Неотения, Лоренц, братья Хаксли и Поппер
В прошлых статьях мы начали разбирать книги Рианы Айслер, модель «партнерства» которой Римский клуб в своем последнем юбилейном докладе отрекомендовал как образец баланса в отношениях между мужчинами и женщинами.
Из книг Айслер мы узнали о том, что в глубочайшей древности существовала некая исконно европейская цивилизация, развивавшаяся по принципам «партнерства», в которой не было насилия, а только удовольствие и благость, что благолепие это было вероломно прервано дикими племенами протоиндоевропейцев, пришедших из южной части Евразии и из Ханаана. Также мы узнали, что идеальными для этой модели являются отношения в стае неотенических, то есть обладающих инфантильными признаками, животных — таких, как карликовые шимпанзе бонобо, которые отделились как вид от обычных шимпанзе полтора миллиона лет назад. Особо подчеркивается, что у бонобо проблема неагрессивных отношений внутри стаи решена беспорядочными половыми отношениями всех со всеми, причем не только с целью воспроизводства рода, но и для простой социализации и удовольствия. Такой вот позитивный и продвинутый вид.
Существование чего-то подобного Айслер усматривает и внутри человеческого вида. Значит, по Айслер, существует все-таки два подвида людей? Если шимпанзе для обретения этих различий понадобилось 1,5 миллиона лет, то когда-то же разделились между собой и люди на два подвида? Один из них, напомним, изначально принадлежит к «доминантному» агрессивному типу, другой к «партнерскому», толерантному и сексуальному, более сходному с бонобо. А разница между ними ключевая, и называется она — неотения, то есть недосозревание молодого организма во взрослую особь, сохранение ювенальных черт у взрослой особи.
Неотения была открыта и описана известным биологом Джулианом Хаксли и его учениками в 1920-х годах. Хаксли со своим учеником Е. Фордом экспериментально изучал на раках (род Gammarus) генетический контроль за развитием и выдвинул концепцию скоростей действия генов. Биограф Джулиана Хаксли Я. М. Галл сообщает, что «он занимался изучением аксолотля (аxolotl) — неотенической личинки некоторых видов хвостатых земноводных из семейства амбистомовых (Ambystomidae). Особенность аксолотля состоит в том, что он достигает половой зрелости и становится способным к размножению, не превратившись во взрослую форму, не претерпев метаморфоз. У этих личинок хорошо развита щитовидная железа, но она обычно не вырабатывает достаточное количество индуцирующего метаморфозы гормона тироксина. Хаксли экспериментально доказал возможность стимуляции метаморфоза у мексиканского аксолотля при добавлении в корм содержащего гормон экстракта из щитовидной железы быка.
Также он экспериментально и теоретически разработал учение об аллометрии — закономерностях морфогенеза отдельных частей и роли генов в этом процессе. Тем самым в одном концептуальном ключе предстали морфология, эмбриология и генетика индивидуального развития. Эти идеи развиты Хаксли в его ставших классическими книгах «Проблемы относительного роста» и «Элементы экспериментальной эмбриологии» (написанной совместно с Гексли де Биром в 1936 г.). В аспекте аллометрии Хаксли описал неотению, которая способна привести к быстрым и крупномасштабным изменениям на онтогенетическом уровне с далеко идущими эволюционными последствиями».
Неотения тесно связана с одомашниванием животных. Антропологи считают, что искусственный отбор на пониженную агрессивность в процессе одомашнивания животных приводит к ювенилизации ряда признаков. Эти признаки, как предполагают специалисты, могут быть взаимосвязаны — например, через гормональную регуляцию.
Известный популяризатор науки Александр Марков уточняет, что биологические корни «синдрома приручения», видимо, находятся в так называемом нервном гребне — одной из групп стволовых клеток эмбриона.
Американский биолог-эволюционист Текумсе Фитч из Университета Вены, соучредитель кафедры когнитивной биологии, и его коллеги также считают, что всё дело в группе стволовых клеток, рано выделяющихся в процессе эмбрионального развития, которую они называют «нервным валиком». Эти клетки затем превращаются в разные элементы нервной системы, мигрируя в разные части организма. От них зависят многие признаки, на первый взгляд не связанные между собой: меньшая агрессивность, недоразвитость лицевых хрящей и костей черепа, белые пигментные пятна и пр. Именно от этой группы клеток, по мнению ученых, происходят и надпочечные железы, отвечающие за секрецию разных гормонов, таких как тестостерон или гормон стресса. При одомашнивании животного, для того, чтобы оно стало более мирным и дружелюбным, необходимо воздействовать именно на «нервный валик».
Так, например, знаменитые вислоухие лисицы академика Дмитрия Беляева или мышата Анны Линдхольм имеют укороченные мордочки и выпуклые лбы, белые пигментные пятна.
В чем была суть знаменитых экспериментов Д. К. Беляева по одомашниванию лисиц? Ученые отбирали животных на пониженную агрессивность. В результате получились очень дружелюбные особи, у которых во взрослом состоянии сохранились некоторые «детские» признаки в их морфологии, мышлении и поведении.
10 октября 2014 г. в Институте Солка в Калифорнии прошел симпозиум по «одомашниванию человека». Ученые говорили, что изучение одомашнивания животных может рассказать кое-что не только об отношениях человека с одомашненными видами, по крайней мере, с плейстоцена, но и об эволюции самого человека как вида в более отдаленном прошлом. В частности, было высказано предположение, что ряд уникальных черт — анатомических, нейронных, а также социальных, когнитивных и коммуникативных — которые определяют наш вид, могут быть связаны с отбором на низкую агрессивность и с процессом «самоодомашнивания». Данный симпозиум объединил, таким образом, ученых из различных исследовательских кругов для изучения данных концепций и дальнейшего выяснения возможной роли одомашнивания в эволюции человека.
Ученые уже давно начали обсуждать тему возможности одомашнивания или самоодомашнивания человека. А сейчас кое-кому особенно не терпится, чтобы податливым, «мирным и неагрессивным» стал весь род человеческий. И понятно, что это будет напрямую связано с неотенией, т. е. гормональной задержкой развития в фазе детства. Собственно, не это ли мы наблюдаем в современном западном (а сейчас и российском) обществе, в котором молодые люди вовсе не торопятся взрослеть и брать на себя ответственность — не только за семью, но и за собственную судьбу? В статье «О коммунизме и марксизме — 70» Сергей Кургинян писал об этом постоянном детстве взрослых людей: «Оно заведомо лишено устремленности во взрослость, то есть лишено настоящего стратегического будущего. А значит, оно лишено и внутренней беспредельности, а также того, что только эта внутренняя беспредельность может подарить: полноты, судьбы, миссии, счастья, преодоления, пути».
И если отбор, искусственный или естественный, действует именно в этом направлении, то он под всевозможными предлогами ненасилия и толерантности и будет закреплять сохранение младенческих черт вплоть до взрослого возраста.
А что знаменуют собой все эти гормональные эксперименты по смене пола у детей и подростков, в ходе которых им вкалываются гормоны еще до полового созревания? Кроме стерилизации и ментальных проблем, связанных с половой идентичностью, у этих детей возникают необратимые гормональные изменения и задержка созревания.
Дж. Хаксли много занимался изучением так называемого взаимного полового отбора, исследуя поведение птицы большой поганки. Уже в 1916 году он, читая лекции в Райсе по теме «Биология и человек», посвященные сексуальному поведению человека, связывал человеческий прогресс с отношением полов. Он защищал «прекрасную модель равенства полов, которую демонстрировала большая поганка», — пишет в биографии Джулиана Хаксли Я. М. Галл. Дж. Хаксли считал, что взаимный сексуальный отбор непрерывно совершенствует человека. Этот тип отбора — один из ведущих путей к эмансипации женщины.
Постоянные параллели между социальной жизнью птиц и человека были рабочей моделью Хаксли для доказательства необходимости прогресса человечества. В 20-е годы в США и Великобритании шла борьба суфражисток за права и равноправие женщин, за повышение их образовательного ценза. Джулиан Хаксли стал активным сторонником равноправия женщин. Аналогии человеческого поведения с поведением большой поганки — казалось бы, очень странные — не представляли для Хаксли трудностей: он легко двигался от птиц к человеку и обратно, на что обращает внимание (разумеется, комплиментарное) и его биограф Я. М. Галл.
Идею взаимного полового отбора Хаксли активно экстраполировал на человеческую жизнь. Эта тема особенно сильно прозвучала в Королевском институте Лондона. В 1926 году в Британской Ассоциации содействия наукам в Оксфорде Хаксли подвел итог 15-летним изучениям ухаживания птиц, заявив, что семейная жизнь птиц достигла самого высокого развития в форме равенства полов, и что остальным видам в их эволюции это «равенство полов» следует перехватить.
Но зачастую то, что принимают за дружелюбие, на самом деле не означает ничего, кроме безразличия. И действительно, если ты любишь кого-то или что-то — своих близких, своих детей, свою Родину, — ты будешь стараться это защищать. Совсем другое, если ради того, чтобы не идти на конфликтность и проявлять дружелюбие, ты позволишь сделать с ними все, что угодно. Какая разница, ведь главное — бесконфликтность! Но мы уже однажды, в перестройку, сделали это под всеобщее причитание: «Лишь бы не было войны!»
Ученик Джулиана Хаксли и основатель этологии как науки Конрад Лоренц в своей книге «Агрессия», постоянно подчеркивая некорректность прямого переноса результатов наблюдений над поведением животных на человека, в главе «Сообщество без любви» сообщает: «Для стайных животных типично отсутствие какой бы то ни было агрессивности, а вместе с тем и отсутствие индивидуальной дистанции. <…> Форма такого объединения совершенно анонимна; каждому отдельному существу общество каждого сородича так же мило, как и любого другого. Идея личной дружбы, которая так прекрасно выражена в народной песне, — «У меня был друг-товарищ, лучше в мире не сыскать», — абсолютно неприложима в отношении такого стайного существа: каждый товарищ так же хорош, как и любой другой; хотя ты не найдешь никого лучше, но и никого хуже тоже не найдешь, так что нет никакого смысла цепляться за какого-то определенного члена стаи как за своего друга и товарища.
Связи, соединяющие такую анонимную стаю, имеют совершенно иной характер, нежели личная дружба, которая придает прочность и стабильность нашему собственному сообществу. Однако можно было бы предположить, что личная дружба и любовь вполне могли бы развиться в недрах такого мирного объединения; эта мысль кажется особенно заманчивой, поскольку анонимная стая, безусловно, появилась в процессе эволюции гораздо раньше личных связей. Поэтому, чтобы избежать недоразумений, я хочу сразу предупредить о том, что анонимное стаеобразование и личная дружба исключают друг друга, потому что последняя — как это ни странно — всегда связана с агрессивным поведением. Мы не знаем ни одного живого существа, которое способно на личную дружбу и при этом лишено агрессивности».
«У животных бывают и такие отношения между определенными особями, которые связывают их на долгое время, иногда на всю жизнь, но при этом личные узы не возникают. Как у людей существуют деловые партнеры, которым прекрасно вместе работается, но и в голову не придет вместе пойти на прогулку или вообще как-то быть вместе, помимо работы, — так и у многих видов животных существуют индивидуальные связи, которые возникают лишь косвенно, через общие интересы партнеров в каком-то общем «предприятии», или — лучше сказать — которые в этом предприятии и заключаются. По опыту известно, что любителям очеловечивать животных бывает удивительно и неприятно слышать, что у очень многих птиц, в том числе и у живущих в пожизненном «браке», самцы и самки совершенно не нуждаются друг в друге, они в самом буквальном смысле «не обращают внимания» друг на друга, если только им не приходится совместно заботиться о гнезде и птенцах. Крайний случай такой связи — индивидуальной, но не основанной на индивидуальном узнавании и на любви партнеров, — представляет то, что Хейнрот назвал «местным супружеством», — писал Лоренц.
Так не о таком ли обществе мечтал Карл Поппер в своей книге «Открытое общество и его враги»? Она была написана во время Второй мировой войны и впервые опубликована в Лондоне в 1945 году, а в России переведена специальной «компьютерной группой» Института системных исследований и опубликована в 1992 году.
Поппер описывал свое абстрактное общество так: «Вследствие потери органического характера открытое общество постепенно может стать тем, что я хочу назвать „абстрактным обществом“. Оно может в значительной степени потерять характер конкретной или реальной группы людей или системы таких реальных групп. Свойства „абстрактного общества“ можно объяснить при помощи одной гиперболы. Мы можем вообразить общество, в котором люди практически никогда не встречаются лицом к лицу. В таком обществе все дела совершаются индивидуумами в полной изоляции, и эти индивидуумы связываются друг с другом при помощи писем или телеграмм и разъезжают в закрытых автомобилях. (Искусственное осеменение позволило бы даже размножаться без личных контактов.) Такое выдуманное общество можно назвать „полностью абстрактным или безличным обществом“. Интересно, что наше современное общество во многих отношениях напоминает такое совершенно абстрактное общество».
Поппер понимает, что человек не может быть счастлив в таком обществе, хотя самому Попперу оно очень по душе. Он вынужден констатировать: «Имеется множество людей в современном обществе, которые или совсем не вступают в непосредственные личные связи, либо вступают в них очень редко, которые живут в анонимности и одиночестве, а следовательно, в несчастье. Дело в том, что, хотя общество стало абстрактным, биологическое устройство людей изменилось незначительно. У людей есть социальная потребность, которую они не могут удовлетворить в абстрактном обществе».
Какая досадная потребность в социализации! А виной всему опять биологическое устройство людей…
«Люди всегда образуют те или иные реальные группы, вступают в действительные социальные связи всех видов и пытаются в меру возможностей удовлетворить свои эмоциональные потребности. Однако большинство социальных групп современного открытого общества (за исключением некоторых счастливых семейных групп) являются не более, чем суррогатами, поскольку они не создают действительных условий для общественной жизни. И многие из них не обладают никакой реальной функцией в жизни общества в целом».
«Картина абстрактного общества, которую мы нарисовали, сильно преувеличена и в другом отношении. Она не отражает достигнутых успехов, а фиксирует только одни потери. Однако есть и несомненные приобретения, — пишет Поппер. — Личные отношения нового рода могут возникнуть только там, где в них можно вступить свободно, где они не определяются случайностями рождения. В результате возникает новый индивидуализм. Подобным же образом, с ослаблением биологических или физических связей, большую роль начинают играть духовные и т. п. связи. В любом случае, я надеюсь, наш пример наглядно показывает, что имеется в виду под абстрактным обществом в противоположность более конкретной или реальной социальной группе».
Нетрудно догадаться, что Поппер ведет речь не о корпоративных отношениях — социальная группа, которой предстоит стать независимой от случайностей рождения, это, безусловно, семья. Причем семья, имеющая детей. Речь об отношениях детей и родителей, в которые можно отныне вступать свободно. И стремительное продвижение именно этого «идеала» мы наблюдаем все последние годы. Передача детей из кровной семьи под любым, часто абсолютно надуманным, предлогом в семью не родную, опекунскую — это что? Новые законы, уже принятые во многих европейских странах, дозволяющие однополые браки, и поощряющие усыновление такими парами детишек — это что? Это, как говорится, «привет от Поппера» с его свободными, не обусловленными биологией связями «новых индивидуалистов». То есть идея уничтожения традиционной — патриархальной! — семьи, это, выходит, еще попперовская идея, высказанная в далеком 1945 году.
Ну, вот и сошлось. Вот и нашелся идеальный враг для глобального открытого общества — патриархальная семья, в целом патриархат, а также патриархальные протоиндоевропейские племена (мы уже знаем, какие именно), прервавшие благой путь развития европейской цивилизации посредством погружения ее в насилие и хаос. Такова точка зрения целого круга идеологов «нового порядка», который удивительно похож на старый матриархальный.
Да, патриархат привнес сложные иерархические отношения в доисторическое «гетерическое» (термин Бахофена, означающий неупорядоченные половые отношения между членами первобытных племен) общество, обратившись к образу Отца как небесного божества. Да, человечество, перейдя к патриархату, встало над природой и над теллурической матриархальной религиозностью, начав путь исторического развития и путь духовного восхождения.
Но кому ныне нужно это самое восхождение? Вопрос риторический. Явно же не тем, кто готов сопоставить человека и птицу поганку! Или же искать пути задержки развития, инфантилизации человека по примеру вислоухих лисиц!..
Но… еще немножечко Поппера:
«В свете сказанного очевидно, что переход от закрытого к открытому обществу можно охарактеризовать как одну из глубочайших революций, через которые прошло человечество. Благодаря уже описанному нами биологическому характеру закрытого общества, этот переход должен был переживаться очень глубоко. Поэтому, когда мы говорим, что наша западная цивилизация началась с греков, мы должны осознавать, что же это означает. В действительности это означает следующее: греки начали величайшую революцию, которая, по-видимому, все еще находится в своей начальной стадии, а именно — в стадии перехода от закрытого общества к открытому», — пишет Поппер.
Поппер называет закрытым обществом такие общества, в которых люди объединяются в более или менее сложные группы какой-то общей целью. Вся книга Поппера основана на критике «Государства» Платона. Однако в древнегреческом обществе, как мы уже рассмотрели, велось противостояние старого матриархального и нового родового, а затем и государственного строя. О каком греческом обществе тогда говорит Поппер?
Брат Джулиана Хаксли Олдос Хаксли уже почти в конце своей жизни, выступая в 1962 в Университете Беркли сказал, что его книга «О дивный новый мир» была не антиутопией, а описанием возможного сценария устойчивого мира, в котором больше не будет уже никаких революций. Эту речь можно найти в интернете в аудиоверсии под названием Aldous Huxley «The ultimate revolution» U.C.Berkeley March 20, 1962. В описании к видео сообщается, что Олдос Хаксли в тот момент как раз возвращался с конференции в Институте «изучения демократических институтов» в Санта-Барбаре, где внимание фокусировалось на разработке новых техник контроля и управления человеческим поведением.
Хаксли говорит следующее: «Всегда революции меняли среду, были политические, научные, религиозные революции… Но природа „последней революции“ с которой мы сейчас сталкиваемся (1962 г.!) заключается как раз в том, что мы сейчас в процессе разработки целой серии техник, которые позволят олигархии, которая всегда существовала и предполагается, что всегда будет существовать, сделать так, чтобы люди полюбили свое рабство. Это последняя, можно сказать злонамеренная революция. Я этим интересуюсь уже много лет, и я написал книгу „О дивный новый мир!“, которая, по сути, является описанием общества, использующего всё существующие на тот момент устройства, которые я мог придумать, для того, чтобы стандартизировать население, стереть различия между людьми и массово производить человеческие существа, помещенные в своего рода научную кастовую систему. И после этого я продолжил интересоваться и наблюдал, как многие из этих моих абсолютно фантастических предсказаний начали воплощаться в реальность. И это означает, что мир двигается в направлении этой „последней революции“, этих методов контроля, которыми можно сделать так, что люди будут наслаждаться существованием, которым по сегодняшним стандартам наслаждаться невозможно. Я имею в виду наслаждение своим рабством».
Он также писал, что «под воздействием неподвластных нам факторов всё мы движемся к кошмару Дивного Нового Мира, и представители коммерческих и политических организаций сознательно способствуют этому, используя новые техники манипулирования мыслями и чувствами масс в интересах определенного меньшинства. … Почему кошмар, который я поместил в седьмой век „эры Форда“, приблизился к нам так стремительно? Ответ на эти вопросы берет начало в области, в которой зародились всё, даже самые сложно организованные, сообщества, — в биологии… Политические, экономические, культурные и психологические драмы наших дней разыгрываются на мрачном биологическом фоне. В двадцатом веке, пока к уже существующим миллиардам прибавляются новые — к тому времени, когда моей внучке будет пятьдесят, нас будет уже пять с половиной миллиардов — биология станет всё более настойчиво выдвигаться на сцену, а затем и на авансцену истории человечества».
Размышлял Олдос Хаксли и о проблеме одомашнивания человека, ссылаясь на слова Дарвина из его книги «Следующий миллион лет», где Дарвин ставил вопрос: кто же может одомашнить человека? И отвечал, что один вид может быть одомашнен только другим видом, и что олигархи сами еще не одомашнены для этого. Именно эти (согласитесь, нестандартные) размышления Дарвина и навели Олдоса Хаксли на идею написания «Дивного нового мира» в 1931 году.
