«Мертвая жизнь»
В своей статье «О коммунизме и марксизме — 97» Сергей Ервандович ставит вопрос о том, как в эксплуататорском буржуазном классе могут появиться группы людей, которые не только борются за освобождение чуждого им класса, но и оформляют эту борьбу идеологически. В этой же статье говорится, что такие контрэлитные группы идут против своего класса в силу того, что их сознание не до конца обусловлено буржуазным бытием.
А чем еще может быть обусловлено сознание человека? И может ли оно вообще быть до конца чем-нибудь обусловлено? В фильме Феллини «Сладкая жизнь» как раз есть такой герой, успешный во всех смыслах человек по имени Штайнер, которому идеальный богемный мир буржуазии не просто не нравится, но он его ужасает. В беседе со своим другом журналистом Марчелло он говорит: «Жизнь мне представляется ничтожной, и противоядие от этой ничтожности я вижу в организованном совершенном обществе. Это утопия». Штайнер видит выход только в утопии, при этом он не верит в ее осуществление. В этом и заключается его трагедия. Штайнер убивает себя и горячо любимых детей. Это единственный выход, который он находит для себя. Можно предположить, что если бы Штайнер поверил в осуществимость коммунистического проекта, то он бы стал огненным коммунистом и положил жизнь для осуществления этой мечты, но этой веры не было. Штайнер мог бы стать верующим, и тогда бы вера дала ему силы жить, неслучайно Марчелло встречает Штайнера в церкви. Но тот чужд религии. Интересно, что и любовь к детям не играет своей положительной роли. В наше время многие родители говорят, что живут ради детей — в этом смысл жизни. Но Штайнер смотрит глубже. Ощущая жизнь как Ад, он не хочет оставлять в ней детей. Убийство своих отпрысков является в этой логике проявлением отцовской любви — он их избавляет от ужаса Ада.
Так мы видим, что находясь внутри своего класса, человек может иметь иные потребности и иное мироощущение, чем диктуется его кругом знакомых и коллег. Эти особые люди более чутко чувствуют близость инфернального зла, и это ощущение более сильное, чем классовый интерес, образ жизни или что-либо такое же банальное и несущественное на фоне надвигающейся тьмы.
Феллини лишь художественно изобразил терзания и муки, которые испытывают те, кто чувствует омертвление жизни, отчуждение от нее. Достигнув состояния покоя, самодостаточности и дремоты, класс буржуазии начинает гнить. А вместе со спокойствием приходит Ад. «Иногда по ночам темнота и тишина тяготят меня. Покой внушает мне страх, а если я что-то ненавижу на свете, то это покой. Покой коварен и обманчив. Мне кажется, за ним скрывается ад», — говорит Штайнер. Он понимает, что покой — это другая сторона бесчувственности и потребительского образа жизни, когда всё имеет свою цену. В этом же фильме фантазии детей о явлении им Богородицы моментально монетезируют их родители. А журналисты по-своему монетезируют чудо божественного проявления, превращая его в шоу. И все окружающие участвуют в этой вакханалии. В хаосе безумств теряются слова местного священника, который говорит, что «чудо любит тишину».
Но всё же не только ужас жизненной пустоты может вывести человека из обусловленности классовым сознанием. Сострадание к ближнему и ощущение человеческой несправедливости может с большей вероятностью повернуть буржуа против своего класса. Только для этого он должен обладать этими чувствами.
В фильме Феллини жизнь богемы олицетворяет огромная уродливая тухлая рыба, выброшенная на берег. Это и есть символ предельного отчуждения богемы от жизни.
