Федерико Гарсиа Лорка. Поэты и фашисты

Федерико Гарсиа Лорка — один из самых любимых в мире испанских поэтов. Хорошо известен факт его трагической гибели. Лорка был расстрелян фашистами на юге Испании, в Гранаде, в августе 1936 года, в первые недели после мятежа генерала Франциско Франко. Смерть Лорки потрясла его современников и непосредственных соратников — поэтов, художников, музыкантов.

Поэт Антонио Мачадо, старший товарищ Лорки, поэт, творчество которого вызывало у Лорки горячий отклик («Как совершенен стих Мачадо, как чиста его сдержанность!»), написал после его смерти:

По улице длинной он шел под конвоем,
брезжило еле-еле,
холодно было в поле,
звезды заледенели.

Слегка посветлело небо,
и Федерико убили.
Палачи трусливы
и равнодушны были.

«Да не поможет тебе всевышний!» —
шептали и отводили взгляды.
Мертвым упал Федерико…
Кровь чело обагрила, в тело вошла прохлада.

Преступление было в Гранаде… в его Гранаде!
Знаешь ли ты, Гранада?..

Стихотворение Мачадо вошло в сборник «Война», опубликованный в 1937 году в Валенсии, куда поэт был эвакуирован из осажденного франкистами Мадрида. В стихотворных строках звучит непереносимая горечь, Мачадо спрашивает: как это могло случиться в Гранаде, в родном городе поэта?

Но даже убитый, Лорка представлял для фашистов опасность. Он стал символом борьбы с фашизмом: в Москве в военное время, в 1944 году, вышла книга стихов и пьес Лорки тиражом 20 тысяч экземпляров.

Лорка и сегодня представляет опасность для тех, кто всячески пытается спрятать, завуалировать смысл и сущность фашизма, а значит и его антипода — коммунизма.

А такие, как мы знаем, не только есть, но и правят бал в нашем российском информационном пространстве.

Вот что, к примеру, Дмитрий Быков походя пишет о Лорке в статье, посвященной испанскому поэту Леону Фелипе (декабрь 2019 года, журнал «Дилетант»). «В 1936 году подавляющее большинство „Поколения 1927 года“ встало на сторону республики — не потому, что все они были ахти какими республиканцами, у них были разные убеждения, и даже Лорка, которого советское литературоведение упорно делало чуть ли не социалистом (в действительности, он был скорее аполитичен), вызывал ненависть франкистов вовсе не убеждениями».

В этом абзаце надо разобрать каждый тезис.

Первый тезис Быкова: «большинство „Поколения 1927 года“ встало на сторону республики — не потому, что все они были ахти какими республиканцами, у них были разные убеждения».

Под «поколением 1927 года» (иначе его еще называют поколением Лорки — Гильона) имеется в виду объединение поэтов, музыкантов, художников, возникшее в 1927 году после стихийно проведенного в Севилье празднования 300-летия испанского поэта Луиса де Гонгоры. Интеллектуалы, передовые люди своего времени, вспомнившие про забытого испанского поэта, в большинстве своем были именно республиканцами, а не монархистами.

Разочарование в диктатуре Примо де Риверы, введенной по благословению короля, было в тот момент уже столь велико, что даже среднестатистические городские жители Испании придерживались республиканских взглядов. Что и показали муниципальные выборы, проведенные в апреле 1931 года: в городах бо́льшая часть голосов была отдана республиканским партиям. 4 апреля 1931 года испанский монарх Альфонс XIII был вынужден покинуть Испанию, в стране была провозглашена Республика. И Лорка, один из ярких представителей «поколения 1927 года», так же как и его соратники, был сторонником Республики.

Далее Быков пишет: «Лорка, которого советское литературоведение упорно делало чуть ли не социалистом (в действительности, он был скорее аполитичен), вызывал ненависть франкистов вовсе не убеждениями».

В одном предложении сделано сразу три утверждения. И каждое из них необходимо оспорить. Потому что каждое из этих утверждений льет воду на мельницу мифа, создаваемого людьми, которые всеми силами стремятся обелить фашистов и очернить коммунистов.

Был ли Лорка аполитичен?

Были ли его взгляды близки социалистическим или это всего лишь выдумка советских литературоведов?

И чем вызвал Лорка ненависть франкистов — чем, если не убеждениями?

Итак, был ли Лорка аполитичен?

Отец Лорки, Федерико Гарсиа Родригес, происходил из богатой землевладельческой семьи. А мать поэта, Висента Лорка Ромеро, на которой его отец был женат вторым браком, была обычной сельской учительницей, из простой семьи. Оба сына супружеской пары: и Федерико, и его родной брат Франсиско, были тесно связаны с интеллигенцией Гранады, входили в группу, формировавшую интеллектуальную и культурную жизнь города — литературную, музыкальную и художественную. Семья была известна либеральными взглядами.

В те же дни, когда убили Лорку, убили также мужа его сестры, алькальда Гранады врача Мануэля Фернандеса Монтесиноса. Дочь Монтесиноса, Тика Фернандес-Монтесинос Гарсиа, вспоминала: «Когда убили отца и дядю Федерико, мне было пять лет и семь месяцев. И в усадьбе воцарилось молчание».

После войны семья уехала в Америку, в Нью-Йорк. Тика говорит: «Когда мы отчаливали, дед воскликнул, стоя на палубе: «Я не собираюсь возвращаться в эту чертову страну!»

Отец Лорки умер и похоронен в Нью-Йорке. Его мать вернулась в Мадрид с внуками. Тика рассказывала: «В 1952-м мы обосновались в Мадриде. Бабушка умерла уже там, в 1959-м. Я помню, еще в нашей квартире в Нью-Йорке она бродила по коридору, когда думала, что она дома одна, и повторяла: „За что? За что?“ Она никогда не собиралась возвращаться в Гранаду. Никогда. И если в конце концов она решила вернуться в Испанию, то только ради нас».

Тика вспоминает: «Годы спустя я разговаривала с ней о старых друзьях-республиканцах, и бабушка сказала: «Они смирились с новым режимом, но я слишком дорого заплатила за него».

Сходные чувства испытывала другая часть семьи, семья родного брата Федерико — Франсиско Гарсии Лорки. Во время Гражданской войны Франсиско познакомился с Лаурой де лос Риос — дочерью Фернандо де лос Риоса, близкого друга Федерико Гарсиа Лорки, и в 1942 году женился на ней. Фернандо де лос Риос годы Гражданской войны провел в Америке. С 1936 по 1939 годы он возглавлял посольство Испанской Республики в США, где его постигло большое разочарование — США отказались поставлять Республике оружие.

После поражения Республики, в 1939 году, семья воссоединилась в Нью-Йорке. Франсиско Гарсиа Лорка приехал в США в 1939 году и стал преподавателем Колумбийского университета в Нью-Йорке.

Дочь Франсиско Гарсиа Лорки и Лауры де лос Риос, Лаура Гарсиа-Лорка де лос Риос, возглавляющая многие годы Фонд Лорки, в апреле 2016 года дала интервью, в котором выразила главную боль и многолетнюю озабоченность семьи: не дать франкистам и их наследникам присвоить Лорку. Не дать убедить людей в том, что поэта убили случайно, а не за политические убеждения.

С 1959 по 1965 год Франсиско Гарсиа Лорка писал книгу о брате. Вышла она уже после его смерти в 1981 году, к изданию книгу подготовила его вдова, Лаура де лос Риос. Франсиско Гарсиа Лорка так же, как его дочь, видел опасность в том, что Лорку пытаются представить как аполитичного человека. Он яростно отвергает такое отношение к поэту. Оно глубоко его ранит, в том числе потому, что Франсиско понимает — это продолжение войны, желание смешать добро и зло, обесценить жертвы, еще раз убить убитых.

Он спорит с настоящими и будущими «примирителями», заявляющими, что Лорка — «скорее аполитичен», а социалистом его сделали советские литературоведы. «Ситуация, сложившаяся непосредственно перед гражданской войной, разделила всю Испанию на два политических лагеря. Каждый человек оказался перед выбором. Выбор Федерико совершенно ясен»,  — пишет Франсиско Гарсиа Лорка.

В доказательство того, что Федерико был не чужд и самой прямой политической работе, Франсиско приводит длинный список политических мероприятий, в которых Федерико участвовал с февраля по май 1936 года. Это и чествование вернувшегося из России Рафаэля Альберти, и подписание манифеста с требованием освободить из тюрьмы бразильского коммуниста Луиса Карлоса Престоса, и публикация письма испанским рабочим, и присутствие на банкете в честь прибывших в Испанию представителей Народного фронта Франции.

Кроме того, Франсиско подчеркивает, что мало кто из поэтов так часто, как Федерико, «высказывался по вопросам общественного назначения искусства, был бы так же убежден в способности народа к духовному росту». Франсиско отмечает: «Я не стану специально останавливаться на этих высказываниях, поскольку они собраны и опубликованы, хотя иногда их замалчивают». И обращает внимание на менее известное, но очень важное, с его точки зрения, произведение — на первую книгу Лорки «Впечатления и пейзажи» (1918). Франсиско пишет: «На ее страницах много политических высказываний, выступлений против социальной несправедливости, заявлений о солидарности с бедняками, покинутыми на произвол судьбы».

Вот несколько приведенных Франсиско примеров. Федерико вспоминает, как ходил в детстве к деревенским детям. Они жили в больших семьях, в которых измученные голодом матери старались спасти голодающих детей. Мать его деревенской подружки иногда просила его: «Не приходи завтра, детка, нам надо постирать». Федерико пишет: «И я не приходил. Какие страшные, скрытые от глаз драмы! Мне нельзя было прийти к ним, потому что голые, дрожа от холода, они стирали свои лохмотья — их единственную одежку… Вот почему, вернувшись домой, я смущенно, с тяжелым сердцем косился на наш гардероб, набитый чистым и свежим платьем».

«Похороны, в детстве привлекавшие белизной гроба, лентами и цветами, ныне заставляют меня в ужасе закрывать глаза: кто знает, какое сердце билось бы в этом холодном теле? Сельские дети умирают часто: одни от недостатка пищи, другие от избытка работы…» Трудно не вспомнить сходные строчки Экзюпери: «Мучительно не уродство этой бесформенной, измятой человеческой глины. Но в каждом из этих людей, быть может, убит Моцарт».

Лорку очевидным образом терзает этот убитый в каждом живом существе Моцарт. И в этом смысле — он коммунист. Для того чтобы терзаться несправедливостью мира и менять его, нужно иметь совесть, желание и способность его менять. У Лорки все это было — и он был коммунистом в этом смысле тоже. Именно это хорошо понимали и чувствовали его враги.

Вот еще одно «впечатление» Федерико из книги «Впечатления и пейзажи». Впечатление от двери, под которую подкладывали брошенных детей. «Как знать, вдруг в один прекрасный день, вне себя от вида голодных детей и зрелища жесткой социальной несправедливости, она со всего размаху обрушится на какую-нибудь городскую благотворительную комиссию, где нашло убежище столько респектабельных бандитов в сюртуках, и сделает из них хорошенькую котлету, которых так не хватает в Испании… Ужасен этот заброшенный приют, это тощее сиротское детство. От них в сердце закипают слезы и острая жажда равенства».

Франсиско подводит итог: «Не думаю, что возражения стремящихся извратить взгляды Федерико и признающих одно доказательство — партийный билет, убедительны… Я вовсе не считаю Федерико „злободневным“ писателем, к счастью, он таковым не был, и потому значение его творчества непреходяще, но этот „злободневный“ аспект выражен в творчестве брата настолько ярко, что опровергает обвинения в отсутствии чувства социальной справедливости, в отсутствии стремления к справедливости и свободе вообще».

Сходные воспоминания оставила и родная сестра Федерико Конча Гарсиа Лорка. Она рассказывает: «Когда началась гражданская война, я спросила его: «Знаешь, Федерико, ты никогда не говоришь о политике, но тебя считают коммунистом. Это правда?» Федерико рассмеялся: «Конча, дорогая, — ответил он, — я член партии бедняков».

Итак, Лорка мучительно переживал социальную несправедливость, голод обездоленных, не только физический, но и духовный. Выливалось ли его переживание в действие? Безусловно.

Важную роль в жизни Федерико Гарсиа Лорки играл театр. Связано это было не только с тем, что театр был важен для него как для драматурга. Он придавал особое значение роли театра в обществе. В интервью 1934 года Лорка назвал себя «пламенным сторонником театра социального действия». Для него театр — «может быть, самое могучее и верное средство возрождения страны»… «своеобразная трибуна, с которой должно обличать лживую или ветхую мораль, представляя через живые судьбы вечные законы сердца и души человеческой».

Еще в детстве Лорка увлекался кукольными представлениями и мастерил свой кукольный театр. Его учеба по настоянию родителей шла в обычном «респектабельном» русле. В университете Гранады он учился на юриста. Здесь, в университете, он познакомился с преподавателем права Фернандо де лос Риосом. Эта встреча стала судьбоносной. Дальше жизнь Федерико будет тесно связана с де лос Риосом.

Де лос Риос помог Лорке перевестись учиться в Мадрид, в мадридский Институт свободного образования — частное светское либеральное учебное заведение, в котором преподавали люди, известные в Испании независимым образом мышления. Это было блестящее учебное заведение, в котором выступали ведущие ученые мира, была собрана большая библиотека, ставились спектакли и изучались фольклорные традиции Испании. В Институте свободного образования Лорка познакомился и подружился с художником Сальвадором Дали и режиссером Луисом Бунюэлем.

Дружественные отношения между Фернандо де лос Риосом и Лоркой оказались долговременными. Когда в 1929 году Лорка уехал читать лекции в США, Фернандо де лос Риос сопровождал его в поездке. Дочь де лос Риоса, Лаура де лос Риос (на ней впоследствии женился брат Федерико — Франсиско), играла в театре «Ла Баррака», с которым была связана важная часть жизни Федерико Гарсиа Лорки, его общественная и политическая деятельность.

После провозглашения в 1931 году Республики Фернандо де лос Риос, к тому времени уже близкий друг Федерико, стал министром юстиции, а чуть позже — министром общественного образования в республиканском правительстве.
Его начинания вызывали острое недовольство консервативной части общества. В частности, такие, как организация независимого от церкви школьного образования и просветительская работа в провинции. Де лос Риос помог состояться и получить государственную субсидию студенческому театру «Ла Баррака», одним из руководителей которого стал Федерико Гарсиа Лорка.

Главной целью театра было познакомить провинцию, глухие деревни, с классическим драматическим искусством. Артисты набирались из молодежи Мадридского университета. Все представления театра были бесплатными.

Театр стал настоящей страстью поэта. Он подчеркивал, что его всегда интересовали люди. За время работы в театре у него сложилось ясное представление о том, что представляет собой испанское общество. В интервью 1932 года Лорка подчеркивает, что все выступления «Ла Барраки» в провинции проходят успешно: «Именно в сельской публике мы находим то уважение, тот интерес к театру и желание понять, какие не часто встретишь в больших городах».

Об этом же он говорит и в интервью 1934 года: «Наши трактовки классических пьес точны, это их живые воплощения. Но все же самое удивительное — это напряженное внимание, с которым наши спектакли смотрят крестьяне в самых глухих уголках Испании: всякий, кто станет шуметь и мешать им слушать, рискует получить затрещину».

Еще раз обратим внимание на то, что Лорка отмечает: у «Ла Барраки» не бывает провалов в провинции. Простой зритель всегда с вниманием и интересом принимает спектакли труппы. В то время как в больших городах такой интерес можно встретить не часто. И поэт развивает свои наблюдения. Он говорит: «Но есть зритель, равнодушный к нашему театру, — это средний класс, это буржуа, расчетливый и падкий на скабрезность. Наши зрители, истинные ценители театрального искусства, принадлежат к другим слоям: это образованные люди из университетских кругов, чуткие к искусству и разбирающиеся в нем, и народ — тот самый нищий и дикий народ, чья щедрая и неискушенная душа готова отозваться всплеску горя и оценить тончайшую шутку».

Лорка еще не раз будет публично выражать свою острую неприязнь к среднему классу, к буржуазии. Причем высказывается он не только о буржуазии вообще, но и конкретно о буржуазии Гранады. И определяет, чем страшно это равнодушие «расчетливого и падкого на скабрезность» буржуа. В этом есть уже точное понимание сути того, что позднее привело к фашизму в Испании.

Лорка сожалеет об изгнании мавров и евреев из Гранады, о гибели культуры и констатирует: «Погиб целый мир, подобного которому не было, а его место занял жалкий, затравленный город, „край побирашек“, где обретается ныне худшая в Испании буржуазия… Я испанец до мозга костей и не мог бы жить в каком-нибудь другом месте земного шара, но мне ненавистен всякий, кто считает себя выше других по одному тому, что он испанец. Я брат всем людям, и мне отвратителен тот, кто, вслепую любя родину, готов принести себя на алтарь пустых националистических идеалов. Добрый китаец мне ближе злого испанца. Испания живет в глубинах моего сердца, я ее поэт, но прежде того я гражданин мира и брат всем людям. Естественно, я не верю в политические разделения».

«Ла Баррака» вызывала нескрываемое раздражение у правых сил. Прежде всего — намерением приобщать бедняков к культуре. Но не в последнюю очередь — репертуаром. Театр включал как пьесы современников, например, Антонио Мачадо, так и почти неизвестные на тот момент в народе пьесы классиков испанского театра: Сервантеса, Лопе де Веги, Тирсо де Молины, Кальдерона. Пьеса Лопе де Веги «Фуэнте Овехуна» о восстании деревни против разгулявшейся аристократии, безусловно, не могла вызывать восторга у власть имущих.

В печатном органе фаланги «Ла Барраку» обвинили во всех возможных грехах: в растрате государственной субсидии, в аморальном поведении и растлении крестьян, в «еврейском коммунизме». В Сориа во время представления толпа, подстрекаемая правыми, пыталась даже захватить сцену, спектакль был сорван. Правые рвались на сцену с криками: «Долой республику!»

Нельзя пройти мимо политического аспекта пьес самого Лорки. Так, пьеса «Марьяна Пинеда», написанная им в 1927 году (то есть за несколько лет до провозглашения Республики), с большим трудом попала на мадридскую сцену. Марьяна Пинеда — известная историческая личность, чтимая в Гранаде. Мать двоих детей, она была казнена в 1831 году за участие в заговоре против короля, за то, что вышила знамя с надписью «Свобода, Равенство, Братство». Не выдавшая никого из заговорщиков и казненная, Марьяна Пинеда стала народной героиней.

В пьесе увидели много параллелей с современной ситуацией в Испании. Например, между монахинями, обсуждающими, в чем виновна Марьяна, происходит следующий диалог:

Вторая послушница

И, говорят, она –
масонка…

Первая послушница

Это что за люди?

Вторая послушница

Вот, видишь ли… да я сама не знаю.

Первая послушница

Ну, так за что ее схватили?

Вторая послушница

Будто
она не любит короля…

Первая послушница

Подумаешь, беда какая!
Ведь не она одна.

В числе других «антиправительственных» произведений Лорки можно назвать прежде всего «Романс об испанской жандармерии», опубликованный в 1928 году:

Их кони черным-черны,
и черен их шаг печатный.
На крыльях плащей чернильных
блестят восковые пятна.

Надежен череп свинцовый —
заплакать жандарм не может;
въезжают, стянув ремнями
сердца из лаковой кожи.

Полуночны и горбаты,
несут они за плечами
песчаные смерчи страха,
клейкую мглу молчанья.

От них никуда не деться —
скачут, тая в глубинах
тусклые зодиаки
призрачных карабинов…

В 1934 году для «Ла Барраки» настали тяжелые времена. На муниципальных выборах декабря 1933 года победила коалиция правых и правоцентристских партий СЭДА, в Испании началось так называемое «черное двухлетие» (1934–1935 годы). Церковь и землевладельцы пытались вернуть себе утраченные за первые годы правления Республики привилегии. Одним из самых страшных событий стало подавление восстания рабочих в Астурии, тысячи рабочих были расстреляны. Командовал операцией по подавлению восстания Франциско Франко. Ферднандо де лос Риос вошел в комиссию, которая расследовала преступления армии, не только расстреливавшей, но и пытавшей рабочих.

Атмосфера в стране накалялась, «Ла Баррака» находилась на грани закрытия. Но Лорка еще не осознал до конца, насколько его театр раздражает правых, хотя и понимал, что с приходом к власти СЭДА театр ждут сложности.

В интервью 1934 года поэт рассказывает о том, на каких принципах существует театр «Ла Баррака» и что вызывает у него опасения. «Театр наш существует на субсидию, предоставленную нам правительством. <…> боюсь, что новое правительство не даст нам денег. Хотя, если вдуматься, с какой стати правительству лишать нас поддержки? Какова бы ни была его политика, разве может правительство не понимать, что классический испанский театр — наше национальное достояние, слава нашего искусства? Правительство не может не понимать, что такой театр — вернейшее средство культурного подъема испанского народа».

Лорка еще не верит, что такое благое дело, как приобщение к культуре бедных, необразованных, но тянущихся к ней людей, может вызывать острое недовольство.

И тут мы вплотную подходим к вопросу о том, что представляла для Лорки его театральная и поэтическая жизнь. Как он решал вопрос о так называемом «чистом творчестве» и о роли интеллигенции в жизни страны. То есть возвращаемся к вопросу, был ли Лорка аполитичен.

Обратимся к текстам, на которые его брат, Франсиско Гарсиа Лорка, ссылается, но не приводит, указывая, что они напечатаны и слишком широко известны, хотя иногда о них умалчивают. Добавим, что умалчивать о них можно только с целью скрыть настоящие взгляды Лорки, чтобы заявлять о его «аполитичности».

Из высказываний Федерико Гарсии Лорки очевидно, что творчество, оторванное от реальной ситуации в Испании, от борьбы, так называемое чистое творчество его возмущает.

«Серьезный человек не может возлагать надежд на эти бирюльки — на чистое искусство, на искусство ради искусства. Наше время чревато трагедией, и художник должен быть вместе с народом, рыдать, когда рыдает народ, и хохотать, когда он хохочет. Довольно любоваться лилиями, пойдем к тем, кто, увязая в грязи, ищет лилии, и поможем им. Что касается меня, то я всей душой жажду общения с людьми. Эта жажда привела меня в театр и заставила посвятить ему все душевные силы».

Лорка трагически переживает сложившуюся в стране обстановку острого противостояния консервативных и прогрессивных сил. И делится своими переживаниями: «Время сейчас смутное, но, думаю, рассвет все же настанет. Все мы чувствуем, что в мире идет борьба; нужно развязать узел, а он тугой и не поддается. Отсюда и захлестнувшая всё волна социальности…»

И обозначает, что интеллигенция должна сказать в этой сложной ситуации свое слово: «Мы — я имею в виду интеллигенцию, людей, получивших образование и не знавших нужды, — призваны принести жертвы. Так принесем же их. В мире борются уже не человеческие, а вселенские силы. И вот передо мной на весах итог борьбы: здесь — моя боль и моя жертва, там — справедливость для всех, пусть сопряженная с тяготами перехода к неведомому, едва угаданному будущему, и я опускаю свой кулак на ту чашу, чашу справедливости».

Из этого заявления ясно: Лорка шел в политику сознательно, из принципиальных соображений. Он понимал, насколько критична мировая ситуация и ситуация в Испании. Но он надеялся, что ее можно переломить. И считал, что переломить ее должны интеллектуалы, поэты, ученые, художники. Он говорил: «Видя, что творится на земле, случается, спрашиваешь себя: „Зачем я пишу?“ Но надо работать, надо работать. Работать и поддерживать достойных. Нужно работать, даже если кажется, что все усилия напрасны. Работать в знак протеста. Потому что нет такого дня, когда бы ты, пробудившись, не хотел бы бросить в лицо этому миру, исполненному всяческих несправедливостей: „Я протестую, протестую! Протестую!“ Я подумываю о пьесах социального, гуманистического плана. Одна из них — антивоенная. Материя этих пьес совершенно иная, чем, к примеру, материя „Кровавой свадьбы“ и „Йермы“, и требует совершенно иной техники».

Это интервью февраля 1935 года. Замысел новой пьесы вынашивался поэтом, он сообщает о нем в новых интервью того времени. И тут мы переходим к вопросу о том, насколько справедливо было предположение советских литературных критиков о близости взглядов Лорки к социалистическим. Впрочем, уже сказанного выше достаточно, чтобы понять: взгляды Лорки, конечно, были левыми и были близки социалистическим. Но, будучи талантливым поэтом, он выбрал не прямо политический способ борьбы: его борьба разворачивалась на театральных подмостках.

Лорка говорит в одном из последних интервью: «Сейчас я работаю над новой драмой. Она не похожа на прежние. Правда и ложь, голод и поэзия срываются со страниц и, вольные, носятся в воздухе. Ничего, ни единой строки я не добавляю от себя. Суть драмы в религиозной и социально-экономической проблемах. Человечество стоит лицом к лицу с голодом, который опустошает землю. Пока существует экономическое неравенство, люди не могут думать. Вот что я видел собственными глазами. Два человека идут по берегу реки — богатый и бедный. Один зевает, грязня воздух, другой успел набить брюхо. Богатый говорит: „Гляди, как хороша лодка, плывущая вниз по реке! Да погляди же, какой изумительный ирис расцвел на берегу!“ Бедняк отвечает: „Я голоден и ничего не вижу. Я голоден, очень голоден“. И правда, он ничего не видит. Когда голод исчезнет, наступит величайший духовный взлет, какого еще не знало Человечество. Мы и представить себе не можем той радости, которая заполонит мир в день Великой революции. Я, кажется, говорю как настоящий социалист?»

Эти слова поэт произнес в апреле 1936 года.

Здесь чувствуются особые ожидания, связанные у Лорки с творческим раскрепощением человека. Если победить голод и дать каждому увидеть красоту, то произойдет величайший духовный взлет!

Лорка был не одинок в своих ожиданиях. Сходные вещи писал поэт Леон Фелипе, который подчеркивал, что не важно, беден ты или богат, чем ты занимаешься; предназначение человека — стать человеком с большой буквы. Именно таким человеком с большой буквы был Христос.

Лорка подтвердил тезис о том, что интеллигенция в тяжелое время не может оказаться в стороне от борьбы, от активной деятельности в политической сфере.

Выше мы привели список политических мероприятий, в которых Федерико Гарсиа Лорка, по словам его брата Франсиско, участвовал феврале — июле 1936 года. Но Федерико сделал несколько знаковых вещей и до этого: под опубликованным в 1933 году «Антифашистским манифестом» подпись Федерико Гарсии Лорки стоит первой. В ноябре 1935 года Лорка подписывает второй «Антифашистский манифест». А в феврале 1936 года он ставит свою подпись под воззванием «Интеллигенция — с Народным фронтом».

В воззвании сказано: «Не каждый в отдельности, а как коллективные выразители воли испанской интеллигенции мы подтверждаем нашу приверженность Народному фронту, ибо считаем, что свободу следует уважать, что уровень жизни наших граждан должен стать более высоким, а культуре надлежит проникнуть в самые широкие слои народа».

Воззвание подписало более 300 представителей интеллигенции, подпись Федерико Гарсиа Лорки опять стояла первой.

Ко всему перечисленному, пожалуй, можно добавить еще категорический отказ Лорки принять помощь от руководителя испанской фаланги Хосе Антонио Примо де Риверы. Ривера предлагал в разной форме помощь «Ла Барраке». Но Лорка отказался даже встретиться с главой фаланги. Поэт понимал, что тут возможно только решительное размежевание. Именно после отказа сотрудничать фалангисты стали обвинять поэта в коммунистических взглядах, масонстве и разврате.

А теперь перейдем к вопросу о том, за что убили Лорку — за убеждения или за что-то другое, на что намекает Дмитрий Быков и его многочисленные предшественники, начиная с фалангистов: за масонство, нетрадиционную ориентацию, или в результате вражды разных кланов, или просто в случайной перестрелке.

Правда, в общем-то, проста. Известно точно, что Федерико Гарсиа Лорка был задержан и доставлен к исполняющему обязанности губернатора, а вскоре после задержания расстрелян. Это не было случайностью, он не погиб в одной из перестрелок и не был убит по ошибке: его задержали власти, которые прекрасно знали, кого они расстреливают.

Вопрос — за что?

После убийства Федерико Гарсии Лорки режим Франко столкнулся с большой проблемой. Преступление нужно было подать миру в максимально выгодном свете, так как убийство вызвало волну возмущения. Мало было избавиться от левого поэта, теперь надо было минимизировать потери в имидже и не дать превратить поэта в символ борьбы с фашизмом. Задачи эти режим Франко решал на протяжении всего своего существования — а затем у генерала нашлись достойные преемники, продолжившие клеветать на Лорку.

Лорку расстреляли в Гранаде, между 17 и 19 августа 1936 года. Газеты сразу наполнились слухами. Писали, что Лорку убили в Мадриде республиканцы — мол, красные сошли с ума и стреляют друг в друга. Но Франко пришлось все же лично дать объяснение. В интервью мексиканской «Пренса» 26 ноября 1937 года генерал заявил: «За границей очень много говорят об одном писателе из Гранады, подлинный талант которого мне не дано оценить, как невозможно судить, насколько широко распространилась бы за пределами Испании слава о нем, останься он в живых, — о нем говорят так много потому, что красные использовали его имя для своей пропаганды. Однако факт остается фактом: в первые моменты восстания в Гранаде этот писатель погиб, так как связался с бунтовщиками. Это естественные случайности, неизбежные в ходе военных действий. Гранада в течение долгого времени была в осаде, безумные действия республиканских властей, раздавших людям оружие, привели к ряду стычек в этом городе, в одной из которых и погиб этот гранадский поэт… Так что запомните раз и навсегда: мы не расстреливали никакого поэта».

В этом объяснении всё — ложь. В Гранаде не раздали оружие населению. В частности, именно по этой причине не оказавшие вооруженного сопротивления левые были подвергнуты террору, в городе были расстреляны тысячи людей.

Книги Лорки после мятежа были запрещены. Но желание иметь поэта на своей стороне было так велико, что фаланга распустила слухи, что поэт чуть ли не собирался написать фалангистам гимн, сочувствовал фаланге, а убили поэта правые радикалы из СЭДА. В «доказательство» этой версии фалангисты приводили следующие факты: задержавший Лорку Руис Алонсо был одно время депутатом от СЭДА, а прятался поэт в доме своих друзей Росалесов, часть из которых была фалангистами… Тут остается только отдать должное проницательности Лорки, отказывавшегося встречаться с главой фаланги Хосе Антонио Примо де Риверой.

В 1950-е годы появилась новая версия гибели поэта: побудительный мотив убийц Лорки — вовсе не политика! В «Фигаро» вышла статья барона Шонберга, тут же переведенная и доосмысленная в Испании: никто не желал Лорке зла, ни республиканцы, ни фалангисты, но в городе, на фоне анархии, обострились разборки «на дне», в притонах, где богема и цыгане предавались «страстям». Именно такие «темные страсти», а вовсе не политика, послужили причиной гибели поэта.

Но даже Дионисио Ридруэхо — поэт, написавший слова к гимну фалангистов, воевавший во время Второй мировой на территории России в составе «Голубой дивизии», — заявил, что подобная версия — это «гнусность», выходящая за пределы допустимого, «оскорбляющая элементарные нормы чести, совести и сострадания к мертвым».

Есть ли какие-то свидетельства, говорящие о том, каким мотивом руководствовались убийцы? Есть. В 1965 году в ответ на запрос французской исследовательницы Марсель Оклар полиция подготовила отчет. Правда, он стал достоянием общественности намного позже, писательница, сделавшая запрос, этот отчет так и не получила. В отчете, составленном служащим главного полицейского управления Гранады в июле 1965 года, сказано: Лорку убили потому, что считали «социалистом из-за характера его выступлений и связи с Фернандо де лос Риосом и другими важными персонами той же политической принадлежности». В отчете Лорка назван «масоном», также в нем говорится, что Лорка «был замечен в занятии гомосексуализмом, отклонении, ставшем общеизвестным, хотя ни об одном конкретном случае точных данных нет».

Мы видим, что на первом месте тут стоят политические взгляды Лорки. У полиции не было сомнений по поводу того, что он был близок социалистам. Дальше стоит страшное для той поры обвинение в масонстве — Франко часто говорил о масонском заговоре против Испании. И сказано о гомосексуализме, хотя и уточняется, что «точных данных нет». Но как может быть «общеизвестным» то, по поводу чего нет точных данных?

Еще одно свидетельство — воспоминания адъютанта Франко, его двоюродного брата, преклонявшегося перед генералом, но не слишком умного (ему явно не хватило понимания, что именно стоит выносить в свет). Он вспоминает такие слова Франко о Федерико Гарсии Лорке: «Действительно, это был великий поэт, и он был расстрелян в первые дни нашего движения, когда Гранада находилась фактически в осаде и в очень тяжелом положении. В тот момент нужно было… предвидеть любые ответные действия со стороны левых. Поэтому приходилось расстреливать самых видных среди них, а именно таким был Гарсиа Лорка…»

Подводя итог, приведем высказывание одного из крупных исследователей жизни и смерти Лорки, ирландского исследователя Яна Гибсона: «В наше время представление о „полной аполитичности Лорки“ может быть основано только на совершенном незнании (или намеренном замалчивании) деятельности поэта в годы Республики, и в особенности во время Народного фронта. Необходимо иметь в виду также, что Республика существовала в то время, когда фашизм угрожал основам европейской демократии, и трудно, если вообще возможно, представить себе либерально настроенного испанца, взгляды которого не стали бы более радикальными в такой обстановке. Именно так было и с Лоркой».