Сталинградские «Фермопилы»: Первый штурм. События на юге города

Штурм южной части Сталинграда немцы начали на два дня позже наступления в центре — 15 сентября. Проводили его две штурмовые группы — «Эдельсхейм» и «Хеллерманн» — сформированные из переданных в подчинение Паулюсу подразделений 4-й танковой армии Гота. В них входили силы четырех дивизий: 24-й и 14-й танковых, 29-й мотопехотной и 94-й пехотной. Противостояли им ослабленные предыдущими тяжелыми боями части 35-й гвардейской и 244-й дивизий, 10-й стрелковой бригады, полки 10-й дивизии НКВД, расположенные южнее впадавшей в Волгу реки Царицы.

Как и в центре города, силы были неравны. На 11 сентября 35-я гв. стрелковая дивизия насчитывала 454 человека, 244-я дивизия — 3685, 10-я бригада — 1912. Причем только половина этого состава являлась «активными штыками», остальное составляли артиллерия, вспомогательные и тыловые службы. Произведя нехитрый подсчет, увидим, что южный фланг 62-й армии непосредственно в боевых порядках защищало около 3–4 тысяч солдат и офицеров. В то время как численность одной только немецкой 24-й танковой дивизии составляла на 11 сентября 15401 человек, из которых в боевых порядках находилось 8714.

Очевидно, что без вливания серьезных резервов удержать южную часть города остатки советских дивизий были не в состоянии. Полковник Дубянский, после гибели генерал-майора Глазкова возглавивший 35-ю гв. стрелковую дивизию, докладывал Чуйкову в первый же день немецкого наступления:

«Части дивизии и приданные ей имеют потери ранеными и убитыми до 70%. Остались единицы на рубеже обороны, которые под воздействием с воздуха, минометного огня и автоматчиков отходят. Остановить не представляется возможным за неимением сил. Боеприпасов и продовольствия не доставлено… Считаю удерживать занимаемый участок личным составом 120–150 человек невозможным… Связь телефонная нарушена, кабель выгорел… Радиостанция не работает… Командный и политический состав в частях выбыл на 90%».

Ударные группы немцев методично решали свои задачи — 15 сентября они захватили железнодорожный мост через долину Царицы, соединявший южные и центральные районы, оседлали напоминавшую крепостной вал железнодорожную насыпь. Утром 16 сентября противник захватил вокзал Сталинград-2 и занял господствовавшее над местностью грандиозное здание элеватора.

Однако тут произошел серьезный сбой успешно выполняемого плана — не уделив укреплению элеватора должного внимания, немцы потеряли его на следующий же день. 17 сентября отряд бойцов 10-й стрелковой бригады под командованием старшего лейтенанта М. П. Полякова отбил элеватор. Вот как об этом бое пишет историк А. Исаев:

«Отряд был разбит на три группы. Первая группа под командованием лейтенанта Сатановского отвлекала противника на себя, вторая группа под командованием лейтенанта Степанова обходила элеватор с тыла. Третья под командованием самого М. П. Полякова — атаковала с фланга. Броском удалось подойти к элеватору и забросать противника гранатами через окна первого этажа. Утром 18 сентября оставшиеся на втором этаже немцы были уничтожены. Вскоре оборона элеватора была усилена, фактически его обороняли подразделения из 35-й гв. сд и двух бригад. Началась оборона своеобразной „крепости“, продолжавшаяся несколько дней».

Занятый советскими бойцами элеватор стал для немцев неприятной неожиданностью и вскоре превратился в серьезную головную боль. Уверенно наступать вперед, оставляя в тылу такой объект, было нельзя. После нескольких неудачных штурмов задачу попытались разрешить с помощью артиллерии. По стенам и окнам здания отработали 88-мм зенитки, выпустившие 50 снарядов, из которых попали в цель 44. Мощному зданию это не причинило вреда, однако советский гарнизон вынужден был терпеть адский грохот, разлетавшееся внутри здания крошево бетона и чад загоревшегося зерна. Когда обстрел зенитками завершился, в бой пошли штурмовики противника, однако их встретил плотный ружейный и пулеметный огонь. Атака захлебнулась.

Следующим действием немцев стал обстрел элеватора из 105-мм гаубиц — снаряды разворотили южный фасад здания. Оставшиеся в живых красноармейцы готовились отбивать новый штурм, но он, к их изумлению, не последовал. Вечером 18 сентября район элеватора временно деблокировали батальоны вступившей в бой свежей 92-й стрелковой бригады. Прежде чем продолжить рассказ о противостоянии вокруг элеватора, скажем несколько слов о ней.

Несмотря на успешный тактический ход с занятием и удержанием зернохранилища, в целом оборона на южном фланге 62-й армии стремительно рассыпалась. Помешать этому, хотя бы на время, можно было лишь одним способом — срочным введением в бой резерва. Им стала 92-я отдельная стрелковая бригада, сформированная из моряков Балтийского и Северного флотов (потому ее нередко в литературе именуют «морской»). К слову, матросам было разрешено оставить часть их родного флотского обмундирования, а потому они серьезно отличались по внешнему виду от других красноармейцев — воевали в черных бушлатах, бескозырках и тельняшках. Общая численность соединения составляла 6000 человек — скажем откровенно, что для переламывания ситуации этого было недостаточно. Однако бригада, почти целиком сгорев в боях, сыграла свою серьезную роль в торможении вражеского наступления.

Переброска моряков в пылающий город происходила в течение двух ночей: с 17 по 19 сентября. Сразу остро обозначились проблемы со снабжением и огневой поддержкой — артиллерия бригады осталась на восточном берегу Волги и по причине отсутствия радиосвязи с родным подразделением вела огонь по иным целям. Еще одной серьезной проблемой, сыгравшей позже роковую роль, стал выбор расположения штаба. Комбриг подполковник П. И. Тарасов и комиссар Г. М. Андреев базировались на северном берегу Царицы, тогда как их бойцы воевали на южном. Штаб, таким образом, зависел от устойчивости совсем других подразделений.

Несмотря на всё это, моряки результативно провели в боях несколько дней, вытеснив немцев из ряда кварталов, деблокировав и усилив гарнизон элеватора. Защитников зернохранилища пополнил отряд из второй стрелковой роты под командованием лейтенанта З. Г. Зозули и пулеметной роты лейтенанта А. О. Хозяинова. Всего 19 человек, два станковых и один ручной пулемет, пара противотанковых ружей и радиостанция.

Немцы вскоре контратаковали, и элеватор вновь оказался в окружении врага. Возобновились попытки его захватить. Артобстрелы сменялись штурмовыми атаками, атаки — обстрелами. За один день 19 сентября немцы девять раз пытались захватить здание, и каждый раз безуспешно. 20 сентября противник применил дипломатию — к крепости (без всяких кавычек, посмотрите на фото) подъехала танкетка с парламентерами. Однако гарнизон из матросов и пехоты не принял переговоры — «дипломаты» были освобождены от сигарет и танкетки (ей из ПТР порвали гусеницу) и отправлены восвояси. Делегации пришлось возвращаться пешком, а карусель обстрелов и штурмов возобновилась. Причем вместо немцев в атаку погнали румын.

Интересно, как высокомерный враг объяснял себе упорство наших бойцов. В документах 48-го танкового корпуса, осаждавшего элеватор, есть такие размышления: «…насчитывающему едва ли одну роту боевому составу так упорно обороняемого в течение дня бетонного здания сдаться мешает только лишь комиссар, как выяснилось после вхождения в связь с окруженным противником через пленных».

На следующий день немцы снова подослали парламентеров. В этот раз ими оказались несколько местных жителей, сталинградцев. Реакция защитников элеватора на такой шаг соотечественников была жесткой. Командир гарнизона Поляков прямо пишет о произошедшем в отчете: «21 сентября были подосланы немцами парламентеры из гражданского населения с целью уговорить бойцов, оборонявших элеватор, сложить оружие и сдаться в плен. Этих парламентеров, после того как они отказались взять оружие и сражаться с нами против немцев, мы расстреляли».

Вскоре вокруг зернохранилища вновь загремели выстрелы и разрывы. Противник пошел в новую атаку. Силы защитников меж тем таяли — от постоянных штурмов они несли потери, боеприпасы и провизия кончались, оружие выходило из строя. Вечером 21 сентября все огневые точки советских бойцов взяли на прямую наводку танки и артиллерия, и усилия немцев наконец возымели успех. Прикрываясь броней, к зданию вплотную подошли вражеские саперы и огнеметчики. В оконные проемы полетели гранаты и устремились струи горючей жидкости. Противник прорвался на первый этаж, в ход пошли штыки, ножи и камни. Последние уцелевшие матросы и красноармейцы отошли на верхние этажи. Поздно вечером 21 сентября защитников и атакующих разделяли перекрытия пятого и шестого этажей. Решено было идти на прорыв. Ночью, сняв дозорных, буквально по головам спящих немцев, советские бойцы вырвались из здания. Одна группа двигалась к Волге, причем по дороге умудрилась разгромить вражескую минометную батарею и разжиться оружием. Правда, переправиться через реку удалось лишь четверым бойцам. Другая группа, из 15 человек под командованием старшего лейтенанта Полякова, что руководил захватом элеватора, пробилась к позициям 92-й бригады, которые к тому дню уже значительно отдалились от зернохранилища. Всего защитникам элеватора удалось продержаться пять дней и создать противнику массу неприятных забот. Штурм элеватора настолько «запомнился» немцам, что на эскизе нашивки «Сталинград», которая разрабатывалась в вермахте по итогам взятия города, изображен был именно этот объект.

Оборона элеватора — это, без сомнения, одна из самых значительных и ярких страниц Сталинградской битвы. Грандиозное здание возвышается над округой и сегодня, более того, зернохранилище функционирует. Прямо перед ним в 1970-е годы был открыт «Памятник Североморцам», изображающий матроса-богатыря с противотанковым ружьем.

К 22 сентября оборона уже 92-й бригады и присоединившихся к ней остатков других подразделений трещала по швам. Вечером 21 сентября комбриг Тарасов принял решение сильно сократить линию обороны и отвести позиции на перпендикулярную Волге улицу Ким, от которой до долины Царицы оставалось менее километра. Также матросы укрепились на узкой полосе волжского берега, расположенного южнее. По поводу боев на этом участке в немецких документах сказано: «…противник еще удерживает берег шириной 100 метров, он укрепился на вертикальной причальной стенке и не может быть уничтожен тяжелым вооружением. Две штурмовые вылазки саперного батальона успеха не имели». Нужно отметить, что устойчивость укрепившихся на пристани моряков объясняется не только их мужеством, но и хорошей артиллерийской поддержкой из-за Волги — той самой, которой 92-й бригаде не хватало в первые дни.

Прежде чем рассказать о финале боев в южной части Сталинграда, я хочу поделиться уникальным историческим документом — описанием того, как пробивались к морякам взятые в тактическое окружение остатки 35-й гвардейской дивизии. Руководил прорывом подполковник Александр Герасимов, сослуживец уже знакомого нам старшего лейтенанта из Одессы Александра Авербуха. Свой уникальный, буквально дышащий ощущением боя рассказ он поведал одному из интервьюеров Комиссии по изучению истории Великой Отечественной войны 17 декабря 1942 года. Итак, представим, что перед нами недавно вырвавшийся из окружения сталинградский фронтовик.

«Это был самый интересный бой. Сейчас бы я его не повторил. Это был самый тяжелый, кризисный момент, думаю: не буду жив, люди придут, расскажут…

Собрав всех оставшихся красноармейцев, комсостав, рассказал им задачу, и ползком начали вползать к переднему краю обороны противника. На своем левом фланге поставил один станковый пулемет для того, чтобы прикрыть вдоль линии железной дороги, не дать возможности противнику подбросить подкрепление к Волге.

У пулеметчика было три ленты. Он один был. Второго номера у него не было. Он расположился. Я стал вытягиваться с остатком людей и штабами. Немцы обнаружили нас, открыли сильный пулеметный и ружейный огонь, начали освещать ракетами, открыли сильный минометный огонь. Еле заметны люди [бой происходил ночью — прим. В. Ш.]. Я впереди стал отдавать распоряжение быстро приблизиться к боевым порядкам немцев. Подходим. Пришлось поднимать бойцов, толкать вперед, не идут некоторые. Я сам выбежал вперед, вместе с комиссаром зарядил две гранаты.

Что нас спасло? Сзади боевых порядков немцев горел один вагон, и нам они были видны, а нас для них было плохо видно, потому что немцы смотрели оттуда, со света. Я воспользовался этим и сразу поднял всех в атаку, выбежал с комиссаром вперед, схватил пистолет, крикнул: «В атаку, за Родину, вперед!», бросил лозунг: «Товарищи, ни шагу назад, только вперед!». Там человек 15 немцев было в воронке большой, образовавшейся после бомбежки. Осталось метров 30. Я бросил одну гранату туда, потом вторую. Там получился вой, крик. Кричат: «Рус, рус!» Бросать ракеты перестали, минометный огонь прекратился, была только стрельба из автоматов, и пошли в ход ручные гранаты.

Когда я выбежал вперед, все красноармейцы и комсостав бросились за мной. Всё сразу перемешалось, и немцы, и наши, в рукопашной схватке. Уже началась штыковая схватка. Темно было: подбегает, видит — свои, бежит дальше. Если в куртке, значит, немец. Тут и гранаты в ход пошли. Они очень сыпали в нас гранатами ручными, но и мы крепко били. Тут мы побили их больше ста человек. Всё перемешалось, не поймешь ничего. Кто кричит: «За Родину!», кто кричит: «За Сталина!», кто матерится. Я всё время кричал: «Вперед, от меня не отставать, не отставать, ближе к Волге». У немцев визг пошел, раненые стонут. Наши говорят: «Я ранен, меня захватите». Немцы орут раненые. Какой-то кошмар был.

Когда я пошел в атаку, огонь из винтовок и автоматов прекратился со стороны немцев, начался бой только ручными гранатами и штыковая схватка, видимо, не заряжено оружие было, патроны израсходовали, а в атаке некогда перезаряжать. Тут и наши патроны были на исходе. Помню, у одного лейтенанта от ППШ оторвался ремень, он берет его за конец и по головам лупит. Немцы бросились бежать. Мы — за ними. Сзади меня пристроился один немец и бежит. Старший лейтенант Кулинич говорит:

— Товарищ командир, немец.

Я как из автомата дал, тот повалился. Немец бежал даже без винтовки.

Когда я бросил две гранаты, вижу, что начинается такая схватка, выхватил третью гранату из кармана, взял пистолет в левую руку, взвел гранату. Там была еще группа человек 5–8 немцев. Только развернулся, хотел бросить гранату, немец бросил ручную гранату, и она мне попала в грудь. До разрыва от нее какая-то искра появляется, детонатор горит. Она [граната — прим. В. Ш.] отскочила от груди, метрах в пяти стукнулась. Я только успел закрыть лицо руками. Нужно было лечь, но я немножко растерялся. В это время произошел взрыв, граната ударила меня в предплечье правой руки — два осколка — и в левую ногу выше колена.

В это время комиссар крикнул: «Ура!» и в этот момент ему в рот влетела пуля, задела язык, сшибла зубы и вышла в подбородок. Вторая пуля попала в левую скулу. Он крикнул мне:

— Александр Акимович, я ранен.

Я говорю:

— Я тоже ранен. Ты можешь идти?

— Могу.

— Давай, выходи, а я буду вытягивать людей.

<…>

Все начали пробиваться вперед, соединяться с матросами [из 92-й бригады — прим. В. Ш.]. Я раненый руководил боем минут 40 без перевязки. Выбежал, часть людей уже вышли, а часть ведет бой. Я выбежал к матросам. Встретил меня командир станково-пулеметного взвода из 92-й бригады. Спрашивают, где люди. Собрали человек 18 людей, направил обратно с командиром взвода. Они вернулись назад, вступили в бой и под прикрытием этих людей вывели остальных и вытащили всех раненых.

Тут я почувствовал себя слабым, потому что минут 40 без перевязки прошло. Кричу, а глотка сохнет после ранения, пить хочется. Мне матрос принес в каске воды, она пахнет нефтью, так я почти полную каску выпил воды. Тут вызвали лекпома [лекарского помощника — прим. В. Ш.], меня перевязали. Наши соединились со своими. Мы стали отходить на командный пункт дивизии. Я уже идти не мог. Меня и комиссара тащили на руках. <…> Я раненый уехал 23-го числа в саратовский госпиталь. Первую ночь я всё время воевал на койке…»

Финал борьбы 92-й бригады в южной части Сталинграда был тяжелым. 24 сентября немцы начали новое мощное наступление в центре города по обоим берегам впадающей в Волгу Царицы. Перед этим советскую оборону плотно «обработал» 8-й авиакорпус люфтваффе. Наши части оказались смяты, отступали, и к ночи с 25 на 26 сентября остатки подразделений сгруппировались в районе устья Царицы. Это были части 42-й стрелковой бригады, 272-го полка 10-й дивизии НКВД, 914-й полк, 1-й и 2-й батальоны 92-й бригады. Бойцы еще двух батальонов 92-й бригады продолжали удерживать узкую полосу берега Волги южнее Царицы и причальную стенку — им всё так же активно помогала в этом артиллерия с восточного берега. Борьба за этот объект сравнима по напряженности с боями за элеватор, но завершилась иначе.

В этой обстановке руководившие бригадой подполковник П. И. Тарасов и батальонный комиссар Г. М. Андреев решили перенести командный пункт с последнего удерживаемого пятачка в устье Царицы на один из волжских островов. Как уже упоминалось выше, КП изначально был расположен отдельно от позиций бригады, что поставило его в зависимость от устойчивости других подразделений. Истинная мотивация командиров нам неизвестна, возможно, они не желали бросать подразделение, рассчитывали лишь обезопасить КП, но фактом является то, что переправа привела к потере управления. Днем 26 сентября установить связь с бригадой через Волгу не удалось, а связные, попавшие на западный берег в ночь с 26 на 27 сентября, застали уже трагическую развязку — не более сотни моряков удерживали узкую полоску берега шириной в 50–70 метров. В ту же ночь остатки подразделения переправились на остров Голодный — всего 60 человек.

Утром 27 сентября также пали последние защитники пристани — немецкие донесения сообщают о том, что штурмовые группы 94-й пехотной дивизии «прорвались к причальной стенке и уничтожили находящегося за ней неприятеля, полностью зачистив берег Волги». Таким образом, днем 27 сентября вся южная часть Сталинграда вплоть до позиций 13-й гвардейской дивизии оказалась в руках немцев.

На 30 сентября численность недавно шеститысячной 92-й стрелковой бригады составила 1100 человек, в основном это были тыловики и артиллеристы, находившиеся на восточном берегу Волги. Еще 468 человек были ранены и эвакуированы в ходе боев, также немецкие документы сообщают о четырехстах плененных в ходе зачистки устья Царицы и района причала (скорее всего, это были оставшиеся на берегу раненые). За десять дней бригада сгорела в жесточайших боях почти полностью. К слову, подразделение не ушло в небытие — вскоре оно было восстановлено, причем состав снова оказался «морским» — новые батальоны сформировали матросы с кораблей Тихоокеанского флота. Через пару недель они снова включились в борьбу за Сталинград.

Командир и комиссар 92-й бригады за свое самовольное отступление с западного берега Волги были арестованы. Уже 6 октября военный трибунал приговорил их к расстрелу. Нужно сказать, что уход штаба за Волгу лишь ускорил и без того очевидный финал — к тому времени боевые возможности подразделения были фактически исчерпаны. Однако недавно занявший должность командарма 62-й армии Василий Иванович Чуйков выстраивал систему жесточайшей дисциплины в обороняющих Сталинград войсках — думается, что комбриг Тарасов и комиссар Андреев были сурово наказаны в том числе в назидание другим командирам. Ибо соблазн перенести КП в более безопасное место — на волжские острова — будет для сталинградских штабов почти постоянным. Самые жестокие дни сражения еще лишь предстояли.

* * *

Подытоживая события первого штурма Сталинграда, можно сказать следующее. Общее его содержание для атакующей стороны заключается в слове «не дожали». А для обороняющейся — «удержались». Действительно, если реалистично взглянуть на карту конца сентября, то 6-я армия, казалось, решила все поставленные в ходе первого штурма задачи — ее дивизии заняли юг и центр города, оба вокзала, господствующую над центром высоту Мамаев курган, огнем с прибрежных высоток пресекли снабжение через центральную переправу. Однако оставалась довольно узкая, в пределах одного-двух километров, полоса вдоль Волги, которую удерживала 13-я гвардейская стрелковая дивизия. И сил у выделенных для штурма этой части города немецких дивизий уже не было — большая часть их батальонов отмечалась командованием как «выдохшиеся, пригодные к обороне». На долгое время ситуация здесь заморозится, активные штурмовые действия переместятся совсем в другие районы — на север, в заводские поселки и промзоны. Немцы, считая, что победа по большому счету у них в кармане, и вопрос стоит лишь о сроках, как бы оставили дивизию Родимцева «на потом». В центре города наступило необычное время: дерзких тактических вылазок, кропотливого укрепления позиций, снайперской войны.

Второй штурм Сталинграда обрушился на город в конце сентября. Но прежде чем перейти к нему, нужно рассказать о других боях, тесно связанных с событиями первого штурма. Эта борьба разворачивалась к северу от Сталинграда, где советские войска не оставляли напряженных попыток деблокировать полуокруженную 62-ю армию. Мощное, но неудачное наступление Сталинградского фронта середины сентября является такой же неотъемлемой частью всего сражения, как и немецкие кровопролитные штурмы городских кварталов. Об этом будет следующая статья.