Музейных дел мастера: в Томске насаждают черный миф о коммунизме
В марте 2018 года внимание томичей привлекли высказывания Василия Ханевича, заведующего томским мемориальным музеем «Следственная тюрьма НКВД» о том, что в годы Советской власти на территории Томской области было репрессировано полмиллиона человек. Такое количество репрессированных превышает всё население региона в том периоде. В опровержение этих заявлений, 6 апреля в газете «Томская неделя» было опубликовано открытое критическое письмо координатора Томского отделения движения «Суть времени» Владимира Головкова. В ответ в СМИ и Интернете развернулась полемика. Свой комментарий ИА Красная Весна предоставила Наталья Барышникова, председатель Комиссии по культуре и туризму законодательной думы Томской области, руководитель фракции КПРФ в законодательной думе Томской области.
Корреспондент: Наталья Геннадьевна, спасибо за готовность дать подробный комментарий по деятельности заведующего мемориальным музеем «Следственная тюрьма НКВД» Василия Ханевича. С чего бы Вы хотели начать свой комментарий?
Барышникова: Когда мне приходится объединять в мыслях тему так называемых «политических репрессий» и Томский областной краеведческий музей, структурным подразделением которого является музей «Следственная тюрьма НКВД», то первое, что вспоминается, это трагическая судьба первого директора краеведческого музея Михаила Шатилова. Будучи эсером и примкнув к «сибирским сепаратистам», он не сразу принял Советскую власть, подвергался арестам, но потом десять лет плодотворно руководил музеем. В 1933 году был вновь арестован и признал свою вину. Шатилов погиб в заключении. Он действительно репрессирован незаконно и в 1959 году был посмертно реабилитирован советским военным трибуналом. А 10 лет назад решением законодательной думы Томской области имя Шатилова присвоено этому самому областному краеведческому музею. Сложная судьба Шатилова и сложная память о ней могут быть иллюстрацией эпохи. Но эпоха была еще сложнее отдельных судеб. А там, где существует сложность в понимании истории или отдельных судеб, надо кропотливо разбираться. Трагедию отдельного человека нет возможности понять без понимания эпохи. Всматриваясь в деятельность Ханевича, я пришла к убеждению, близкому к позиции Владимира Головкова, — Ханевич организовал работу так, что посетитель музея подвергается только эмоциональному воздействию при ознакомлении с отдельными судьбами, но посетителю не предлагается осмыслить эпоху на основании научного обобщения или полноты исторических данных. Полагаю, что взамен рационального осмысления Советской эпохи посетителю музея навязывается черный миф о коммунизме.
Корреспондент: «Черный миф о коммунизме», можете пояснить, что вы под этим подразумеваете?
Барышникова: Напомню о продвигаемой не только на Западе, но и в России концепции приравнивания коммунизма к фашизму. Советская культура, советское самосознание было построено на их противопоставлении. Вспомните строки из «Священной войны»: «За свет и мир мы боремся, они — за царство тьмы». Сложившаяся в СССР мемориальная культура пропитана этим противопоставлением. Это легко проиллюстрировать нашими мемориальными комплексами в память о павших в борьбе с фашизмом. От Мамаева кургана и памятника Героям-панфиловцам до мемориала «Тыл — фронту» в Магнитогорске и могилы Неизвестного Солдата у Кремлевской стены эти мемориальные композиции преисполнены духом преодоления черной силы фашизма. Это память о героях, павших в борьбе. В русской и в советской мемориальной традиции использование мемориальных форм увековечивания памяти осуществлялось именно в отношении Героев. Мемориальными досками отмечались места, связанные с духом героев, с жизнью и творчеством выдающихся людей. В противовес этому современные распространители черного мифа о коммунизме запустили акцию «Последний адрес», в рамках которой планируют мемориальными табличками отмечать последние места жизни обычных людей, которые по утверждениям инициаторов акции, были незаконно репрессированы без законных оснований к этому. Это очень опасная подмена, опасная для целостности сознания людей, направленная на извращение восприятия мемориалов в русской и советской культуре. Когда мы видим мемориальную доску, мы автоматически ожидаем, что здесь представлен герой, т. е. человек был борцом против чего-то плохого. Что делают ханевичи: предъявляя мемориальную табличку «последнего адресата» обычного человека, они как бы героизируют его, наделяют статусом борца. И тут возникает вопрос: а борец против чего? Против коммунизма? Социализма? Считаю, что это делается целенаправленно, с целью уравнять коммунизм и фашизм. Черный миф о коммунизме — это иррациональный миф. Я постаралась показать лишь один из механизмов его продвижения в сознание современников. Но методы информационно-психологической войны против нашего народа многогранны — некоторые завязаны на спекуляции с самим словом «мемориал», другие — на фальсификации истории народа, о чем и говорилось в открытом письме Владимира Головкова…
Корреспондент: Наталья Геннадьевна, о каких спекуляциях со словом «мемориал» Вы говорите?
Барышникова: Наверное, некорректно что-либо объяснять со ссылками на личный опыт. Но пока историки не дали научных обобщений, о необходимости которых я сказала, позволю себе адресоваться к своему личному опыту. Я не являюсь специалистом в истории правоохранительной системы СССР, но некие представления об этом имею. Я человек говорящий и мыслящий на русском языке, и, как любой человек, что-то могу уловить интуитивно. Когда я впервые услышала словесную конструкцию, которой оформлено наименование мемориального музея — «Следственная тюрьма НКВД», то сразу ощутила лексический дискомфорт. Я проводила консультации с теми, кто причастен к появлению этого музея и его современного названия, а также со специалистами по истории правоохранительных органов. Во-первых, я не получила никаких подтверждений того, что словосочетание «следственная тюрьма» имело какое-то значение в законодательстве СССР или устойчиво применялось к обозначению какой-либо структуры, какого-либо подразделения НКВД. Во-вторых, если слово «мемориал» должно адресовать сознание к памятному месту Героя и борца, то в подсознании всплывает установка — мемориальный музей должен быть музеем активных борцов с Советской властью, то есть музеем тех, кто вопреки ее законам совершал преступления. Но если он нарушал эти запреты, то есть совершал преступления по советскому законодательству, то он не может быть признан невинно репрессированным. И, наконец, в-третьих. Создание музея было тесно связано с деятельностью международного правозащитного общества «Мемориал». В деятельности его томского отделения с момента основания участвовал не только Ханевич, но и многие наши земляки, которые, в отличие от Ханевича, не отреклись от своего коммунистического прошлого, например, до настоящего времени поддерживают КПРФ. Из разговоров с ними проясняется картина, как сконструировали это странное наименование музея: в нем постарались объединить максимум «сильных слов», каждое из которых обладает большим потенциалом эмоционального воздействия. Понимаете, о чем я говорю? Само имя музея спекулятивно конструировалось как орудие информационно-психологического воздействия! Это опасная игра в слова. Думаю, ее режиссеры заранее делали ставку сыграть на чувствах людей, в том числе на их эмоциональной памяти о близких, оказавшихся невинными жертвами. Но повторю, это мои впечатления и мысли, вопрос требуется изучать.
Корреспондент: Кто-либо из должностных лиц Томской области, ответственных за сферу культуры и музейную деятельность, понимает то, о чем вы рассказали? Кто-либо занимается изучением этих проблем?
Барышникова: Полагаю, что руководитель областного департамента культуры Павел Волк должен понимать это. Он доктор культурологии, разбирается в базовой терминологии и в выразительных средствах монументального и мемориального оформления культурного наследия. А что касается изучения проблем, о которых мы говорим, то уместно задать вопросы директору Томского областного краеведческого музея Святославу Перехожеву. Напомню, что, когда Перехожев в 2011 году пересел из кресла коммерческого директора сети кофеен Prado в кресло директора музея, он сам сетовал на прекращение такой научной работы музеем, обещал возобновить научную работу. Не знаю, как другие, а я не вижу качественного улучшения научной работы краеведческого музея. А ведь исследовать есть что, например, предмет спора между Ханевичем и Головковым: сколько жителей в действительности было репрессировано на территории Томской области — полмиллиона или 18 тысяч? Потенциал и традиции томской научной школы таковы, что Томский краеведческий музей мог бы стать межрегиональным интегратором в подобных исследованиях. Но думаю, что пока он остается только поставщиком фальсифицированных фактов для иностранных интересантов, демонизирующих и советский народ, и современную Россию.
Корреспондент: Вы несколько раз упомянули общество «Мемориал», какова его роль? Какова роль его томского отделения?
Барышникова: Возможно, не все Ваши читатели знают историю этого общества и его современное состояние. Эта некоммерческая организация именуется как «Международное историко-просветительское, правозащитное и благотворительное общество „Мемориал“». Организация зарегистрирована в 1989 году. К этому периоду уже оформился костяк ее активистов в Томске. Василий Ханевич тогда был таким активистом томского «Мемориала», потом стал членом томского совета «Мемориала». В качестве такового он и начинал внештатную работу в Томском областном краеведческом музее. А в 1993 году был принят в штат на должность заведующего «Музеем памяти жертв сталинских репрессий». Так тогда назывался нынешний томский мемориальный музей «Следственная тюрьма НКВД». В 2010 году Ханевич стал председателем томского «Мемориала». Активно участвовал и участвует в его деятельности. «Мемориала». То есть заведующий подразделением томского государственного музея одновременно работает на «Мемориал», который не только пользуется поддержкой Государственного департамента США, но и получал объемную материальную поддержку от иностранных правительственных и неправительственных организаций. В итоге, решением суда в 2014 году «Мемориал» признан «иностранным агентом», который, по мнению Минюста России, осуществляет политическую деятельность. Действительно, вскоре после создания, «Мемориал» помимо историко-просветительской деятельности, подобной заявлениям Ханевича о полумиллионе репрессированных жителей области, стал заниматься и правозащитной деятельностью по поддержке современных оппозиционеров. Стал для оказания давления на органы государственной власти вводить своих представителей в различные влиятельные общественные структуры. Тот же Ханевич был членом общественной палаты Томской области, членом комиссии по помилованию при губернаторе Томской области, членом коллегии департамента культуры Томской области, которому подведомственен музей. А сейчас Ханевич является членом областной наблюдательной комиссии по общественному контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания, заключенных.
Корреспондент: В открытом письме Владимир Головков выделял международный аспект последствий деятельности Ханевича. Вы можете это прокомментировать?
Барышникова: Я не понимаю, как можно смотреть на его деятельность «с широко закрытыми глазами»! Подумайте, если один народ осуществлял геноцид другого народа, то ведь надо ставить вопрос об ответственности? Правильно? Есть же в деятельности Ханевича очевидные вещи, которые руководство региона должно видеть! Ханевич — один из лидеров польской диаспоры в Томской области, заместитель председателя национальной культурной автономии «Томская Полония». Он был создателем и руководителем томского Польского национального центра «Белый Орёл». Так вот, на сайте российского государственного мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД» много лет рекламируется написанная Ханевичем в 1993 году книга «Белостокская трагедия: Из истории геноцида поляков в Сибири». Понимаете? Может это только мне кажется, что многие годы государство обеспечивает Ханевича зарплатой и информационной инфраструктурой для ведения антироссийской деятельности?! Это только мне кажется, что Ханевич обвиняет это самое государство в осуществлении геноцида поляков, латышей, румын, литовцев и других народов?! Если этому человеку предоставляются служебное кресло, хорошая зарплата и возможности транслировать свои идеи, то не надо удивляться тому, что в средствах массовой информации стран Прибалтики и Польши почти четверть всех примеров геноцида их народов со стороны России имеют источником «Следственную тюрьму НКВД».
Корреспондент: Эти факты, книги с такими заголовками и их реклама не стали предметом проверок прокуратуры или хотя бы служебных проверок?!
Барышникова: Нет! Более того, тот случай посещения послом Румынии музея «Следственная тюрьма НКВД» и его запись в книге отзывов о полумиллионе репрессированных, о чем написал Головков в своем открытом письме, имеет контекст. Это посещение состоялось сразу после того, как румынский посол встретился с губернатором Томской области Сергеем Жвачкиным! Понимают ли чиновники, что теперь мероприятия по учреждению румынского общества в Томске с участием губернатора будут восприниматься в контексте фальсификации истории репрессий и обвинений русского народа в геноциде других народов? Что будет дальше? Ведь надо разобраться, за что именно Ханевич награжден польскими орденом «Кавалерский крест заслуги» и медалью Bene merito. А если принять во внимание, что в марте этого года новым председателем «Мемориала» избран Ян Рачинский, награжденный таким же орденом «за выдающиеся заслуги в распространении правды о Катыни», что нам ждать дальше? Финансовых требований к России за компенсацию геноцида? Полагаю, что на обоснование таких требований и работают Ханевич и Рачинский.
Корреспондент: После публикации открытого письма Владимира Головкова в его адрес выдвигаются обвинения, что он требует закрыть музей «Следственная тюрьма НКВД». Не боитесь подобных обвинений в свой адрес? Каково Ваше отношение к дальнейшей судьбе этого музея?
Барышникова: Я никогда не призывала к закрытию этого музея. Но музей действует в помещениях, предоставленных частным лицом, в помещениях, не имеющих эвакуационных пожарных путей и не предназначенных для музейной деятельности, надо быть готовым к его перемещению на основные площади Томского областного краеведческого музея. А тематическую деятельность музея надо не только сохранить, но и расширить. Нарымский край веками и до Советской власти был местом политической ссылки. В рамках краеведческих задач мемориальный музей надо переименовать и сделать таким подразделением областного музея, которое специализируется на всей политической истории Сибири.
