Признание ДНР и ЛНР — это сдерживание абсолютного зла. Пойдет ли Путин до конца?

Стенограмма выступления Сергея Кургиняна на канале «Суть времени» от 23 февраля 2022 года

Произошло очень крупное событие в нашей политической и, можно сказать, исторической жизни. Этим событием является решение высшей власти о признании Луганской и Донецкой народных республик.

Кому-то это событие может показаться мелким. По сути, и так ЛДНР живет своей жизнью уже восемь лет.

Но это не так. Это событие крупное, переломное, судьбоносное. И как при всяком таком событии, дальше возникает ветвление: куда это дальше пойдет? Сюда? Сюда? Сюда? Витязь находится на распутье.

Я обсуждал это назревающее событие в интервью, которое дал белорусскому телевидению, до того, как оно произошло. Нетрудно убедиться в том, что там были заявлены все основные позиции, и я не собирался снова возвращаться к данной теме после того, как решение оказалось принятым.

Но ряд обстоятельств вынуждает меня это сделать.

Прежде всего, я с полной ответственностью и категоричностью заявляю, что мы, движение «Суть времени» и я как его лидер, категорически поддерживаем принятые решения. Мы поддержим их полностью и безоговорочно. И это не является нашим сиюминутным актом «верноподданничества». С 2014 года украинская «Суть времени» воюет против бандеровского режима. И не ушла из Донецка и с фронтов столь длительной войны, потому что мы все понимаем смысл и расстановку сил внутри этой войны.

Как бы несовершенна ни была действующая российская власть, поддерживающая ЛДНР, речь идет о несовершенствах, возможно, очень и очень существенных и опасных, но именно о несовершенствах.

Бандеровская же нацистская власть на Украине ― это абсолютное зло, и она не существует сама по себе. Она существует вместе с Западом, который у нас на глазах превращается в настоящего и полноценного врага человечества.

В выборе между злом относительным, поступки которого мы неоднократно обсуждали, критиковали и вставали в позицию гражданского сопротивления этим поступкам, и злом абсолютным не может быть никаких колебаний.

Поддержать надо всё, что дает отпор абсолютному злу. И если бы это было не так, наши товарищи не осуществляли свою деятельность в ЛДНР, и не было бы потерь, которые мы горько переживаем и которые такой трещиной прошли через мое сердце и наверняка не только через мое.

Мы в 2014 году сделали свой выбор, мы тогда сказали: «В огне брода нет». И мы последовательно осуществляем то, что тогда начали. Так что этот новый этап сдерживания абсолютного зла в виде признания ЛДНР мы не можем не поддержать. И мы его поддерживаем категорически, безоговорочно и без каких бы то ни было «но». Точка.

Это необходимо заявить в сложившейся ситуации, потому что бывают ситуации, в которых морально-экзистенциальная определенность еще важнее политической, и играть тут в политические игры бессмысленно. Это первое.

Второе. Мы находимся на перепутье. И куда дальше пойдет процесс, вопрос отдельный. Что произойдет дальше? Будет признана только ЛДНР и всё? Это зачин к чему-то большему? Ведь мы же все понимаем, что настоящая экзистенциальная опасность состоит не в том, что происходит вокруг ЛДНР, не в этих бесчинствах нацистской власти по отношению к мирному населению, не признавшему ее переворота, а в том, что может произойти при расстановке сил на великой шахматной доске. Иначе говоря, в том, будут ли ракетные установки поставлены в Харькове, Днепропетровске и так далее, и какое будет подлетное время до Москвы.

Там корень проблемы, в дальнейших действиях Запада. И у меня лично нет ни малейшего сомнения в том, что Запад будет наращивать, медленно наращивать свою антироссийскую деятельность. Если бы Запад хотел просто принять нормальную демократическую Украину в НАТО, Евросоюз и так далее, он бы одним щелчком заткнул поганую пасть всей бандеровской мрази, но он же этого не делает.

Какие-то телодвижения проявляют представители еврейского народа, но это очень мягкие телодвижения по отношению к тому, что Бандера вытворял с евреями, и о чем помнит еврейский народ. С поляками еще хуже. Поляки ухмыляются и говорят: «Да ладно, ладно, черт с ним, с Бандерой, главное ― что против русских».

Значит, бандеровской мрази дают развернуться и фактически установить свою диктатуру на Украине (а это так), в каких бы формах эта диктатура ни устанавливалась. Что, президент Зеленский, который говорил, что он совсем другой, не такой, как Порошенко, ― он не славословит Бандеру? Что, не при нем принято решение о том, что русский народ не является коренным на Украине? Это что, не геноцид? Геноцид ― это только когда стреляют в затылок? Что, мы не видим, как подобного же рода действия разворачиваются в других местах против русских?

Значит, всё, что против русских ― всё хорошо. Кто это говорит? Запад. Он останавливаться в этом собирается? Нет! Почему ― это отдельный вопрос.

Этот вопрос надо обсудить хотя бы кратко. Перед тем, как его обсудить, я должен сказать по поводу того, что именно происходит с оценкой действий большевиков на Украине. История эта старая, обсуждается она давно. Сейчас не время начинать дискутировать снова в полном масштабе. Большевики допустили на Украине большие ошибки, и не только на Украине.

Вопрос не в этом, вопрос в том, что породило эти ошибки и приход большевиков. Их породила чудовищная несостоятельность царской власти, чудовищная. И вот по этому вопросу дискуссия своевременна просто потому, что мы не в конце пути. Нам предстоит выдерживать еще большие нагрузки, и не должно повториться всего того, что произошло тогда.

За любой крах государства отвечает власть, она и только она. За события 1991 года отвечает КПСС как завершающее звено большевизма. За этот последний этап отвечает КПСС, а за то, что пришла к этому этапу, отвечают все, кто ее создавал. За фиаско царской власти к февралю семнадцатого года отвечает царская власть вся целиком, и уж тем более ее завершающее звено. Разговоры про масонов, большевиков, евреев или кого-нибудь еще — это жалкий лепет оправданья! Ключевыми масонами и мартинистами были действующие лица самой царской власти, включая первые фигуры!

Мой дед, расстрелянный большевиками, воевал на фронтах империалистической войны офицером. Его старшие родственники что-то в этом понимали, а предки моей бабушки, жены моего деда, понимали еще больше в силу того, что относились к аристократии российской империи.

Мой отец ― известный советский историк. Его друзья занимались Первой мировой войной и тем, что происходило с царской Россией в ходе этой войны. Это честные люди, патриотичные и с очень глубоким знанием вопроса. Не специфика советского режима, а их подлинные убеждения требовали, чтобы они сказали, что творилось нечто чудовищное ― чудовищное разложение элиты.

Рыба тухнет с головы. Элита была разложена омерзительно. Люди, очень хорошо знавшие ситуацию Первой мировой войны и царского режима, говорили, что нужно было специально совершить пятнадцать-шестнадцать-восемнадцать ошибок очень маловероятных, для того чтобы такую смерть обрести. Что любые фигуры, вместо тех, которые назначались на пост премьер-министра и так далее, любые политические шаги в любом другом направлении означали сохранение царской России. И Ленин об этом писал за шесть лет до начала Первой мировой войны: если они сделают то-то и то-то ― наше поколение не увидит никакой социалистической революции. Но они же делали именно это!

Владимир Владимирович Путин справедливо говорит, что если элита адекватна, то революции не нужны. Вопрос возникает в том, что революции возникают для исправления вопиющей неадекватности элит.

Вот этот смрад разложения, откуда он возникает? Это же вопрос! Разве Наполеон Бонапарт, он же поручик Буонапарте, глядя на то, что происходит со взятием Бастилии в 1789 году, не говорил, что ему достаточно (я уже не помню) полка или батальона, для того чтобы «разогнать всю эту сволочь и положить этому конец»? Он это говорил, и он был прав. Только поручик Буонапарте не получил полка. Почему?

Но событиями февраля семнадцатого года всё не исчерпывается. Ведь потом был период, который все хотят забыть, ― от февраля до октября, когда эстафета власти была передана буржуазии.

Наступила буржуазная демократия, почти диктатура. Глаза у него «бонапарчьи», говорил Маяковский по поводу Керенского. Жалкие ничтожные люди, не способные ни к каким исторически конструктивным действиям, не обладающие волей ― вот что такое русская буржуазия, которая получше была, чем та, которая пришла к власти в 1991 году.

Она проиграла всё, что могла! Если царская власть допускала ошибки, которые собирались в определенной конфигурации, то те просто продемонстрировали вопиющую импотенцию! И страна стала стремительно разлагаться. Все эти стадии разложении страны происходили с февраля по октябрь. Там уже не было страны к октябрю. У Ленина хватило честности назвать позорным Брестский мир.

Маяковский писал:

Возьмем

передышку похабного Бреста.

Потеря ― пространство,

выигрыш ― время.

Сколько времени продлилось это, и кто организовал революцию в Германии? Разве не те же большевики?

Когда на распадающуюся страну, где еще не было никакой армии ― та, старая, разложилась, новая не сформировалась, ― наступала самая мощная армия мира, был подписан этот «похабный Брест». Была историческая правда прихода к власти большевиков в абсолютно импотентной ситуации, в хаос, в нуль. И продолжалось это год, а потом армии большевиков отбили войска Антанты. А потом Советская армия водрузила знамя над Рейхстагом.

Что такое Беловежские соглашения? Это не «похабный Брест»? Это не супер-Брест? Просто если посмотреть на территории, на расчленение и всё прочее. Как мы относимся к тем, кто это подписал, антиконституционно, в условиях, когда никакого такого чудовищного разложения и полного хаоса, как к октябрю 1917 года, не было? Кто за это ответит и чем? Почему с этим осторожничают? Как к этому надо отнестись?

Так вот, я хочу сказать, как к этому относится Запад. Запад к этому относится как к капитуляции России, проигравшей холодную войну. За проигрыш холодной войны отвечают коммунисты, но за Беловежье отвечает уже та новая власть, которая построила на обломках Советского Союза страну, подмандатную Западу. Это подмандатная элита, подмандатная страна, и началось это задолго до краха Советской власти в 1991 году. Это началось действиями Андропова и его старших товарищей, которые кричали о том, что любой ценой надо туда войти, а там разберемся.

Это произошло. В результате этого сформировалась подмандатная территория. Произошла неявная, но очень четкая оккупация. Кто за это ответит? Чем это было? Но это длится не год, как при большевиках.

Теперь какие-то силы, в том числе и оголтело патриотические, начинают орать по поводу, в общем-то, не выходящих за рамки всего, что было сказано раньше, слов президента России по поводу большевиков и Украины, как они сейчас расправятся с коммунизмом и со всем прочим.

Во-первых, вот (показывает кукиш. ― Ред.), чтобы поняли все. Зюганову поручили вынести решение о признании ЛДНР.

Во-вторых: каждый, кто этими «расправами» займется, является национальным изменником. Потому что в момент, когда нужно сосредоточение сил, чтобы ответить американцам, станут раскалывать общество на красных и белых, в очередной раз, в двадцать пятый.

В-третьих: кто такие эти белые? Какова их роль в национальной измене, на всех этапах? Кто и как подмахивал Гитлеру?

И, в-четвертых: не они ли привели к краху страну, которую из краха вытаскивали большевики? Чья бы корова мычала, а их бы молчала.

Теперь о том, что началось. Россия была приговорена сразу после 1991 года. Это был переходный период к ликвидации Российского государства. Ликвидацию эту остановил Путин, и это его историческая заслуга. Путин не переломил тенденции, которые были заложены внутрь подмандатной элиты. Но он отрегулировал что-то, отбросил крайности и нормализовал, как ему представляется, всё происходящее. В результате мы имеем то, что имеем.

Я не буду обращать внимание на отдельные эпизоды внутри того, что происходило на Совете безопасности, того, что мы лицезрели. Но, уверяю вас, они гораздо более существенны, чем это может показаться. И внимательное наблюдение за тем, как именно вел себя глава российского государства, говорит о том, что ему далеко не всё нравится в происходящем. И он-то это не нравящееся аккумулировал не во время Совета безопасности, а на предыдущем этапе.

Итак, мы имеем дело с элитой подмандатной территории или элитой вхожденчества. Она никуда не делась, и ее гораздо больше, чем можно себе представить.

Запад считает, что мы подвергаем сомнению его победу в холодной войне. А он ее безумно ценит.

Масса людей, с которыми я разговаривал, в том числе определенное количество людей с высокой квалификацией и безусловно порядочных, говорили мне: «Да вы что? Какое признание ЛДНР? Да какое „это и это“? Этого всего не будет!» Почему они так говорили? Потому что они, как, между прочим, Сталин перед 22 июня 1941 года, пытаются оценить сложившуюся ситуацию в мире как рациональную. Когда Сталину докладывали о том, что Гитлер нападет на СССР, он говорил: «Зачем? У него к этому нет рациональной мотивации».

Зачем Запад осуществил нападение на Россию? Зачем он втягивал так оружие на Украину? Зачем он этих бандеровцев культивировал? Зачем он подтаскивал к этому краю пропасти?

Можно это обсуждать с точки зрения чистой рациональности, а можно выйти за ее рамки. В эпохи турбулентности, а мы только в начале этой эпохи, рациональность обычного типа не действует. Не спрашивайте щепку, как бы ей надо было вести себя рационально. Ее несет поток.

Постоянно используемая лексика, находящаяся уже за пределами дипломатического языка, справедливость которой я не отвергаю потому, что в ситуации безумия наименее разумно действовать, как в известной притче: акула напала на плывущую английскую пару, мужчина вытащил нож, чтобы сопротивляться, а ему жена кричит: «Джек, фи! Рыбу ― ножом?»

Уже бессмысленно соблюдать этикет в ситуации, когда ведут себя так разнузданно, как ведут. Страна приговорена Западом, и теперь вопрос в том, сможет ли она себя отстоять. Это очень серьезный вопрос.

В девяносто третьем году после расстрела парламента для меня возникал экзистенциальный выбор: жить ли в той мерзости, которая развернулась после этого события, и которая была всё же результатом общественной поддержки на апрельском референдуме некоего курса, олицетворявшего эту мерзость. Можно ли здесь жить?

И тогда вдруг с невероятной остротой я ощутил, что жить я могу только здесь. Что я понимаю: всё, что будет происходить, является крайне несовершенным, но всё равно я буду, первое, ― жить здесь, во-вторых, помогать удержаться этой несовершенности, а не выбивать из-под нее последние подпорки, как это делали некие так называемые красные, поддерживая чеченцев в мятеже против российского государства.

Я никогда не думал о том, какие будут у меня позиции, я ничего не хотел внутри того, что развернулось после девяносто третьего года и что было олицетворением этой скверны.

Можно ли защищать то, что считаешь скверным? Можно. Можно! Так это защищали и в Гражданскую войну царские офицеры, перешедшие на сторону красных, и в Великую Отечественную.

Так отказался действовать против этого генерал Деникин. Можно было защитить красных, которых ненавидели, потому что защищали, и понимали это, историческую Россию. И можно было радоваться Победе и знамени над Рейхстагом. Можно.

И очень часто происходит именно так. Последовательная критика происходящего в российской элите есть наш гражданский и экзистенциальный долг. Удержать государство от катастрофы и поддержать его против абсолютного иноземного врага ― это такой же наш долг.

Соединение этих двух задач очень трудное, но оно является единственно возможным.

И здесь вопрос совершенно не в гражданских оппозиционных движениях, которые всё уже доказали и на Поклонной горе, и в Донецке, и в других местах. Здесь вопрос во власти.

Я лично убежден, что внутри существующей власти сейчас так называемых подмандатников, или вхожденцев, до и больше. Что вся система построена для вхождения в западную цивилизацию ― хоть бы и на карачках, хоть бы и ползком, лишь бы для вхождения. Так построено всё.

Что такое реформа, по вхожденчеству? Это переписывание с английского языка на русский. Какими качествами должен обладать реформатор? Хорошо переводить с языка на язык. Всё, всё организовано по этому принципу.

И Путин сказал: да, я вижу это, я где-то это нормализую, а где-то я это принимаю ― вот эту гибридную элиту. Я выстраиваю систему и использую для того, чтобы российское государство могло выжить при умеренных нагрузках.

Так всё выглядит, по крайней мере, со времен Мюнхена. А перед Мюнхеном было предложено главе российского государства, всей власти, входить в Европу по частям. И вот тут-то и были отвергнуты эти предложения, и начался новый период. А разве Путин не сказал вот прямо сейчас в обращении, что он спрашивал Клинтона, примут ли в НАТО Россию?

Значит ясно, что речь шла именно о вхожденчестве, но только в виде суверенного государства, такого же, как все, и о построении такого же европейского государства, и так далее и тому подобное. Об этом шла речь.

Вопрос возникает о том, может ли она идти и дальше о том же самом.

Каков масштаб совершившегося события?

Две исторические заслуги Путина, с моей точки зрения, таковы.

Первое: он сдержал распад. И бастионами этого сдерживания являлись и Осетия с Абхазией, и Крым, и Донецк, и в 2014-м, и сейчас. Он сдержал это. И в этом, конечно, есть его историческая заслуга. И никто не ждал, что он это будет делать.

И, второе, что я отношу к историческим заслугам президента России, это то мастерство, с которым он снижает напряженность в отношениях между Западом и Россией. Он всё время очень тонко и компетентно управляет этой напряженностью. Иначе говоря, он осторожен. Потому что он понимает, что созданная им гибридная система может выдержать только умеренные напряженности.

И он выводил их на эти умеренные характеристики, и когда все завыли по поводу Осетии и Абхазии, и после Крыма, и так далее. Я убежден, что и сейчас президент России будет действовать, исходя из необходимости минимизировать ту напряженность, которая возникнет. И я вижу, как это происходит.

Об этой минимизации говорят в момент, когда идут все эти дипломатические войны якобы за нашу победу в отодвигании НАТО от наших границ и так далее. Не про то идет звук.

Про другое американцы заговорили сразу же. Что они войска вводить не будут, что они такие-то и такие-то санкции будут осуществлять, что в одних случаях санкции будут жесткими, в других мягкими. Уже всё это разминается.

Поэтому я могу себе легко представить, что президент России выведет напряженность в отношениях через полгода на некий минимум, и тогда система выдержит. Это средний вариант. Эта система будет демонстрировать свои скверные черты. Наряду с этим она будет обеспечивать какую-то функциональность.

Теперь предположим, что эта система развалится, а напряженность станет большой. Тогда будет очень плохо. И никто даже не понимает, насколько будет плохо. Все потирают руки и говорят: «Развалится система. Зашибись! Новые возможности, можно будет движуху устроить». Будет чудовищно плохо. Это будет реальная смерть народа и государства.

И наконец, есть возможность трезвого понимания, что напряженность тем не менее увеличивается, и надо что-то делать с системой. Я считаю, что этот вариант единственный спасительный.

И вот тут вопрос: что с ней начнут делать? Где жесткая рациональность, приводящая к стратегической замене и курса, и кадровой политики, и всего прочего возобладает, а где начнутся заполошные маргинальные игры, которые до добра довести не могут.

В сегодняшней исторической ситуации… Я не знаю, какая ситуация была во времена Ленина. Шла мировая война, мировая элита была расколота, государства были расколоты. Может, он там и играл в какую-нибудь офицерскую рулетку. Покрутил барабан, приставил к голове государства, ну и к своей собственной тоже. И как бы щелкнуло и пронесло. Авантюрно? Авантюрно, да. Поддерживаю я подобного рода игры? Нет. Ну, выиграл и выиграл.

Сейчас этой ситуации нет ― Запад не расколот.

Сейчас любой крах системы оборачивается абсолютным крахом. Ибо, в конце концов, у большевиков было в условиях отсутствия ядерного оружия и многого другого тысяч тридцать людей, хорошо подготовленных и готовых жертвовать собой, умеющих работать на политическом направлении. Всё, что будет происходить сейчас ― это будет клубление говн.

Я отвечаю за свои неполиткорректные слова. Система отвратительная, ее развал еще хуже. И он продемонстрирует ее худшие качества.

Значит, единственное, что может быть, это либо вариант дальнейшего пролонгирования того, что есть, в виде минимизации напряженности. И тогда это один курс после признания ЛДНР. Но тогда они будут гораздо более активно ставить все свои ядерные установки! И провоцировать к следующим фазам! И это надо понимать уже сейчас! И это написано на лицах людей из Совета безопасности, которые говорили о продолжении переговоров.

Либо эта напряженность растет. И тогда единственная возможность ― это очень стратегическая, вдумчивая и никак не связанная с твоими симпатиями и антипатиями трансформация всего, что происходит.

Эта трансформация будет порождена наращиваниями напряженности оттуда. Ее будут пытаться смягчать и ее мастерски смягчают последние четырнадцать лет! Но никто не сказал, что на новом периоде это будет возможно. Мир входит в эпоху турбулентности, он безумен, и внутри него попытки рациональных оптимизаций уже не работают, необходимо другое. Американцы вполне могут рассматривать Украину как плацдарм средней войны, по результатам которой будет понятно, кто чего стоит. Есть такая американская стратегия ― авантюрная, омерзительная ― она есть. Но даже для того, чтобы выстоять и в ней продемонстрировать себя, уже невозможно минимизировать напряженность и использовать элиту вхожденчества, которая не хочет вообще никакой напряженности в отношениях. Наверное, удастся еще сколько-то времени соединять несоединимое и расплевываться с Западом, одновременно поставляя газ в Европу, и так далее и тому подобное, но это узкий временной интервал.

И всё, чем я могу завершить свою передачу, сводится к следующему: самое страшное ― это потерять Россию. Да, скверные процессы тоже волокут туда же, но лучше бесконечный ужас, чем ужасный конец. Эти процессы надо исправлять, их можно исправлять, нужно просто проявлять другие человеческие характеристики, а единственная надежда, настоящая — это надежда на то, что не повторится элитная ситуация ни февраля 1917, ни августа 1991, ни Смутного времени. Что каким-то способом внутри всего этого дела удастся избежать гниения, неадекватности и двусмысленности, и что внутри этого избегания, ответственность за которое лежит на высшей политической власти, родится новая российская жизнь, а внутри нее неизбежно действует и действовала на предыдущих этапах развития России очень простая максима: не плюй в колодец, пригодится воды напиться.

Что сделал Сталин? Он взял русскую дворянскую антибуржуазную культуру, передал ее народу, и в этом его историческая заслуга, если в двух словах. Вопрос заключается в том, что и как из нашего исторического опыта мы будем использовать в условиях нарастания напряженности, если его не удастся избежать, и какую адекватность в этой ситуации мы будем сохранять, ставя во главу угла спасение народа, государства, исторического бытия, а не что-либо другое.

До встречи в СССР!