Потенциальные политические и экономические сценарии для Африки: ключевые системные угрозы и риски. Часть 2
3. Перенаселенность при слабом и негарантированном обеспечении населения жизненно важными ресурсами: массовая бедность, криминал и миграции
3.1. Преобладающее в большинстве стран Африки традиционное общество характеризуется очень высокой рождаемостью. В то же время внедрение в африканских странах, начиная с позднего колониализма, минимальных достижений западной медицины и санитарно-эпидемиологических норм — очень существенно снизило смертность, и в особенности детскую смертность.
Результатом таких демографических трансформаций на континенте стал быстрый рост населения и острый дефицит земли и воды, прежде всего в африканской деревне.
Это, во-первых, приводит к обострению всех измерений межплеменной конфликтности, о которых мы говорили выше.
И это, во-вторых, приводит к массовому голоду и массовым миграциям сельского населения (преимущественно молодежи) в города и городские агломерации.
В итоге одним из важных факторов демографической трансформации Африки в последние десятилетия стала быстрая урбанизация крупнейших стран: Нигерии, ЮАР, Ливии, Кении и т. д. По данным ООН за 2015 год, в Африке уже есть более 70 городов с населением свыше 750 тыс. чел. Причем к 2025 году ожидается прирост городского населения африканских стран еще на 100 млн чел., а к 2050 году, как предполагается, половина населения континента будет жить в городах.
Однако местных и международных экспертов такие темпы и тип урбанизации в Африке вовсе не радуют. Они подчеркивают, что лавинообразный рост городского населения в Африке не сопровождается адекватным развитием жизнеобеспечивающей инфраструктуры — на это у большинства стран континента просто нет соответствующих финансовых и других ресурсов. В результате львиная доля «нового городского африканского населения» живет в стихийно возникающих пригородных трущобах-бидонвиллях, в условиях ужасающей антисанитарии и нищеты.
Яркий пример, который приводит исполнительный директор ООН по гражданским вопросам Хоан Клос — это Кибера, пригород столицы Кении Найроби, где более миллиона человек живут в трущобах при уровне дохода менее одного доллара в день. Другой, не менее яркий пример — нищие пригороды столицы Нигерии Лагоса с его 13-миллионным населением.
3.2. Таким образом, огромная — и растущая — часть населения Африки оказывается в условиях нищенского «выживания» в пригородах крупных городов. Как правило, без надежного заработка, возможности создать устойчивую семью и, к тому же, в отрыве от традиционного типа жизни и социального контроля норм традиционного общества.
Подавляющая — и опять-таки растущая — часть этих «новых горожан» находится в условиях фактической десоциализации в культурном, образовательном, правовом смысле. И, значит, становится крайне «взрывоопасным» человеческим материалом, для которого почти не существует никаких традиционных морально-этических и правовых «табу». И, в том числе, оказывается благодатной средой для вовлечения в криминальные или в радикальные религиозные и политические организации.
Большинство этих «новых горожан» не получили и не получают минимального образования, необходимого для устройства на какую-либо квалифицированную работу. То есть они не являются тем полноценным трудовым ресурсом, который востребуется местными и зарубежными компаниями, работающими в национальных экономиках африканских стран.
3.3. Ряд исследователей указывают, что именно из этой десоциализированной городской среды в значительной мере вербуется контингент разнообразных вооруженных банд. Тех банд, которые создают в ряде африканских городских агломераций чрезвычайно высокий уровень криминальной активности. А также тех банд, которые во многих странах Африки являются ведущими акторами межплеменных и межконфессиональных конфликтов, или наемными «боевыми отрядами» африканских и транснациональных компаний, ведущих войны за наиболее прибыльные ресурсы континента — от нефти и редких металлов до алмазов, ценной древесины и какао.
Более того, в некоторых регионах Африки молодежь, готовая уйти в банды, даже сталкивается со своего рода «конкуренцией за рабочие места». Поскольку вхождение человека в банду означает не только соответствующие риски для здоровья и жизни, но и определенные новые жизненные перспективы, вполне привлекательные для десоциализированного молодого человека, ничего не имеющего. В том числе или возможности прибыльного грабежа, или, как минимум, гарантии, что его кормят и ему платят.
3.4. Демографическое давление, соединенное с бедностью и голодом, а также отсутствием значимых смыслов, удерживающих человека в месте «выживания», предопределяет возникновение в современной Африке гигантских масс потенциальных мигрантов, готовых в любой момент «искать лучшей доли» в любой точке планеты, где эту «лучшую долю» есть шанс приобрести.
Отметим, что готовность к миграции проявляют не только деклассированные массы бедных, нищих и необразованных. В ряде стран Африки уже есть вполне современное университетское образование, позволяющее приобрести знания и квалификацию для занятия сравнительно высокооплачиваемых рабочих мест, в том числе в странах Запада. «Вымывание» образованных квалифицированных кадров в результате эмиграции оказывается одной из наиболее серьезных проблем Африки и существенным препятствием для ее развития.
В то же время основная часть африканских потенциальных мигрантов становится всё более серьезной головной болью не только для собственных стран, но и для развитых стран Запада, и прежде всего для сравнительно близкой Европы. Это не только деклассированные молодые «новые горожане», которых мы обсуждали, но и огромные массы беженцев от множества происходящих на континенте вооруженных конфликтов, а также от голода, вызванного перенаселением и засухами.
3.5. Пока большинство таких потенциальных мигрантов все-таки находится в пределах собственных стран или в других странах Африки. В том, что касается беженцев, — нередко в лагерях для беженцев и внутренне перемещенных лиц. По данным Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, число только зарегистрированных беженцев и перемещенных лиц в Африке превышает 17 млн чел. В крупных лагерях беженцев в Алжире, Эфиопии, Судане, Танзании, Кении, Уганде, других странах-соседях Демократической республики Конго, — годами живут от многих десятков тысяч до полумиллиона человек в каждом.
Кроме того, большое число беженцев и перемещенных лиц в Африке даже не зарегистрированы, поскольку бежали к ближним или дальним племенным родственникам в другие районы собственной страны либо в сопредельные страны, минуя пункты миграционных служб.
Наконец, число «трущобных» и голодающих потенциальных мигрантов в Африке, мечтающих уехать в страны развитого Запада, по разным экспертным оценкам, достигает 80–110 млн чел.
Следует учесть, что в современности все эти люди, даже в лагерях беженцев, имеют доступ к ведущим телеканалам и радиопрограммам мира, то есть постоянно видят «картинку» зарубежного благополучия и не могут не сравнивать ее со своим собственным жалким существованием. Эти люди также хорошо знают, насколько солидные материальные преференции в период адаптации и трудоустройства получают беженцы — причем по закону и в обязательном порядке — во многих развитых странах. И потому немало африканских мигрантов готовы преодолеть все препоны, пойти на любые лишения и материальные затраты эмиграции ради того, чтобы обеспечить себе и своим детям благополучное зарубежное будущее.
3.6. Эти человеческие массы Африки с каждым годом оказывают всё более мощное «миграционное давление вовне», прежде всего на Европу. Причем в условиях, когда в Европе, по данным ООН, в 2015 году уже жили и работали более 12 млн африканских мигрантов.
Подчеркнем, что «африканское давление на Европу» при таких мощных миграционных потоках уже принципиально не может быть стихийным. Мигранты, стремящиеся в Европу из Африки, даже если они отправляются из средиземноморских стран Магриба (Алжира, Ливии, Египта и т. д.), должны преодолеть минимум морские границы этих стран плюс найти способ переправиться через море. Мигрантам из более южных стран Африки на их пути в Европу требуется, помимо этого, преодолеть несколько государственных границ Судана, Чада, Нигера, Мали, Марокко, Мавритании и так далее.
Такое трансграничное путешествие больших человеческих масс, будучи почти всегда нелегальным, требует соответствующей неформальной (то есть криминальной) инфраструктуры. А заодно требует не просто доброй воли, а явной и активной заинтересованности властных структур «транзитных» стран.
Наплыв мигрантов, особенно массовый и неожиданный, может, как мы видим сегодня, создавать для стран Европы, принимающих мигрантские массы, очень серьезный комплекс трудно разрешимых проблем, включая угрозы криминально-террористической, политической, социокультурной и экономической дестабилизации. По последним оценкам ООН, в Европу в ближайшее время намерены пробраться более 4 млн африканских беженцев.
3.7. В таких условиях заинтересованность транзитных стран в поощрении или торможении потока мигрантов, может стать, как мы видим на примере сегодняшней Турции, очень важным политическим капиталом этих транзитных стран. В том числе, предметом их разностороннего политического и экономического торга. Причем здесь возможен и торг «транзитеров» со странами Европы, принимающими «незапланированных» беженцев, и торг с другими акторами международной политики, заинтересованными в дестабилизации и ослаблении Европы.
Как писала еще в 2009 году испанская газета El Confidencial, тогда руководители Евросоюза заключили негласную сделку с главой Ливии Муаммаром Каддафи. Сделка, по данным газеты, состояла в том, что Каддафи не пропускает в Европу через свои границы нелегальных беженцев, а в обмен на это получает 20 млн евро и, кроме того, преференции в допуске в Европу ливийского капитала.
Сейчас, судя по публикациям немецкой прессы, аналогичный торг Евросоюз ведет с политическим руководством других стран Африки, в частности, с Суданом и Марокко. Как сообщили в мае 2016 года журнал Spiegel и телерадиокомпания ARD, 23 марта в Брюсселе 28 послов стран-членов ЕС на секретном совещании приняли решение о выделении 40 млн евро на «поощрение» Судана и ряда других стран к тому, чтобы они перекрыли свои границы для транзита беженцев. При этом Spiegel подчеркивает, что президент Судана Омар аль-Башир, с которым ЕС заключает эту сделку, объявлен главным международным преступником «за геноцид в Дарфуре» и находится под ордером на арест Международного уголовного суда.
Но одновременно газета El Confidencial сообщает, что в ближайшее время планируется (по инициативе США, со ссылкой на «нечеловеческие условия в лагерях»!) закрыть в Кении два крупнейших лагеря беженцев «Дадааб» и «Какума», с общим «населением» этих лагерей более 600 тыс. человек. Большинство из которых, отметим, наверняка попытаются попасть в Европу...
4. Ресурсно-экономическое «проклятие» Африки: фактор необъятных природных богатств и неспособности ими эффективно распорядиться
4.1. Ресурсный потенциал Африки невероятно высок. В эпоху колониальной эксплуатации африканских ресурсов была извлечена и использована лишь малая и наиболее доступная их часть, преимущественно вблизи побережий и в зонах наиболее безопасного освоения территорий континента. Рабы, ценная древесина, алмазы, золото и платина — были основными целями колониальной ресурсной эксплуатации Африки. Более того, огромная часть минеральных ресурсов Африки в колониальную эпоху даже не подвергалась достаточно качественной и детальной геологоразведке.
После деколонизации интерес к неиспользуемым ресурсам Африки резко повысился как со стороны власти молодых независимых государств континента, так и со стороны постколониальных и «неоколониальных» держав. Однако в Африке еще есть огромные территории, которые даже не опоискованы первичной геологоразведкой на наличие или отсутствие полезных ископаемых. То есть Африка остается единственным, кроме Антарктиды, континентом, обладающим гигантскими неиспользуемыми запасами геологических природных ресурсов. Кроме того, по данным экспертов ООН, в настоящее время в Африке находятся почти 60 % мировых неиспользуемых земель сельскохозяйственного назначения.
Тем не менее, сейчас эти ресурсы, и прежде всего ресурсы геологические, всё более активно осваиваются. По данным Управления энергетической информации США, доказанные запасы нефти в Африке, включая шельфовые месторождения, выросли с 57 млрд барр. в 1980 году до 124 млрд барр. в 2012 году, причем прогнозные ресурсы составляют еще не менее 100 млрд барр. Аналогичным образом, доказанные запасы газа выросли с 210 трлн куб. футов в 1980 году до 509 трлн куб. футов (более 14,4 трлн куб. метров) в 2012 году.
А еще, по данным горных энциклопедий, Африка занимает первое место среди других континентов планеты по запасам руд марганца и хрома, бокситов, золота, платиноидов, кобальта, алмазов, фосфоритов, флюорита, второе место — по запасам руд меди, асбеста, урана, сурьмы, третье место — по запасам нефти, газа, руд ртути, четвертое место — по запасам железных руд. Кроме этого, в Африке находятся огромные запасы руд полиметаллов, титана, ванадия, никеля, висмута, лития, бериллия, тантала, ниобия, олова, вольфрама, драгоценных камней.
4.2. Из всего этого богатства лишь незначительная доля добывается, перерабатывается, используется и экспортируется государственными и частными компаниями африканских стран. Но одновременно весьма существенную часть разработок перечисленных полезных ископаемых ведут в Африке не легальные организации бизнеса, приносящие прибыль в бюджет и обеспечивающие национальное развитие, а криминальные группы различных племенных объединений. В частности, так происходит много лет при разработке алмазов в Анголе и Конго, при разработке титановых руд в Сьерра-Леоне, при разработке танталовых руд в Демократической республике Конго.
В связи с этим нужно отметить, что межплеменная конкуренция за добычу танталовой руды, танталита-колумбита стала одной из главных причин упомянутой выше «Великой африканской войны» в регионе Великих озер, на границе Руанды с восточными провинциями ДРК Маньема и Киву. Тантал, крайне необходимый ведущим державам мира в высоких, в том числе военных, технологиях, оказался очень прибыльным предметом нелегального экспорта. И потому каждое из конкурирующих племен пыталось — причем в некоторых случаях, как зафиксировали эксперты, не только силами племенных ополчений, но и при поддержке частных военных компаний, нанятых заинтересованными западными корпорациями, — вытеснить соперников с территорий месторождений.
Существенная часть танталовой руды из конголезской провинции Киву при этом поставлялась в соседнюю Руанду и экспортировалась на Запад. В результате в последние годы доходы Руанды от экспорта танталита достигали 220–280 млн долл. в год. Аналогичная межплеменная «зона боевых действий» — южная провинция ДРК Катанга, где нелегальной добычей алмазов и кобальта занимаются такие же военизированные племенные криминальные группы.
И это не только специфика Конго, хотя в Центральной Африке подобная практика наиболее развита. Нелегальная добыча и экспорт ценных полезных ископаемых (и межплеменные войны за них) являются фактической «прозой жизни» во многих других странах континента, от Сомали до Гвинеи и от Судана до Ботсваны.
4.3. Почему правительства большинства стран Африки не справляются с решением задач освоения собственных природных богатств?
Одна из важнейших причин, как мы уже обсуждали, специфика самоидентификации подавляющей массы населения африканских стран. Их государственная идентификация достаточно слабая, а доминирующая племенная идентификация, как и так называемое «право обычая», диктуют представление о том, что всё, что находится на племенной территории, является собственностью племени, и никого больше. А потому за эту собственность можно и нужно воевать со всеми, кто на нее посягает, от собственного государства до «чужой» частной компании. И, тем более, нельзя отдавать эту собственность — в любой форме — представителям других племен.
В регионах, где доминирует такой «идентификационный комплекс», любой бизнес работать просто боится, считая неприемлемыми инвестиционные риски. Включая и риски прерывания проектов по новым коррупционным требованиям племенных вождей, и военно-криминальные риски для сохранности производственных активов, и угрозы военно-конфликтных экспроприаций собственности.
4.4. Нередко неотъемлемой частью описанного выше индентификационного комплекса является распространенная в Африке практика взаимных дарений, как условия использования чужим племенем ресурсов данного племени.
В отличие от традиционных торговых операций, как правило, связанных с жизненными необходимостями племен, взаимные дарения обычно имеют своего рода «ритуальный» характер и означают гораздо более высокий уровень взаимного доверия и взаимных обязательств, чем конкретные торговые обязательства. Если межплеменной торговый обмен в Африке чаще всего предполагает возможность прерывания в одностороннем порядке в любой момент, то ритуальный обмен дарами подобную практику практически исключает, поскольку расценивается другой стороной как фактическое объявление войны.
В этом случае обмен дарами между племенами — невестами, скотом, пищевыми продуктами, домашней утварью, одеждой, иногда драгоценностями и так далее — означает фактический дружественный мирный договор. Договор с соответствующими негласными, но очень жесткими по праву обычая, гарантиями и обязательствами его исполнения.
В современных условиях неким аналогом подобного договора, со сходными жесткими обязательствами сторон, оказывается та или иная форма «неофициального», не записанного во взаимных экономических обязательствах, денежного вознаграждения. Причем это особенно характерно для установления отношений племен с государственными и частными, в том числе иностранными, компаниями.
В связи с этим нужно отметить, что то, что вне Африки постоянно называют беспрецедентной африканской коррупцией, — в очень большой степени является важным для Африки наследием традиционного «права обычая» и единственным действенным способом заключения и исполнения описанного выше взаимно обязательного договора дарения.
Представляется, что отказ зарубежных компаний от исполнения такой «ритуальной» части установления договорных отношений (как юридически незаконной и морально неприемлемой) — во многих случаях оказывается источником дальнейших проблем в деятельности этих компаний на африканском континенте.
Можно также предположить, что отмечаемое многими исследователями нередкое недовольство действиями Китая в Африке со стороны местных племенных лидеров — также связано с данной африканской спецификой.
Китай при реализации своих проектов в странах Африки, как правило, передает инвестиции в проект не центральному правительству или местной власти соответствующей страны, а руководству китайской корпорации, ответственной за проект. А эта корпорация, к тому же, для реализации проекта в большой степени использует ввезенных в страну китайских управленцев, инженеров и рабочих. То есть с точки зрения рассмотренного выше племенного права обычая, китайские корпорации в своем взаимодействии с местными племенами остаются на «необязательном» уровне коммерческих отношений и не переходят на более высокий и уровень дружественных «мирных обязательств».
(Продолжение следует.)