Нельзя примириться, не сказав правды

30 ноября в Ростове-на-Дону был демонтирован памятник Петру Врангелю, установленный 7 ноября около кадетского училища.

Решение региональных властей, естественно, возмутило сторонников подобных монументов. Защитники памятника заявили, что он является неким символом примирения между красными и белыми, и что памятник имеет право на существование, раз уж Ленину и прочим большевистским деятелям памятники в России стоят. Ну, а все противники были обвинены в желании разжечь старый конфликт.

Однако речь в очередной раз идет о весьма специфическом примирении. Наследники «белых» идей хотят, чтобы Врангеля приняли таким, как он есть. Чтобы все в очередной раз покаялись и признали за Черным бароном и остальными деятелями белого движения историческую правоту. Но была ли она? И может ли быть примиряющей фигура Врангеля, которая на самом деле, как и фигуры Колчака или атамана Краснова, является одним из символов непримиримости?

Очень сильно и искренне переживал трагедию белого движения митрополит Вениамин (Федченков). В 1919 году он был рукоположен в сан епископа Севастопольского, а через год по просьбе Врангеля возглавил духовенство Вооруженных сил Юга России.

Отец Вениамин всегда активно поддерживал и белых, и Врангеля в частности. Он прошел Гражданскую войну, вместе со всеми уехал из Крыма в эмиграцию, после Великой Отечественной войны вернулся в СССР. Занимая высокие посты в РПЦ, постоянно находился в конфликтных отношениях с советской властью. Но тем не менее власть эту он принял, потому что ее принял народ.

Митрополит никогда не смотрел на простого крестьянина или рабочего, как на Шарикова. И даже в каждом большевике он стремился разглядеть человека, а уже потом своего оппонента. Возможно, именно поэтому Вениамин смог увидеть суть трагедии белого движения.

В своей книге «На рубеже двух эпох» он так пишет об этой идейной, духовной и исторической несостоятельности белых: «…я хочу пожаловаться на общую духовную бедность нашу. У нас почти не было руководящих идей, как не было их, конечно, и при Деникине.

Я думаю, что здесь лежала одна из главнейших причин провала всего «белого движения» — его безыдейность! Наша бездумность! Если бы мы глубоко всмотрелись в исторический процесс, изучили его, поняли — тогда?.. Тогда, вероятно, мы просто отказались бы от этого анти-исторического движения на него».

Митрополиту хватает мужества и честности, чтобы оценить с той же точки зрения своих противников: «Можно не соглашаться с большевиками и бороться против них, но нельзя отказать им в колоссальном размере идей политико-экономического и социального характера…

Часто обвиняют большевиков в терроризме. Но в этом не только их сила, но и государственная правда. Только настоящая власть без страха употребляет, где нужно, силу, до смертной казни включительно. И народ, несмотря на это — а я скажу, наоборот, именно поэтому! — еще решительнее прислонился к советской власти. И прислонился государственно сознательно по причине своего того же здорового мужицкого смысла».

Стоит отметить, что к самому Врангелю митрополит относится крайне уважительно и не мажет его черной краской в своих воспоминаниях. Но при этом и скрывать ошибки Врангеля, да и свои тоже, он не собирается. Так, Вениамин подтверждает, что командующий активно искал союза с иностранными державами и, когда ему ставили в упрек сотрудничество с поляками, отвечал: «Хоть с дьяволом, только бы против большевиков!»

Не способен был Врангель ни увидеть своих ошибок, ни услышать народ, который принял большевистскую власть. Не верил он, в отличие от Вениамина, и в Божий промысел. Для митрополита же Россия была чем-то священным, и всё происходящее он воспринимал через эту призму.

«И в нашей революции есть Промысл Божий — отчасти уже понятный, а еще больше пока не вскрывшийся… И уже поэтому мы тоже должны принять эту власть, а не только потому, что она принята и народом», — писал он в мемуарах.

Врангель, как и все руководители белого движения, мало думал про глубины исторического движения и, несмотря на то, что был человеком верующим, не испытывал столь острых религиозных переживаний, как Вениамин. Последний неоднократно писал, что белые очень далеки от истинной религиозности. И это бесконечно мучило митрополита.

Свое же религиозное и политическое мировоззрение он основал на нескольких важных началах: он любит русский народ, он готов принять ту власть, которую этот народ принимает, и он, независимо от политической ситуации, остается верен Московскому патриархату РПЦ. Эта верность очень характерна.

«Всякий раскол оставляет в уме страшные следы отчуждения, злобы и вражды. Раскол по природе своей есть дело нелюбви и плод гордости! Так было всегда, так это же самое мы видим и на современных раскольниках-эмигрантах, отделившихся от Русской Матери-Церкви из-за большевиков», — пишет он об РПЦЗ, так как и в ней видит оторванность от интересов народа и Родины.

И при всем этом ни в эмиграции, ни после возвращения в СССР он никогда не соглашался пропагандировать социализм и выступать активным сторонником советской власти. Но принял эту власть как судьбу и как благо для народа.

Это и есть основа для примирения. Она лежит в области исторической правды, которую всегда чувствует народ. Не просто так стоят памятники Ленину. Их принимают люди. И не просто так постоянно возникают скандалы вокруг памятников белым генералам. Эти памятники всегда появляются именно как символ непримиримости, как попытка реванша и как требование окончательной декоммунизации. На которую — и это объяснимо — народ не согласен.

Есть еще одна претензия, которую предъявляют сторонники «белых» монументов. Говорят, что Врангель был хорошим офицером, преданно служившим России. И, мол, только за это ему уже можно устанавливать памятник. А может, таким же образом нам примириться с поклонниками генерала Власова, а потом установить монумент и ему? Ведь до своего предательства Власов успешно командовал различными формированиями и не раз был награжден. Почему нельзя в этой же логике осуществить и такое безумие?

Почитатели Врангеля затеяли странный разговор о примирении. Они обвиняют в непримиримости красных и не хотят увидеть, что сами не могут принять выбор народа. Поэтому нет-нет да и проскочит высокомерное и подлое: «Шариковы».

Возникает такое ощущение, что нынешние ценители «белых» идей наступают на те же грабли, что и их предшественники. Они либо не могут, либо, как и во время Гражданской войны, не хотят услышать, что нужно русскому народу.

С чем нам предлагают примириться непримиримые? С тем, что белые не услышали голос страны? С тем, что сотрудничали с иностранными державами? С тем, что, потеряв духовный стержень, продолжали вместе с интервентами сражаться против той власти, которую народ реально поддержал? С тем, что отказались от истории и готовы были утянуть страну в забвение?

Врангель не может стать фигурой примирения. Но примириться — можно! Только нельзя это сделать, идя по пути лжи. Нужно встать на дорогу правды, как это сделал, притом не отказавшись от своих убеждений, митрополит Вениамин.

Так, может быть, ему и надо поставить памятник на территории кадетского училища?