Польские этногенетические гипотезы происхождения славян и концепты этнополитического доминирования в ареале славянства

В XVI веке историки польского Возрождения сформулировали две этногенетические гипотезы (Сарматская и Мосохова гипотезы) происхождения славян, которым суждено было сыграть огромную роль в судьбе стран Восточной Европы, в том числе — нашей Родины (схема 1).

Эти гипотезы в духе того времени возводили корень славянских племен к библейским праотцам — Симу или Иафету, сыновьям Ноя.

Сарматская гипотеза связывала славян (в том числе руссов) через посредничество племени роксолан с ветхозаветным Асармотом/Сарматой из колена Сима. Подчеркнем, что в том варианте сарматской гипотезы, который был взят на вооружение польской элитой, праотцом, как правило, оказывается Иафет, ибо племя Иафета считалось более высокого происхождения, нежели потомки Сима.

Мосохова гипотеза утверждала земли Московского княжества древней родиной славян, а их прародителем — «князя Мосоха» (Мешеха), шестого сына Иафета, младшего сына Ноя.

Первым из польских авторов, кто обратился к русской этногенетической истории, был Ян Длугош (1415–1480 гг.). Историю русских и славян он рассматривает в своем энциклопедическом 12-томном труде «Польская хроника» (1480 г.).

Длугош выдвигает концепцию происхождения основных восточноевропейских славянских народов от трех братьев из рода Иафета (концепция «Рус, Чех, Лях») и тем самым как бы утверждает славянское родство поляков и русских. Однако Длугош считает Ляха старшим братом и, соответственно, утверждает необходимость собирания русских земель под польской короной.

«Хроника» Длугоша стала отправной точкой для всех последующих польских историков, работавших над историей Руси. По мнению А. Гейштора, именно Длугош сформировал «основной стереотип русского соседа», а также, на что указывает Д. Карнаухов, «дискриминационные — в отношении восточных славян — идеологические «клише», на которые ориентировались впоследствии как польские историки, так и представители польской элиты. Д. Карнаухов так оценивает вклад Длугоша в польскую историческую мысль: «Для последующих поколений польских историков он стал универсальным справочником — без него немыслимо было занятие историографией». Хроника Длугоша становится «отправной точкой для будущего осмысления прошлого русских земель».

Крайне важно отметить, что Ян Длугош, говоря о родстве поляков и руссов, при этом совершенно не считает московитов руссами. Д. Карнаухов указывает на «...строгое разграничение в хронике Длугоша «русской» и «московской» проблематики, поскольку историк никак не ассоциирует владения московского князя с Русью». Более того, Длугош называет столицей русского государства Киев: «Обширнейшие государства руссов, главой и метрополией которых является Киев».

Здесь нужно подчеркнуть, что Длугош пишет свою «Хронику» в середине XV века, когда связи между Москвой и Киевом были нарушены, а сам Киев оказался под владычеством Великого княжества Литовского. Это был другой — не «москвоцентричный» — Киев, с другим представлением об истории и о пути русского народа. У нас это как-то не акцентируется, но до середины XVII века Киев вовсе не считал для себя нужным входить в состав Московского царства, которое воспринималось как чужое, зачастую враждебное государство.

Естественно, что все политические течения, которые хотят оторвать Украину от России, всегда искали и будут искать опору своего историософского мировоззрения именно в таком Киеве.

Поворот Киева в сторону Москвы начал происходить лишь после Брестской церковной унии 1595 года, когда стало ясно, что русские на западных землях рискуют быть полностью окатоличены, ассимилированы поляками и уничтожены как народ.

Идеи Яна Длугоша и его подход к истории Руси развивает его последователь Матвей Меховский (1457–1523 гг.).

Гипотеза происхождения руссов от сарматского племени роксолан (Сарматская гипотеза) впервые была выдвинута именно Меховским. В работе «Трактат о двух Сарматиях» (1517 г.) Меховский пишет: «Нам остается сказать о Сарматии Европейской. Первой тут перед нами лежит Руссия, некогда называвшаяся Роксоланией».

Таким образом, Меховский «дает обоснование европейского этногенеза славян». Кроме того, именно теория происхождения русских племен от общего роксаланского предка позже станет основой концепции триединого русского народа, изложенной Захарией Копыстенским, впоследствии заимствованной киевским «Синопсисом» и дооформленной Феофаном Прокоповичем.

Как следует из приведенной цитаты Меховского, Руссия лежит на восточной окраине Европейской Сарматии. Далее автор подробно указывает границы Руссии: «Ограничена Руссия — с юга Сарматскими горами [Карпаты] и рекой Тирасом, которую жители называют Днестром (Niestr); с востока — Танаисом [Дон], Меотидами [Азовское море] и Таврическим островом [Крым]; с севера — Литвой, с запада — Польшей».

Таким образом, у Меховского в Руссию входят земли, подчиненные Польше и Великому княжеству Литовскому, а Московское царство в Руссию не входит. Разделение Меховским Руссии и Московии также видно, например, по следующей цитате: «Река Борисфен, называемая жителями Днепром (Dinepr), течет из Московии, проходит через Литву и Руссию под Смоленск и Киев».

Меховский (видимо, вслед за «Повестью временных лет») возводит происхождение славян к Иафету: «Славяне произошли от Иавана, сына Иафета». И именно происхождение славян от Иафета ложится в основание разрабатываемой им Сарматской гипотезы (отметим, что позднее некоторые авторы, использовавшие сарматскую гипотезу, как русские, так и польские, возводили происхождение славян к другому сыну Ноя, Симу).

Меховский продолжает развивать положение Длугоша, согласно которому моски (так Меховский называет московитов) — это не русские. Однако у Меховского моски остаются славянами. Это можно видеть, например, по следующим его словам: «На языке славян — русских и московитов...»

Отметим, что Меховский нигде не приводит другой причины принадлежности москов к славянам, кроме общности языка. Впоследствии это обстоятельство будет использовано радикальными украинскими националистами, исключающими москалей из славянского племени: общность языка они объясняют узурпацией оного (как и вообще русского имени), осуществленной злокозненными варварами-москалями.

По Меховскому, Москва — это столица москов, а Киев — столица Руссии. Однако здесь нужно отметить, что во второй части трактата Меховский называет столицей Руссии Львов и указывает, что Львовская земля лежит в центре Руссии. Видимо, это надо понимать так: Киев — столица русских до нашествия татар, а Львов — во времена написания Меховским своей рукописи.

Земля москов у Меховского находится в Европейской Сарматии: «В Европейской Сарматии есть области: руссов или рутенов, литовцев, москов и другие». Однако она сильно связана с Сарматией Азиатской. Меховский постоянно указывает на подконтрольные Москве татарские земли. Кроме того, по Меховскому, Псков, Новгород, Полоцк, Смоленск, Можайск, Вязьма — литовские города, последовательно захватывавшиеся (как правило, при помощи вероломства) Московским царством. Все эти наработки Меховского будут использованы три столетия спустя при идеологическом конструировании радикальных польского, литовского, украинского национализмов.

Не менее значимо для нашей темы и другое произведение Меховского — «Польская хроника». В ней автор вслед за Длугошем, несколько изменяя своего предшественника, выводит корень русских князей из Польши: «Русс — потомок Ляха. От этого Руссия».

Обосновывая польские претензии на русские земли, Меховский в своей «Хронике» ссылается также на литовского князя Ягелло, который якобы после женитьбы на Ядвиге Польской «сделал запись о вечной принадлежности Польскому королевству земель Литвы, Самагиттии и Руссии».

Именно работы Меховского «открыли» Европе славянский Восток и на долгое время стали для европейцев главным «солидным» источником исторических сведений о России. Отметим, что в тогдашней Европе восточные славянские земли не разделяли на различные государства, вся эта территория (Польша, Великое княжество Литовское, Московское царство) была известна под именем Сарматии.

На схеме 2 приведена карта Восточной Сарматии, созданная в 1536 году.

Необходимо отметить, что ряд польских историков той же эпохи убедительно доказывали несостоятельность построений Длугоша и Меховского, разделявших русских и московитов на два различных народа.

Мартин Кромер (1512–1589) в трактате «О происхождении и деяниях поляков» (1555 год) продолжает развивать сарматскую гипотезу происхождения русских. Однако, в отличие от Длугоша и Меховского, Кромер утверждает, что мосхи и русские — это один и тот же народ: __«[Мосхи] не только подчинили себе всех князей того же языка и той же народности; остальные также народы русских, много крупнейшие, древнейшие и важнейшие, чем Мосхи в то время, а именно владимирцы, новгородцы, ярославцы, тверичи, можайцы, суздальцы, псковичи, рязанцы, северцы и другие, будучи все завоеванными, вошли в московское имя, притом, однако, так, что даже и теперь еще одинаково охотно признают имя русских. Так, некогда Киевский, а теперь Московский митрополит еще именуется митрополитом России, как другими, так и Константинопольским патриархом, и сам этот титул, как более значительный и почетный, чем Московии, употребляет. И сами также Московские князья не столько Москов, сколько всей России господство в своих написаниях, хотя и ложно, себе присваивают. Оттуда ясно, что имя москов не древнее и что они составляют часть Русских и некий один народ, не так давно изменивший свое название от крепости-города, который на громадные пространства земель отстоит от древней страны этих москов или мосхинов».

При этом Кромер называет Киев «столицей Русской империи».

Таким образом, у Кромера Сарматская гипотеза, выдвинутая Меховским, обретает законченные черты. Она становится не просто географическим указанием на территорию расселения русских, а именно этногенетической гипотезой. Однако Кромер, оставаясь в рамках Сарматской гипотезы, возводит происхождение сарматов (а значит, и русских) к ветхозаветному Асармоту/Сармате, потомку Сима, сына Ноя, — в отличие от Меховского, у которого славяне происходят от другого сына Ноя — Иафета. Хотя, отметим, возведение Меховским славян к Иафету никак с Сарматской гипотезой не связано (и, видимо, представляет заимствование из русских летописей).

Как мы видим, Кромер не использовал Мосохову гипотезу (о ней ниже) и не считал московитов каким-то особым древним племенем. А. Робинсон утверждает, что Кромер был знаком с данной гипотезой, однако относился к ней скептически.

Признание Кромером москов русскими — в отличие от его предшественников Яна Длугоша и Матвея Меховского — вероятно, обусловлено привлечением им в своих изысканиях «Записок о Московитских делах» (1549 г.), составленных австрийским дипломатом и путешественником, побывавшем в Московии, Сигизмундом Герберштейном (1486–1566 гг.).

В своих «Записках» Герберштейн также указывает, что русские произошли от Иафета: «это народ славянский из племени Иафета». При этом Герберштейн отвергает роксоланскую теорию происхождения русских: «Многие полагают, что Руссия прозвалась от Роксолании через перемену звуков. Но московиты отвергают эти мнения, как несогласные с истиной, подтверждая тем, что их народ издревле назван Россея, т. е. народом рассеянным или разбросанным, на что указывает самое имя, потому что Россея, на языке руссов, значит рассеяние».

По Герберштейну московиты — это русские: «Из государей, которые ныне владеют Руссией, главный есть великий князь московский, который имеет под своей властью большую ее часть; второй — великий князь литовский, третий — король польский, который теперь правит и в Польше, и в Литве». Обратим внимание на то, что главным среди претендентов на Руссию Герберштейн называет Московского царя.

«Записки» Герберштейна после их издания были весьма популярны и оказали большое влияние на тогдашнюю историческую науку — как польскую, так и европейскую.

Мартин Бельский (1495–1575 гг.) в своем труде «Хроника всего света» (1550 г.) отказывается от концепции «Чех, Рус и Лях», принятой Длугошем.

Бельский пишет: «Откуда Русь имеет имя, об этом существуют различные людские мнения. Хотя наши старшие хронисты, как Длугош и Меховита [Меховский], и думают, что они названы так от Руса, брата или внука Леха, но этого не может быть ни в каком случае, так как Русь много старше <...>, чем наш предок Лех туда пришел. <...> Другие хотят вести ее название от местечка Руссы, которое находится недалеко от Новгорода в Москве, а иные от русых волос, с какими теперь более всего видишь руснаков. Другие ее также от Фет Русыма, потомка Хама, выводят, как Северин Доминиканец в Генеалогии Христа Господа, которая недавно вышла в Риме. А иные от князя Рос, которого встречаем у Езекииля в Священном Писании. Но самое верное — что от рассеяния, как я писал раньше, имеют имя, ибо этот народ так сильно распространился по свету, что наполнил собою великую часть Европы и Азии».

Как мы видим, по вопросу о происхождении русского имени мнения Бельского и Герберштейна (см. выше) совпадают. И это не случайно, ибо «Записки» австрийского путешественника были одним из важнейших материалов для исторических изысканий польских историков и хронистов, как правило, плохо знакомых с языком московитов.

Один из томов «Хроники всего света» Бельского выходит под названием «О народе Московском или русском», что само по себе уже указывает на то, что автор считает московитов русскими. Более того, Бельский разрабатывает москвоцентричную версию истории восточных славян. Он развивает тезис о происхождении русских от Иафета и утверждает, что «московский народ» ведет прямую родословную от Мезеха (Мосоха), младшего сына Иафета: «Мезех, от которого Москва и все словены».

Видимо, именно Бельским была впервые выдвинута Мосохова гипотеза. Однако некоторые современные исследователи указывают, что Бельский основывался на более ранней незавершенной рукописи Бернарда Ваповского (1456–1535 гг.), который еще в 80-х годах XV века якобы писал: «Поляки, чехи, болгары, словены и прочие русы происходят от Мосоха или Москвы, сына Иафетова, и вышли из краев Московских». Впрочем, версия о выдвижении именно Ваповским Мосоховой гипотезы до сих пор остается спорной, поскольку его рукопись не сохранилась. С ней работали Бельский и Кромер, однако неясно, где они заканчивают цитировать Ваповского, а где приводят собственные построения.

Не менее любопытно следующее рассуждение Бельского, приводимое им в книге «Польская хроника» (1564 г.): «Сама языковая общность наша с московитами явно свидетельствует, что мы происходим от одного народа и потому должны быть детьми от одного общего отца».

Кроме того, Мартин Бельский разделяет Русь на «Великую Русь», к которой он относит Московию, и «Малую Русь», к которой он относит все русские земли, оказавшиеся «под королевством Польским в Сарматии». В Киевских источниках такое разделение появится полвека спустя в «Полинодии» Захарии Копыстенского, которую мы обсудим ниже.

Причины явных русофильских тенденций в «Хронике» Бельского Д. Карнаухов усматривает в «антикатолической направленности как хроники в целом, так и концепции истории народов Восточной Европы».

Главным трудом Стрыйковского (1547–1593 гг.) стала «Хроника польская, литовская, жмудская и всея Руси» (1582 г.). Именно Стрыйковский, как показывает А. Робинсон, впервые объединил Мосохову и Сарматскую гипотезы, подчинив вторую из них первой.

Сначала Стрыйковский утверждает происхождение сарматов от Асармота, потомка Сима, сына Ноя: «Асармот, сын Иоктана, внук Евара, правнук Салы, пращур Арфаксада, который был сыном Сима, основал и размножил великие и обширные народы Асармотов (Asarmoty), названные от своего имени, которых потом с течением и сменой времен различные историки именовали Сарматами. И под этим именем у историков объединены некоторые скифские народы и все наши предки: Москва, Поляки, Русаки, Поморяне, Волынцы, Литва, Жмудь и т.д».

А следом Стрыйковский вводит Мосохову гипотезу: «Мосох или Мешех, что с еврейского на латинский переводится extendens, по-польски wyciagajcy i rosciagajcy (Вытягивающий и Растягивающий), названный, как излагает Тилеманн Стелла, либо от натягивания лука, либо от расширения и удлинения границ, был шестым сыном Иафета, внуком Ноя. Mosoch, extendens, attrahens, prolongans, vallans, vel saepiens (Растягивающий, продлевающий, притягивающий, оттягивающий либо ограждающий). Он и есть отец и патриарх всех народов Московских, Русских, Польских, Волынских, Чешских, Мазовецких, Болгарских, Сербских, Хорватских и всех, сколько их есть, народов славянского языка и происхождения».

Отметим, что помимо того, что именно Стрыйковский среди польских авторов наиболее последовательно простроил Мосохову гипотезу и связал ее с Сарматской гипотезой, он также дал наиболее полное доказательство наследования киевского престола Московскими царями. На возникающий закономерный вопрос: зачем это было нужно польскому историку? — у нас нет окончательного ответа. Однако, известно, что Стрыйковский был первым историографом Великого княжества Литовского. На основании этого можно предположить, что он выполнял заказ определенных элит Литовского княжества, обеспокоенных засилием поляков (особенно после Люблинской унии 1569 года, фактически подчинившей Великое княжество Литовское Польскому королевству), и стремившихся уравновесить это засилие московским влиянием.

Такое предположение о мотивах Стрыйковского не является нашим «ноу-хау». Так, А. Робинсон считает, что Стрыйковский стремился «создать впечатление всемирного признания Московского государства от Мосоха», и приходит к выводу, что созданная Стрыйковским генеалогия Московского государства представляла Россию «крупнейшей и славнейшей славянской державой, населенной самым многочисленным и могущественным среди славян московским народом, а также наиболее славной по своему происхождению».

Очевидно, что Мосохова гипотеза представляется более выгодной для обоснования собирания славянских земель под державой московского царя, чем Сарматская, поскольку указывает на московское происхождение всех славян и, следовательно, на главенствующую роль Москвы в славянской семье народов. Именно она и была принята на вооружение Московским царством и Российской империей.

После заключения в 1595 году Брестской Унии православные братства на территории Речи Посполитой (прежде всего Львовское и Киевское) были вынуждены вступить в непримиримую полемику с униатами, в ходе которой ими и были приняты и развиты рассматриваемые польские этногенетические гипотезы.

Так, в сочинении члена киевского братства Захарии Копыстенского «Полинодия или книга обороны» (1621 г.) мы встречаем теорию о древнем роксоланном народе, который, по Копыстенскому, и положил начало Древнерусскому государству, из которого вышли «малороссове» и «великороссове» (аутентичные термины Копыстенского).

Москва, по Копыстенскому, заслужила титул Великой Руси именно в силу того, что сумела освободиться от иноземного господства и построить новую мощную державу — в отличие от Киева. Однако саму теорию роксоланного народа Копыстенский заимствует из Сарматской теории, созданной польскими авторами.

Комплекс идей, разработанный православными братствами на основе рассматриваемых этногенетических концепций, утвердил в общественном сознании Левобережной Украины идею кровного родства с Москвой, что и привело к Переяславской Раде 1654 года — воссоединению Москвы с Запорожскими землями.

В 1674 году в типографии Киево-Печерской Лавры выходит Киевский «Синопсис», авторство которого приписывают архимандриту Лавры Иннокентию Гизелю. В «Синопсисе» сарматская и связанная с ней роксаланская гипотезы подчинены Мосоховой гипотезе.

Сарматскую гипотезу автор «Синопсиса» излагает в главе «О народе сарматском и о наречии его». Он пишет: «Савромации, или Сармации страна есть вся в той же Европе, третией части Света, жребия Афетова, обаче сугуба есть: едина Скифска, идеже ныне сидят Скифы или Татаре; вторая, идеже Москва, Русь, Поляки, Литва, Прусы и прочая обитают».

Как мы видим, автор возводит происхождение сарматов к Иафету. Кроме того, он утверждает существование двух Сарматий: татаро-скифской и русской, причем в русскую входят и Москва, и Русь, и даже Польша с Литвой.

В главе «О народе Роксаланстем и о наречии его» автор «Синопсиса» рассматривает и роксоланскую гипотезу, однако в его интерпретации роксоланы становятся просто иным названием россов: «От тех же сарматских и славяноросских осад тойже народ росский изыйде, от него неции нарицахуся Россы, а иные Аланы, а потом прозвашася Роксаланы, аки бы Росси и Аланы».

Для доказательства Мосоховой гипотезы автор «Синопсиса» ссылается на труды «древних летописцев греческих, российских, римских и польских», а также «наипаче и Божественное Писание от пророчества Иезекиилева в главе 39», где и говорится о Мосохе. Автор «Синопсиса» подчеркивает, что весь народ славянский произошел от Мосоха и указывает, что по-еврейски «славянский» значит вытягивающий и растягивающий, «от вытягивания лука и от расширения великих и множественных народов Московских, Славенороссийских, Польских, Волынских, Чешских, Болгарских, Сербских, Карвацких и всех вообще, елико их есть, славенска языка природне употребляющих».

Автор заключает: «И тако от Мосоха, праотца Славенороссийскаго, по наследию его, не токмо Москва народ великий, но и вся Русь или Россия вышереченная произыде». А в предыдущей главе (где говорилось о роксоланах) автор пишет: «Москва народ от Мосоха праотца своего и всех Славянороссов, сына Афетова: и царствующий град Москва от реки Москвы, и прочая сим подобная».

«Синопсис» становится главным учебником истории в России на протяжении всего XVIII века и ложится в основу идеи единения славянского мира под Российской державой.

Окончательную форму идеология расширения Московского царства на юго-западные земли расселения славян получает у Феофана Прокоповича — реформатора церкви при Петре I, воспитанника киевского братства, ректора Киево-Могилянской Академии — в его знаменитом тезисе о триедином русском народе, состоящем из великороссов, малороссов и белорусов.

Именно таким сложным образом, как описано выше, польские историко-этногенетические наработки совершали непредсказуемое «путешествие» сначала в Киев и Львов, а затем — в Москву.

В Польше сарматская гипотеза стала основой так называемого сарматизма, утверждавшего происхождение благородного шляхетского сословия от «цивилизованных» сарматов, в противовес простолюдинам — скифской черни. Сарматизм становится ядром шляхетской идентичности и сословной исключительности. Без сарматских корней польский шляхтич считался ненастоящим. Именно сарматизм предопределил расцвет и падение шляхетского государства. Шляхта — это сарматизм.

В период развала Речи Посполитой сарматизм лег в основу польского мессианизма — хилиастического течения, утверждавшего особую жертвенную роль Польши в мировой истории. У адептов этого течения Польша была призвана стать местом пришествия Царства Божьего на Земле.

На основе этого мессианизма в очень существенной степени развивалась польская романтика XIX века. Так, крупнейший польский поэт-романтик Адам Мицкевич в своих произведениях популяризировал концепты польского мессианизма. Мицкевич, в частности, использовал идеи своего друга Анджея Товяньского (так называемый товянизм), согласно которым Польша объявлялась не только единственной христианской страной, но «Христом народов», что позволяло интерпретировать историю Польши как муки Христа: «страдания польского народа стали своеобразной жертвой христовой. Тело Польши, пребывающее во гробе, должно воскреснуть подобно Христу», в результате чего и наступит Царство Божие на Земле.

Характер этого мессианизма ярко охарактеризовал русский славист XIX века Александр Гильфердинг: «Сущность этой религии состояла в том, что польский народ есть новый Мессия, посланный для искупления всего рода человеческого, что он, как Мессия, страдал, был распят и погребен, и воскреснет и одолеет дух мрака, воплощенный преимущественно в России, и принесет с собою всему человечеству царство свободы и блаженства».

Подчеркнем, что этот польский мессианизм не только исключает «москалей» из славянской семьи, но и объявляет их потомками «варварских» татарских, финских и других «азиатских» племен, создавших Москву — мир рабства и зла.

Комплекс этих идей и лег в основу теории расовой неполноценности москалей, созданной в середине XIX века Франтишеком Духинским.

В работах Духинского москали становятся наиболее отвратительными представителями варварской азиатской расы («туран»), происходящей от библейского Сима, в противовес цивилизованным арийцам-европейцам, потомкам Иафета. Популяризацией идей Духинского в Европе очень активно занималась польская «Великая Эмиграция» во главе с «некоронованным королем Польским» Адамом Чарторыйским. Заметим, что именно это во многом определило принятие и признание этногенетических конструкций Духинского Парижским этнографическим обществом.

В начале XX века польский мессианизм, выросший на основе построений Духинского, лег в основу доктрины прометеизма Юзефа Пилсудского. По этой доктрине именно Польша, как Прометей, была призвана принести огонь освобождения всем этносам, угнетенным российским/советским империализмом. Соответственно, доктрина прометеизма требовала расчленения России/СССР по этнонациональным швам с последующим подчинением новоявленных наций Польше.

Возвращаясь к схеме 1, напомним, что именно теория Духинского стала концептуальной основой радикального украинского национализма. Его отправной точкой становится тезис об азиатских варварах москалях, захвативших русские земли и обманом присвоивших себе имя русских, искони принадлежавшее предкам современных украинцев из Киевского княжества.

Итак, Сарматская и Мосохова гипотезы были использованы как Польшей, так и Россией для создания этнополитических концептов, инспирирующих и организующих собирание восточнославянских земель вокруг соответствующих государственных центров.

На этом пути Москва действительно сумела объединить существенную часть восточнославянского мира. Потерпевшая поражение Польша на основании этих же гипотез создавала «вирусы» воинственного национализма, взрывающего единство русского суперэтноса.

В ХХ веке наибольшую политическую агрессивность в отношении русского единства приобрел «вирус» украинского ультранационализма, перенявшего у Польши (начиная с Симона Петлюры, продолжая Степаном Бандерой и Андреем Мельником и завершая нынешней партией «Свобода» Олега Тягнибока) доктрину антироссийского прометеизма. Отметим, что именно на основе этой доктрины этнического расчленения СССР и России бандеровско-мельниковская эмиграция «продавила» после Второй мировой войны создание Антибольшевистского Блока Народов, а также принятие конгрессом США в 1959 г. Закона о порабощенных (Россией–СССР) нациях, который не отменен и поныне.

Рассмотренные процессы концептуальной этнополитической войны в значительной мере предопределили то развитие событий, которое в конце XX века привело к расчленению нашей страны и потере русских территорий фактически по границам Московского царства до Переяславской Рады.