящих о злодеяниях Бандеры. Но Запад фактически поощрял и поощряет бандеризацию Украины. И это может быть связано только с одним ― с тем, что Украина нужна Западу для уничтожения России. Да-да, именно для уничтожения. А тут без Бандеры не обойтись. Это определяет всю расстановку сил ― как внешнеполитическую, так и внутриполитическую, не так ли?

Поддерживать врага своего государства нельзя ни при каких обстоятельствах, но если этот враг хочет расправиться не с режимом, а с народом и государством, то это уж совсем омерзительно. А мы имеем дело именно с такой ситуацией.

Если бы Западу нужно было как-то сообразовывать свою линию с какими-то правами человека, пусть самыми минимальными, то он опять же одним щелчком остановил бы преступную дерусификацию Украины, потому что лишить русских права называться коренным народом Украины ― это нечто.

Но Запад смотрит на это с умилением. И такой подход подтверждает всё то же представление о терминальности возможной войны. То есть о том, что в этом огне и вправду брода нет.

Такая позиция не является сколь-нибудь новой ни для меня лично, ни для движения «Суть времени». С самого начала бандеровского мятежа на Украине я дал именно такую оценку ситуации. Конфликт между бандеровской Украиной и Россией не является обычным конфликтом между двумя буржуазными государствами. Это конфликт между украинским нацизмом, нацеленным на уничтожение России, и Россией, худо-бедно сдерживающей этот нацизм.

В условиях обострения конфликта считаю необходимым дополнительное развитие данного тезиса, касающееся его соотношения с большевизмом и ленинизмом. То есть с тем, что для нас является историческим явлением со знаком «плюс». Как далеко мы готовы продвинуться в сторону этого самого знака «плюс»?

С момента создания движения «Суть времени» я настойчиво формулировал свое отношение ко всему, что касается идеологии поражения своего государства в военном конфликте. Считается, что подобный подход, основанный на праве использовать поражение в империалистической войне для запуска войны гражданской, применял Ленин. В этой статье я не буду подробно обсуждать, имело ли это место на самом деле. По мне так имело место другое ― стремление усилиями рабочего класса воюющих стран остановить империалистическую войну.

Но предположим, что Ленин считал допустимым содействие поражению своего государства в войне, не важно с кем ― с Японией в 1905 году или с Германией в 1914 году. Мол, государство ослабнет ― и легче будет совершить народную революцию. Если это было так ― повторяю, я-то считаю, что это вменяется Ленину его противниками и здесь рассматриваю такое понимание ленинизма именно как некое «если бы» ― так вот, если бы это было так, то надо было бы говорить о недопустимости ленинского подхода, о его фактической близости к национальной измене, о его избыточной аморальности и так далее. А также о том, что движение «Суть времени» никогда не встанет на путь поддержки чужого государства, воюющего с нашим государством, сколь бы негативным это наше государство ни было.

Пусть на этот путь встают особо подлые леваки. Движению «Суть времени» такой путь категорически чужд. Могут сказать, что этот путь дал результаты в виде построения сверхдержавы под названием СССР. Опять же, спорное утверждение. Но если отнестись к нему всё с той же позицией «если бы это было так», то надо указать на несколько ключевых обстоятельств.

Обстоятельство № 1 — Первая мировая война велась без ядерного оружия. Поэтому она представляла собой очень затяжной процесс, в ходе которого у западного противника, расколотого этой войной, не было возможности мгновенной интервенцией раздавить Советскую Россию. Да, сначала была немецкая интервенция, закончившаяся Брестским миром. А потом была интервенция Антанты. Но немцам в 1917–18 годах нужны были украинский хлеб и прекращение войны на восточном фронте, а не рейхскомиссариат в Москве и Петрограде. А Антанта была страшно ослаблена Первой мировой войной и натолкнулась на недовольство своих народов ее итогами и готовность своего рабочего класса поддержать советскую революцию. Плюс чудовищное утомление солдат и офицеров, которых зачем-то бросили в Россию. Плюс серьезное сопротивление большевиков.

То есть Ленин, если он действительно надеялся на ограниченность возможности Запада в том, что касается подавления советской революции, сыграл, образно говоря, в офицерскую рулетку. А большевистская партия поддержала эту игру. Ну так вот ― ни я лично как человек, ни движение «Суть времени» в той мере, в какой оно на меня ориентируется, никогда не будем играть в офицерскую рулетку в том, что касается судьбы народа и государства. Хорошо это или плохо ― решать другим. Но это так.

Обстоятельство № 2 ― западный мир не будет расколот в случае, если ему надо будет реагировать на болезненные для русских итоги возможного конфликта РФ и Украины. Так что никаких возможностей играть в офицерские рулетки не будет. Будет просто антигосударственный суицид, при котором Российскую Федерацию, парализованную революционной смутой, порожденной очень маловероятным, но возможным негативным исходом конфликта между РФ и Украиной, оккупируют тут же.

Обстоятельство № 3 ― если кто-то и начнет пользоваться таким негативным разворотом событий, то этот кто-то будет прямым сателлитом Запада. И установит этот кто-то не новый советский порядок, породивший впоследствии великую сверхдержаву и победу в Великой Отечественной войне, а полицайство в западных интересах, чреватое полным уничтожением страны.

Обстоятельство № 4 ― человеческий фактор имеет немаловажное значение в политике. О чем думали конкретные люди, возглавлявшие большевистскую партию в 1917–1918 годах, и каковы были их ценности, ― вопрос открытый. Я знаю, каковы мои ценности и ценности моих соратников. И твердо заявляю, что эти ценности несовместимы ни с каким, даже малейшим подрывом потенциала своего государства в момент, когда оно воюет с другим государством. Мы такой подрыв именуем предательством народа и государства. И ссылки на антинародность государства воспринимаем в этом контексте как фиговый листок, призванный прикрыть национальную измену.

Обстоятельство № 5 ― с самого начала конфликта между Россией и бандеровской Украиной мы определили свою позицию. Наши товарищи все эти годы участвуют в справедливой борьбе против бандеровской нечисти. И это является для нас обстоятельством фундаментального значения.

После того как завершено такое, крайне необходимое в собственно политическом смысле введение, я могу обсудить то, что происходит сейчас на Украине, под иным, собственно аналитическим углом зрения. Важная, а в чем-то и решающая часть такого обсуждения состоялась до того, как события приобрели столь острый характер. Произошло это так.

Пару недель назад я находился в Александровском и работал с коммунарами. Неожиданно мне сообщили, что белорусское государственное телевидение хочет взять у меня интервью. Как бы я ни был занят, у меня есть два телевизионных собеседника, с которыми я всегда найду время поговорить.

Первый из них ― Донбасс. Второй ― Белоруссия.

Этот порядок содержателен, потому что Донбасс для меня ближе всего остального. И я раньше начал диалог с его телевидением. Что же касается Белоруссии, то она для меня стала близкой после того, как огрызнулась против сил мирового зла примерно так же, как перед этим огрызнулся Донбасс.

Итак, я отложил все другие занятия и вышел на связь с белорусским телевидением. Мой очень милый, интеллигентный белорусский собеседник стал задавать достаточно точные и емкие вопросы, что бывает не часто. А мне почему-то больше, чем обычно, захотелось на них отвечать.

В итоге я впервые за долгий период изложил практически значимую системную модель происходящего. Эта модель без каких-либо серьезных корректив предложена читателю газеты «Суть времени» в предыдущем номере. И на уровне системного практически значимого моделирования мне к ней почти что нечего добавить.

В это «почти что» входит то, что я на вопрос «будет ли война на Украине» ответил, что скорее всего будет. И что спровоцирует ее Запад.

На что я опирался, давая такую оценку до нынешнего обострения?

Ведь уже после того, как я ее дал, Путин встретился с Макроном, и ситуация как бы смягчилась. Более того, дав эту оценку, я уехал из Александровского в Москву. А в Москве, хочешь не хочешь, с кем-то встречаешься для обсуждения сложившейся ситуации.

Встречаюсь я чаще всего с людьми, чей ум ценю и чьему человеческому благородству верю. Все эти люди твердо заверили меня в том, что войны не будет, очень вразумительно аргументировали эту свою позицию. А поскольку они еще и профессионалы (кто во внешней политике, а кто и в том, что касается специфики ведения военных действий), то их дружное «войны не будет» в определенной степени поколебало мою интуитивную уверенность в том, что война будет.

Но однажды, совсем недавно, я, возвратившись домой после одного из таких разговоров, сказал самому себе: «Послушай, сколько умных и благородных людей, обладавших в силу своего положения большей информированностью, чем ты, говорило тебе о том, что Советский Союз никогда не распадется? Но он распался ― причем в точности в соответствии с твоими прогнозами. А сколько таких же людей говорило тебе, что неприятности на Украине, произошедшие в 2014 году, рассосутся и уж точно не будет никакого конфликта в Донбассе? Так в чем же дело?»

Сейчас я попытаюсь ответить на этот вопрос и себе, и читателю газеты.

Вначале я заподозрил, что каждый раз, когда я сталкивался с ошибками в прогнозе, совершаемыми умными, благородными и высококомпетентными людьми, имело место примерно одно и то же. Но, уже заподозрив, что эти люди всё время наступают на одни и те же грабли, я еще долго не понимал, что же это за грабли. А со временем понял, что имя этих граблей, на которые раз за разом наступают, ― разумность, буквально вменяемая политическими аналитиками тому процессу, который они анализируют. Да, эти замечательные умные люди, делавшие ошибки, делали ошибки, потому что всегда исходили в своих прогнозах из того, что мир более или менее разумен. То есть они, говоря психоаналитическим языком, именно вменяли свою разумность миру. Еще бы! Если такой-то умный, тонкий и благородный человек поступил бы в такой-то ситуации таким-то образом, то значит, и все другие поступят так же.

То есть, конечно, кто-то из этих других более умен и благороден, а кто-то менее. Но ведь, во-первых, имеет место некое осреднение. Исторический процесс в его марксистской интерпретации ― это сумма огромного количества импульсов, порождаемых в первом приближении интересами. Но, в общем-то, не важно, чем порождаются эти импульсы. Важнее то, что каждый из таких импульсов ― это некий вектор. Что таких векторов огромное количество. А процесс идет по так называемой результирующей, то есть является суммой всех этих векторов. А такая сумма как бы умнее отдельных самых глупых своих слагаемых. А значит, она ближе к чему-то разумному. В итоге всем процессам в реальном мире умные и благородные люди вменяют нечто наподобие своего собственного ума, благородства, а главное ― разумности.

А во-вторых, умные и благородные люди не просто проецируют на других свой ум и свое благородство. Они еще и читают книжки, написанные совсем уж умными и благородными людьми. А эти совсем уж умные и благородные отличаются от просто умных и благородных тем, что они постигают общие закономерности, которым якобы подчиняются процессы. Они эти закономерности постигают и описывают в книжках, как и подобает совсем умным и благородным людям. А эти книжки читают не совсем умные и благородные люди, а просто умные и благородные люди.

Читая книжки, просто умные и благородные люди впитывают мысли совсем умных и благородных людей и, впитывая эти мысли, окончательно теряют способность руководствоваться собственным опытом. Хотя в принципе, что такое опыт? Это всё равно не просто твое столкновение с чем-то. Это отчасти еще и твоя интерпретация этого столкновения. Если ты умен и благороден, то и интерпретация твоя будет умная и благородная.

В итоге получается, что умные и благородные люди ошибаются в прогнозах. А ошибаются они потому, что вменяют свою разумность и разумность авторитетных для них научных гуру миру как таковому. А мир существенно безумен. И становится безумнее с каждым днем.

Вывод только один. Не приписывайте миру свою разумность. Научитесь опознавать тип безумия мира и включайте ваше воображение сообразно этому типу безумия. То есть рассуждайте так: «Если мир таким-то и таким-то образом безумен, то он поступит так-то и так-то».

Так начнется ли на днях крупный военный конфликт между Российской Федерацией и Украиной?

С точки зрения разумного человека, приписывающего свою разумность миру, этот конфликт все равно не должен начаться. И потому что подобные конфликты готовят не так. И потому что есть другие способы решить украинскую проблему. И потому что издержки вполне сопоставимы с приобретениями.

Но на самом деле вероятность развертывания такого конфликта крайне велика. Это не значит, что он развернется. Но вероятность возникновения конфликта резко больше, чем это следует из всей системы самых глубоких, нормальных, то есть разумных, выкладок.

И причина этого в одном. В том, что мир безумен. И описывать это безумство с помощью самых тонких разумных выкладок, ― это огромная ошибка.

Крайне несимпатичный мне герой «Записок из подполья» Достоевского является обладателем особого безумного ума, позволяющего ему что-то угадывать. Вот что говорит по поводу истории рода человеческого этот уникально умный негодяй, которого иногда называют подпольным злым гением. Да, понимаю, что речь идет о злом гении, с чьими оценками не обязательно надо соглашаться. Но ведь соглашаться и прислушиваться ― вещи разные. И прислушиваться к словам даже самых злых гениев всегда далеко не бесполезно. А в острые моменты ― так просто необходимо. Так что я позволю себе длинную цитату из «Записок из подполья», имеющую, как мне представляется, самое прямое отношение к текущему моменту.

«Попробуйте же бросьте взгляд на историю человечества; ну, что вы увидите? Величественно? Пожалуй, хоть и величественно; уж один колосс Родосский, например, чего стоит! <…> Пестро? Пожалуй, хоть и пестро; разобрать только во все века и у всех народов одни парадные мундиры на военных и статских — уж одно это чего стоит, а с вицмундирами и совсем можно ногу сломать; ни один историк не устоит. Однообразно? Ну, пожалуй, и однообразно: дерутся да дерутся, и теперь дерутся, и прежде дрались, и после дрались, — согласитесь, что это даже уж слишком однообразно. Одним словом, всё можно сказать о всемирной истории, всё, что только самому расстроенному воображению в голову может прийти. Одного только нельзя сказать, — что благоразумно. На первом слове поперхнетесь. И даже вот какая тут штука поминутно встречается: постоянно ведь являются в жизни такие благонравные и благоразумные люди, такие мудрецы и любители рода человеческого, которые именно задают себе целью всю жизнь вести себя как можно благонравнее и благоразумнее, так сказать, светить собой ближним, собственно для того, чтоб доказать им, что действительно можно на свете прожить и благонравно, и благоразумно. И что ж? Известно, многие из этих любителей, рано ли, поздно ли, под конец жизни изменяли себе, произведя какой-нибудь анекдот, иногда даже из самых неприличнейших. Теперь вас спрошу: чего же можно ожидать от человека как от существа, одаренного такими странными качествами? Да осыпьте его всеми земными благами, утопите в счастье совсем с головой, так, чтобы только пузырьки вскакивали на поверхности счастья, как на воде; дайте ему такое экономическое довольство, чтоб ему совсем уж ничего больше не оставалось делать, кроме как спать, кушать пряники и хлопотать о непрекращении всемирной истории, — так он вам и тут, человек-то, и тут, из одной неблагодарности, из одного пасквиля мерзость сделает. Рискнет даже пряниками и нарочно пожелает самого пагубного вздора, самой неэкономической бессмыслицы, единственно для того, чтобы ко всему этому положительному благоразумию примешать свой пагубный фантастический элемент. Именно свои фантастические мечты, свою пошлейшую глупость пожелает удержать за собой единственно для того, чтоб самому себе подтвердить (точно это так уж очень необходимо), что люди всё еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых хоть и играют сами законы природы собственноручно, но грозят до того доиграться, что уж мимо календаря и захотеть ничего нельзя будет. Да ведь мало того: даже в том случае, если он действительно бы оказался фортепьянной клавишей, если б это доказать ему даже естественными науками и математически, так и тут не образумится, а нарочно напротив что-нибудь сделает, единственно из одной неблагодарности; собственно чтоб настоять на своем. А в том случае, если средств у него не окажется, — выдумает разрушение и хаос, выдумает разные страдания и настоит-таки на своем! Проклятие пустит по свету, а так как проклинать может только один человек (это уж его привилегия, главнейшим образом отличающая его от других животных), так ведь он, пожалуй, одним проклятием достигнет своего, то есть действительно убедится, что он человек, а не фортепьянная клавиша! Если вы скажете, что и это всё можно рассчитать по табличке, и хаос, и мрак, и проклятие, так уж одна возможность предварительного расчета всё остановит и рассудок возьмет свое, — так человек нарочно сумасшедшим на этот случай сделается, чтоб не иметь рассудка и настоять на своем! Я верю в это, я отвечаю за это, потому что ведь всё дело-то человеческое, кажется, и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик! хоть своими боками, да доказывал; хоть троглодитством, да доказывал. <…>

Вы кричите мне (если только еще удостоите меня вашим криком), что ведь тут никто с меня воли не снимает; что тут только и хлопочут как-нибудь так устроить, чтоб воля моя сама, своей собственной волей, совпадала с моими нормальными интересами, с законами природы и с арифметикой.

— Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до таблички и до арифметики, когда будет одно только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает!»

Имеет ли какое-то отношение к реальности приведенная мною длинная цитата из произведения, написанного в 1864 году? Да, представьте себе, имеет. Лично я с глубокой и постоянной симпатией отношусь к министру иностранных дел Российской Федерации Сергею Викторовичу Лаврову. И глубоко убежден в абсолютной адекватности Сергея Викторовича. Но чем он адекватнее, тем острее должно быть его переживание неадекватности окружающего мира. Есть ли доказательства чего-то подобного? Да, есть.

Вот крылатое высказывание Сергея Викторовича, с которым 18 февраля 2022 года нас знакомят и телеканал Russia Today, и все информационные агентства, и официальный сайт Министерства иностранных дел РФ:

«Мы договаривались с госсекретарем Э. Блинкеном, что когда Россия направит свой документ и они ознакомятся с нашим видением ситуации, он был бы готов встретиться. Мы оба в этом заинтересованы. Это отвечает нашим интересам и планам.

Повторю, мы заинтересованы в том, чтобы подробнейшим образом объяснить американским коллегам и всем их союзникам по НАТО, что не можем удовлетвориться обещаниями. Тем более что письменные обязательства глав государств и правительств, требующие от натовцев учитывать наши интересы в полной мере (не говоря про устные гарантии, о которых президент России В. В. Путин не раз упоминал), оказывается, ничего не стоят. Так дело не пойдет.

Будем добиваться, чтобы всё было честно. Не хочу обращаться к жаргону, но у нас есть понятие — «пацан сказал — пацан сделал». По крайней мере, «понятия» должны соблюдаться и на международном уровне».

Вот уж чего бы мне совсем не хотелось, так это критиковать Сергея Викторовича, задействовав в этой критике апелляции к нормам хорошего тона. Пусть этим занимаются другие.

Я же совершенно не против любой эксцентрики как средства воздействия на оппонента, коль скоро оппонент мало вменяем, а ситуация наиострейшая. Я далее понимаю, что Лавров, перед тем как применить это средство, оговорил, что ему не хочется обращаться к жаргону.

И наконец, совершенно ясно, что обращение Лаврова к жаргону призвано нащупать хоть какие-то, пусть и жаргонные, точки соприкосновения. То есть Лавров говорит: «Мы понимаем, что вы гангстеры, но даже гангстеры имеют какие-то нормативные основания, позволяющие им договариваться друг с другом. И если вы отбросили все основания, то давайте хотя бы оставим гангстерские».

Но налицо достаточно серьезное отклонение от норм политического языка. И такое отклонение не может не восприниматься как свидетельство ядовитой небессмысленности замечаний героя Достоевского по поводу характера всемирной истории.

Лавров сталкивается с безумным миром и понимает, что реагировать на безумие с позиций рафинированной политкорректности невозможно.

И конечно, нельзя не поставить данное высказывание Лаврова в один ряд с высказыванием президента РФ В. В. Путина, адресованным президенту Украины В. В. Зеленскому. На пресс-конференции по итогам российско-французских переговоров, проходивших 8 февраля 2022 года, президент РФ по поводу Зеленского сказал следующее:

«Что касается Минских соглашений, живы они и имеют ли какую-то перспективу или нет. Я считаю, что другой альтернативы просто нет. Повторяю еще раз: в Киеве то говорят, что будут соблюдать, то говорят, что это разрушит их страну. Действующий президент недавно заявил, что ему ни один пункт не нравится из этих Минских соглашений. „Нравится, не нравится ― терпи, моя красавица“. Надо исполнять. По-другому не получится».

И опять же ― лично мне отнюдь не претит использование подобных сильных метафор нашими официальными лицами. И даже скорее наоборот ― такая склонность к метафорам, по моему мнению, далеко не худшее слагаемое ведущегося ими международного диалога. Конечно, мне бы хотелось, чтобы норма, которую упомянул Сергей Викторович, действовала не только во внешней, но и во внутренней политике. Где имело место не безыздержечное, как я глубоко убежден, нарушение этой нормы в связи с пенсионной реформой.

Но не об этом сейчас речь. Ситуация и впрямь предвоенная. И в такой ситуации ― не до претензий в части тех или иных изъянов внутренней политики.

Дело не в этих претензиях, а в существе сложившейся ситуации. То есть в том, что Запад, запуская конфликт между Украиной и Россией, считает, что Россия может рухнуть в ходе этого конфликта, либо потерпев военное фиаско (что крайне маловероятно, но возможно при соответствующей работе пятой колонны), либо не выдержать холодной войны 2.0. А этой войны, если она состоится в виде чего-то серьезного, Россия может не выдержать в силу устройства своей политической системы, приспособленной для малых напряжений в отношениях с Западом и неприспособленной для выживания в условиях эскалации подобного напряжения.

Прагматический вывод тут ясен. Либо нужно снижать напряженность, либо менять систему, либо проигрывать. Путин очень долго оптимальным образом снижал напряженность в наших отношениях с Западом. Он умеет это делать и, возможно, сумеет сделать это в дальнейшем. Но это не гарантировано. Кроме того, чем напряженнее отношения с Западом, тем выше должна быть поддержка внутри страны. А ее повышение требует очень существенных прагматических и экзистенциальных корректив.

Между тем менять систему Путин совсем не хочет.

И тут мы опять сталкиваемся с особым сплавом рациональности и ценностей. Знакомые моего отца, занимавшиеся десятилетиями последним годом царствования Николая II, много говорили об этом сплаве и его базовых характеристиках.

Так что в тяжелейших ситуациях исходить из рациональности происходящего ― значит обрекать себя на неверный прогноз. Ибо если мир безумен, то какая рациональность? А мир безумен. Все мы видим это по историям с ковидом и по другим историям.

Кстати, не был ли мир безумен перед Первой мировой войной? Одни считают, что рациональным образом экономика переходила в геополитическую конкуренцию. Другие говорят о мировом заговоре с участием разных фигур ― таких, например, как торговец оружием Базиль Захаров. Но ведь можно же и поставить под сомнение аксиоматичность той или иной рациональности. И тогда иначе будет выглядеть очень многое. В том числе и обсужденные мною выше мелочи лингвистического характера. Не входят ли эти мелочи во что-то большее? В наползание на тебя мира, чью рациональность ты переоценивал?

Будем надеяться на своевременное опамятование, не имеющее ничего общего с избыточной рациональностью. И на вытекающее из такого опамятования медленное, но неуклонное движение России в сторону большой системной трансформации. Будем надеяться также на то, что это движение будет сообразным состоянию мира и ― достаточно мягким.

До встречи в СССР!