Игры в «постгосударственность»
В мае 2008 года журнал Foreign Affairs, издаваемый крупнейшим американским внешнеполитическим аналитическим центром — Советом по международным отношениям (СМО), опубликовал статью президента СМО Ричарда Хааса, в которой было объявлено об окончательном наступлении «эпохи бесполярности». Речь шла о новом мировом порядке, пришедшем после окончания холодной войны на смену Вестфальской системе, а также о том, что важнейшим признаком этого нового порядка является ослабление национального государства. При этом подчеркивалось, что ослабление национального государства сопровождается ростом численности и укреплением негосударственных «центров силы» (акторов) — как национальных, так и транснациональных.
В аналитических сообществах развитых стран всё чаще говорят о естественности и неотвратимости такой трансформации прежнего «биполярного» порядка в различные типы «мирового беспорядка» или хаоса. И что такая трансформация будет сопровождаться сосуществованием всё большего числа слабеющих государств с множеством укрепляющихся негосударственных «центров силы».
Наступающую «новую эпоху мирового беспорядка» нередко прямо называют «эпохой постгосударственности». И, исходя из этой посылки, ставят задачи разработки стратегий взаимодействия международных организаций и государств с негосударственными акторами — якобы для того, чтобы сделать нарастающий беспорядок «более управляемым и безопасным».
К наиболее активным и влиятельным англосаксонским (и мировым) «мозговым центрам», постоянно занимающимся темой стратегического оформления наступающей «постгосударственности», относятся американские Совет по международным отношениям и Институт Брукингса (который по влиятельности почти не уступает СМО), а также Королевский институт международных отношений (Chatham House) в Великобритании.
Один из главных европейских «мозговых центров», вовлеченных в совместные исследования с перечисленными англосаксонскими центрами по тематике использования негосударственных акторов в условиях перехода к «постгосударственности», — это германский Институт международных отношений и безопасности.
Все эти центры не только ведут собственные теоретические и методологические разработки по указанным проблемам, но и очень активно привлекают для них перспективных исследователей из «проблемных стран», в которых выявляются или прогнозируются признаки ослабления государства и перехода к «постгосударственности». Функции «подбора кадров» и выбора направлений основных «полевых исследований» по этой тематике нередко поручаются как бы в форме «субподряда» другим (в значительной мере — германским) мозговым центрам. Так, например, первичный отбор перспективных молодых ученых для Чатем-Хауса на территории Восточной Европы, России, стран Закавказья и Средней Азии осуществляет немецкий Фонд Боша.
При этом нельзя не отметить специфику тех «негосударственных акторов», которые, якобы, могут быть использованы для того, чтобы сделать нарастающий «мировой беспорядок» более управляемым и безопасным. Внимательное рассмотрение «научных» интересов основных фигур, которые напрямую связывают СМО, Чатэм-Хаус и их германского партнера общими исследованиями «стратегий взаимодействия с негосударственными акторами», показывает важную и весьма тревожную тенденцию. А именно: все эти фигуры являются специалистами по вооруженным группам, планирующим и осуществляющим смену политических режимов в своих странах, а также специалистами по религиозным (религиозно-политическим) организациям, призванным легитимировать такие смены режимов. То есть — государственные перевороты!
Детальное рассмотрение указанных центров и ключевых фигур, вовлеченных в разработки по названной тематике, — предмет отдельного исследования, выходящего за рамки газетной статьи. Здесь лишь стоит указать, что согласованное взаимодействие именно таких вооруженных групп и именно таких религиозно-политических организаций, объединившихся в радикальном исламизме, оказалось одним из основных отличительных признаков революций так называемой «арабской весны», прошедших по странам Магриба и Ближнего Востока.
Однако «арабская весна» и созданные ею очаги радикально-исламистского хаоса — пример уже не единственный. Сейчас уже хорошо известно, что в указанных аналитических центрах и связанных с ними университетах давно ведутся исследования радикально-силовых групп и радикальных «немейнстримных» религиозных объединений в странах с доминированием христианства.
Это позволяет предполагать, что в таких странах также вполне возможны попытки погружения государства и народа в «постгосударственный хаос» по ближневосточным (или близким к ним) сценариям. Более того, есть немалые основания считать, что первый эксперимент именно такого рода мы наблюдаем на Украине. Где государственный переворот осуществляли вооруженные бандеровские банды, а легитимировали — и со сцены киевского Майдана, и в СМИ — деятели разного рода христианских номинаций (в том числе маргинальных для Украины).
Актуальность темы особого интереса западных мозговых центров к идее использования негосударственных акторов для «постгосударственных» трансформаций и управления на территориях разных стран легко подтвердить примерами.
Так, крупным специалистом по работе с негосударственными вооруженными акторами, весьма востребованным по обеим сторонам Атлантического океана, является немка Клаудиа Хофманн, выпускница Кентского и Кельнского университетов. Негосударственными вооруженными группами Хофманн начала заниматься в середине 2000-х годов под руководством известного немецкого политолога Ульриха Шнеккенера — сначала в Германском институте развития, а затем в Германском Институте международных отношений и безопасности.
С 2010 года Клаудиа Хофманн сотрудничала с американскими университетами (Американский институт мира, затем Университет Джона Хопкинса). В 2012 году ее пригласили в Лондон британский Чатем-Хаус и Международный институт стратегических исследований. В 2013 году американцы вновь перехватили инициативу, предоставив Хофманн должность руководителя магистерской программы Школы международной службы Американского университета в округе Вашингтон. Там она работает и сейчас, не прерывая связи с немецким и британскими аналитическими центрами.
Ульрих Шнеккенер, член Совета по предотвращению гражданских кризисов Федерального правительства Германии, декан факультета культурологических исследований и социальных наук Университета Оснабрюка, специализируется в сфере «концептуализации управления несостоятельными государствами». Он публиковал статьи по этой тематике совместно с Элисон Бейлc, ветераном британской дипломатической службы и сотрудником Чатем-Хаус. После фашистского переворота на Украине Шнеккенер преподавал вместе с представителями американских и британских аналитических центров на курсах для украинских политиков.
В «германский период» деятельности Хофманн ее совместные с Шнеккенером исследования проходили параллельно с проектом «управления кризисами» Германского института международных отношений и безопасности и Центра международных миротворческих операций при поддержке Министерства иностранных дел Германии. В 2011 году эти институты выпустили «Пособие по управлению кризисами», предлагающее модель внешнего управления «несостоятельными государствами». То есть государствами, которые, по определению Шнеккенера, утратили способность функционировать как политическая и экономическая единица.
Согласно этой модели, впавшее (или введенное) в кризис несостоятельности государство проходит управляемые циклы относительной стабильности, зарождения и эскалации конфликта, острой фазы конфликта, на которой может произойти обрушение государственности, и постконфликтного урегулирования. На всех этапах цикла допускается международное вмешательство, но если в период «покоя» оно ограничивается наблюдением за выборами и демилитаризацией, то в фазе эскалации конфликта предусматриваются экономические санкции, а в острой фазе конфликта — ввод войск.
Хофманн и Шнеккенер не только разрабатывали стратегии взаимодействия международных НКО с негосударственными вооруженными группами в «несостоятельных государствах», но и достаточно широко публиковали свои выводы. В статье «Возможности и стратегии вовлечения негосударственных вооруженных акторов в государственное строительство и мирное урегулирование», опубликованной в Международном журнале Красного Креста в сентябре 2011 года, они определили негосударственные вооруженные акторы как «организации, имеющие желание и способность применять насилие для достижения своих целей, не встроенные в официальные государственные институты, например, регулярные армии, президентскую гвардию, полицию или подразделения специального назначения, обладающие определенной степенью автономности в отношении политики, военных операций, ресурсов и инфраструктуры».
Хофманн и Шнеккенер указывают, что во время острой фазы смены режима незаконные вооруженные организации (НВО) играют ведущую роль, однако на этапе постконфликтного урегулирования с ними возникает много проблем, в том числе из-за их нежелания укреплять государственные институты и отходить от модели криминальной или теневой экономики, сформировавшейся в ходе конфликта.
Поскольку представители государственной власти не могут вести с НВО переговоры из-за своей несостоятельности и из опасения легитимировать НВО самим фактом переговоров, за урегулирование должны браться международные негосударственные структуры, по сути, реализуя модель «внешнего» управления. К таким структурам авторы относят НАТО, ОБСЕ, Международный Комитет Красного Креста и другие.
Хофманн и Шнеккенер подробно описывают и инструменты воздействия на лидеров вооруженных формирований, и указывают, что выбор инструментов зависит от типа и сговорчивости этих лидеров. К наиболее радикальной и несговорчивой части лидеров НВО применяются жесткие меры в виде шантажа, маргинализации с последующей изоляцией, вплоть до физической ликвидации. Более прагматичные лидеры после переговоров заявляют о смене методов работы и переориентации на мирное государственное строительство.
Примечательно, что в качестве примера такого постконфликтного взаимодействия авторы приводят попытки построения государственности в ряде африканских стран в ходе «арабской весны», с постепенной интеграцией бывших полевых командиров и главарей банд во вновь созданные политические системы, в которых им были предложены посты губернаторов и министров. Однако Хофманн и Шнеккенер указывают, что для такого встраивания требуется легитимация.
На этом этапе на передний план выходят религиозные структуры, которые во время «горячей» фазы государственного переворота находились в тени вооруженных групп. Они и обеспечивают легитимацию смены режима в глазах народа. Причем американские и британские авторы, как правило, пишут о них как о самостоятельной силе, независимой от вооруженных групп, но способной с ними сотрудничать.
Отметим, что религиозными движениями и их влиянием на политику, в том числе возможностями их активного участия в трансформациях государства и общества, занимаются в основном англичане и американцы. Интенсификация исследований связи религии и политики в Англии и США отмечается во второй половине 2000-х годов почти синхронным запуском соответствующих исследовательских проектов.
Подобные проекты нельзя считать изолированными друг от друга. Например, член американского Совета по международным отношениям Лесли Винджамури, которая специализируется на вопросах международной безопасности и правосудия переходного периода с упором на религиозные группы, является внештатным сотрудником «американского» отдела Чатем-Хаус. Одновременно она тесно сотрудничает с «Центром Беркли по религии, миру и международным отношениям» Джорджтаунского университета.
Руководитель «Центра Беркли» Томас Бэнчоф, который одновременно преподает в Школе международной службы Джорджтаунского университета под руководством Элиотта Абрамса, также является членом Совета по международным отношениям. Сам же Элиотт Абрамс за долгую карьеру в Госдепартаменте США занимал множество должностей, при президенте Рональде Рейгане возглавлял Комиссию США по международной свободе вероисповедания.
«Центр Беркли» выпустил несколько сборников статей, посвященных религиозным движениям и их влиянию на политические процессы. В одном из таких сборников, который назывался «Религиозный плюрализм, глобализация и мировая политика», вышла статья Л. Винджамури под заголовком «Религиозные акторы и правосудие переходного периода».
Автор этой статьи подчеркивает, что для «эффективного перехода» должны использоваться разные типы религиозных движений, у каждого из которых есть особая роль на определенной стадии процесса политической трансформации государства.
Так, по Винджамури, одни движения должны выполнять функции создания и поддержания социальных структур «общественного негодования» по типу католических общин в Латинской Америке, «которые несли концепцию справедливости с упором на социальную справедливость и попытки положить конец экономическому, политическому и социальному неравенству и дискриминации». Эти общины должны были мобилизоваться с началом эскалации конфликта.
Другие религиозные структуры, напротив, предназначались для выполнения миротворческих функций по завершении острой фазы конфликта. В этом случае речь шла о прощении преступников, осуществивших государственный переворот, и о последующем примирении с ними для общего участия в деле нового государственного строительства.
Нельзя не отметить, что поведение греко-католиков и харизматов во время событий на рубеже 2013–2014 годов на украинском Майдане очень похоже на именно такое, описанное выше у Винджамури, согласованное разделение функций и ролей в едином процессе подготовки и проведения государственного переворота.
Основным центром фундаментальных теоретических исследований роли религиозных движений в государственных трансформациях эпохи «нового мирового беспорядка», видимо, следует считать Лондонский Королевский колледж в Великобритании. Здесь профессор Оливер Дэйвис на кафедре теологии и богословия руководит проектом «теология трансформации», также запущенным несколько лет назад. В 2013 году он выпустил книгу «Теология трансформации. Вера, свобода и христианское действие». Незадолго до ее выхода Дэйвис изложил основные идеи книги в статье «Религия, политика и этика: к глобальной теории социальной трансформации» (Religion, Politics and Ethics: Towards a Global Theory of Social Transformation), опубликованной на сайте проекта.
В частности, в этой статье Дэйвис заявил, что «теория социальной трансформации устанавливает технологии убеждения. Глубокие формы социальной трансформации вроде тех, которые были осуществлены мировыми религиями в разное время и в разных местах, не могут быть результатом лишь коммуникативного таланта и опыта (это не «бренды», которые можно продать в этом смысле). Скорее, они должны передаваться через глубокие структурные связи людей с родовыми формами солидарности, которые в случае с мировыми религиями, как мы знаем, настолько мощны, что способны изменить ландшафт международной политики».
Религиозная идентичность, по Дэйвису, должна быть внегосударственной: «...религиозная идентичность сама по себе должна быть культурной идентичностью, которая может быть поставлена над нашим политическим сообществом, которое может с ним соединяться или, при определенных условиях, наоборот, расходиться».
Далее Дэйвис подчеркивает, что для политического изменения общества религиозное движение должно использовать активное преобразовательное начало христианства, которое созвучно преобразовательному пафосу марксизма. Следует отметить, что в этом смысле он почти приравнивает христианство и конфуцианство:
«Конфуцианство и христианство — это религии, наиболее глубоко укорененные в китайской и европейской культуре. Это религии, имеющие, возможно, наиболее тесную связь с идеями и структурами марксистского социального анализа и чисто политической формой транскультурной социальной трансформации. Анализ социальной трансформации, который объединяет эти две религии, будет иметь прочнейшее политическое основание для заявления, которое может стать моделью сегодняшнего мира и обладает потенциалом для глобального резонанса».
То есть Дэйвис утверждает, что трансформационный потенциал, заложенный в христианстве, может быть использован в качестве инструмента для именно политического изменения общества. Характерно, что Дейвис при этом избегает ответа на вопрос о том, каким должно стать общество, к которому осуществляется переход при помощи религиозных движений, спаянных «родовыми формами солидарности».
Еще один сотрудник кафедры теологии и богословия Лондонского Королевского колледжа, — это выходец из России Марат Штерин. Этот специалист по спецрелигиозным вопросам занимается новыми религиозными движениями в России, совмещая при этом преподавание в Королевском колледже с исследованиями в Ланкастерском университете, в котором год назад был запущен проект изучения процессов религиозной диверсификации в странах БРИКС. Руководитель проекта, профессор современных религий Эндрю Доусон, начинал свои изыскания в области теологии освобождения, после чего переключился на религиозные меньшинства. Кроме Штерина, в новом проекте работают исследователи из Индии, Китая и Бразилии. Скоро ожидается выход книги «Роль религии в переформатировании России», которую Марат Штерин написал за время работы по проекту.
Возникает уместный вопрос: на каких основаниях совместно изучаются процессы религиозной диверсификации в странах БРИКС, столь разных по религиозной и социокультурной истории и массовой религиозной идентификации? Не потому ли, что БРИКС — это такое (пока весьма рыхлое и почти условное) экономическое объединение, которое в перспективе имеет шансы стать серьезным экономическим и «мироустроительным» соперником англосаксонских проектов «мировой постгосударственности»?
В связи с перечисленными фактами уместно упомянуть еще одного внегосударственного актора, который в своей практической деятельности неслучайным образом соединяет ряд упомянутых выше «мозговых центров». Это — международный фонд Templeton Foundation. Он, с одной стороны, финансирует фундаментальные исследования в британском Королевском колледже, с другой стороны — спонсирует прикладные исследования в американском Центре Беркли, с третьей — поддерживает деньгами религиозные движения, работающие на местах, а с четвертой — заказывает исследования, позволяющие отследить рост, развитие и результаты работы таких религиозных движений.
В частности, Templeton Foundation участвует в финансировании харизматического движения «Слово жизни» в России. Украинское отделение этой организации принимает участие в событиях «оранжевых революций» на Украине с 2004 года. Самый известный украинский представитель движения «Слово жизни» — А. Турчинов.
Нельзя не отметить, что некоторые из лидеров харизматических церквей, поддержавших неофашистский переворот на Украине, не только хвалились своей ролью в этом перевороте, но и предсказывали — намеками или даже вполне открыто — его неизбежный «экспорт» в Россию.
В специальном выпуске Вестника служений и церквей «Восток-Запад», вышедшем летом 2014 года и посвященном участию украинских церквей в событиях на Майдане, указывается, что «Совет евангельских протестантских церквей Украины, начиная с декабря 2013 года, как и другие церкви, призывал к гражданскому примирению... и поддержал митингующих на Евромайдане. Особенно активно выступали баптистские служители и пасторы пятидесятнических церквей».
Главный редактор Вестника «Восток-Запад» Марк Эллиотт, по совместительству — директор Глобального центра Высшей школы богословия Сэмфордского университета (Бирмингем, Алабама), предваряя спецвыпуск, отметил в редакторской колонке, что он «не видел ни одного события на постсоветском пространстве, столь же важного для церкви и христианского служения Восточной Европы, как нынешний политический кризис в Украине». Автор «заглавной» статьи спецвыпуска «Украинская революция и христианские церкви» Роман Лункин цитирует председателя Собора независимых евангельских Церквей Украины Анатолия Калюжного, который заявил: «Сегодня Украина проснулась, и Бог хочет ее благословить. У Него большие планы на наше государство. Потому что Европа сегодня спит в греховном сне, в России еще стоят идолы, и нам надо нести туда Слово Божье».
В связи с этим отметим, что еще в 2011 году упомянутый фонд Templeton Foundation проводил очередное глобальное исследование динамики новых религиозных движений, включая харизматические. Это исследование показало, что в России за последние годы ощутимо выросло число их приверженцев.
Как мы видим, некоторые из таких движений уже пытаются «примерить на себя» отдельные функции государства, включая функции просветительские и культурные. И это, с учетом украинского опыта (где процесс ослабления государственности тоже начинался издалека, с разрушительного воздействия на просвещение и культуру), — не может не вызывать самых серьезных опасений. И, значит, требует глубокого осознания и активного — в том числе государственного — реагирования.
