Обращение Совета родителей Кузбасса в связи с расстрелом школьников в Казани

Кете Кольвиц. Мать с близнецами. 1927–1937
Кете Кольвиц. Мать с близнецами. 1927–1937

Совет родителей Кузбасса создали обеспокоенные родители. Осенью 2020 года, когда стало очевидно, что правительство не планирует отменять дистанционное образование и возвращаться к обычному обучению детей, родители по всей России стали объединяться для противодействия этому.

В Кузбассе Совет родителей был организован в декабре 2020 года для противодействия дистанционному образованию и другим, идущим в образовании, разрушительным процессам. В него вошли родители из 7 городов региона.

Совет работает в сотрудничестве с другими общественными организациями — «Родительское Всероссийское Сопротивление» и Советы родителей в других регионах.

Трагедии, подобные произошедшей 11 мая в Казани, не оставляют равнодушными нас, родителей. После таких трагедий власть и общество должны сделать серьезные выводы. И особое внимание следует обратить на безопасность детей. Но только это следует делать разумно, без применения крайних мер, с полным пониманием того, как это отразится на процессе образования в целом и на его участниках в частности.

Вот уже ряд лет родители по всей стране борются против негативных тенденций в отечественном образовании, которое, по нашему мнению, разрушается как по содержанию, так и по форме. Но трагедия, подобная произошедшей, может стать поводом для дальнейшего продвижения тех же негативных тенденций, в данном случае усиления контроля за школами, учениками и учителями, а также за семьями.

Что, на наш взгляд, уже и происходит:

1. В СМИ и интернете активно муссируется тема, что в школах плохая охрана. Но давайте представим, какая же нужна охрана для защиты школы от вооруженного человека? Какие процедуры должны осуществляться каждый день при входе в школу, чтобы стопроцентно исключить возможность проноса огнестрельного или холодного оружия?

Чтобы разговоры о том, что школы недостаточно защищены, имели практический смысл, надо определиться, от кого мы хотим защитить наших детей.

Если речь идет о террористическом нападении, то меры должны быть максимальными — школы нужно оснастить бронированными окнами, вход сделать исключительно при совпадении отпечатка пальцев с изображением сфотографированного лица, и не через турникет, а через специальный шлюз, который будет закрываться при малейшем сомнении в благонадежности. А на перехват террориста из подсобки выйдут накачанные росгвардейцы, которые дежурят там денно и нощно числом в 10–12 человек.

Очевидно, что при меньшем уровне «безопасности» полноценной защиты не получится. И также очевидно, что реализовать рисуемую картину во всех школах страны просто невозможно.

Если же речь идет не о чужих, а о «своих» людях — учителях, сотрудниках, самих школьниках, — но психически нездоровых (каковым, очевидно, был и казанский стрелок), то ситуация становится еще сложней. Если такой «свой» человек захочет совершить массовое убийство, ему трудно будет помешать. Конечно, с помощью средств электронного и иного контроля можно предотвратить попадание в школу огнестрельного и холодного оружия, но как быть, например, с химическим или бактериологическим отравлением?

Очевидно, что само по себе усиление охраны школы — это не выход. Единственное, к чему это приведет, — родителям станет еще труднее попадать в школы.

Школа — это не крепость, которую нужно оборонять от врагов. То же относится и к детсадам. Оборонять нужно детские умы от враждебных идей.

2. Еще одно следствие казанского происшествия — требования обязательности видеонаблюдения в школах. Вот же, мол, уже и высокоскоростной интернет есть. А постоянное видеонаблюдение, как утверждают сторонники этой меры, поможет распознать и отследить злоумышленника.

Однако это не убережет от преступления. В лучшем случае, поможет отследить того, кто уже совершил преступление, то есть просто увеличит раскрываемость преступлений. Ведь всем понятно, что видеокамеры в школах не уберегут от стрелка с ружьем. А вот дополнительную опасность для детей создадут обязательно.

Если эту меру допустить, то будут массово собираться персональные и биометрические данные, вплоть до анализа эмоций детей и педагогов. Еще страшнее то, что тогда злоумышленники смогут отслеживать и ситуацию в школе в целом, и действия отдельных школьников и педагогов — их распорядок дня, время и обстоятельства их прихода в школу и ухода из нее. И тогда перед нами встанут еще более зловещие проблемы с безопасностью детей…

3. Казанский случай всколыхнул тех, кто хочет всё контролировать еще и внутри семьи. И это уже слышно с экранов телевизоров: «Как же мать могла не увидеть дебют шизофрении», ― говорят одни. «Чтобы водить машину, нужно отучиться полгода, а чтобы быть родителем ― ничему учиться не надо», ― вторят им другие. Какое же раздолье, какие перспективы могут открыться для системы опеки и ювенальщиков для внедрения в семью!

Кажется, вот-вот начнет подавать голос вся свора иностранных агентов, работающих на разрушение семьи, как это было сделано во многих странах на Западе. Пожалуй, скоро они придумают экзамены для получения удостоверения родителя. Подобные люди не хотят увидеть суть проблемы — они хотят добиться своих целей, совершенно противоположных защищенности детей.

4. Со стороны силовиков инициативы тоже не лучшие. Первое, что пришло им в голову — закрутить гайки в законах о выдаче и хранении оружия на руках у населения. Как будто правильное хранение оружия хоть что-нибудь говорит о благих намерениях владельца…

Мы убеждены, что ни ужесточение правил владения оружием, ни обязательное видеонаблюдение в школах, ни усиление их охраны не дадут никакого эффекта.

Мы видим причину трагедии в Казани в неверном направлении развития нашей системы образования, которое было взято еще во времена перестройки, — в коммерциализации сферы образования, в увеличении доли платных услуг и привлечении частного бизнеса при планомерном уменьшении роли государства.

Всё, что уже три десятилетия происходит в образовании, пронизано стремлением государства сбросить со своих плеч эту обузу и передать ее в частные руки. А у частного бизнеса нет целей образования и воспитания детей — есть лишь цель извлечь выгоду.

Не оттого ли появилось отношение к учителю как к профессионалу, предоставляющему «образовательную услугу»? Понятно, что дети с таким подходом теряют уважение к авторитету учителя (а значит попадают под чье-то другое влияние), а педагоги больше заняты не обучением и воспитанием личности ребенка, а попытками подзаработать, если остается время после заполнения не относящихся к учебе отчетов для чиновников.

Окружающая детей информационная среда не воспитывает, а развращает их. В прайм-тайм по главным каналам идут передачи, от регулярного просмотра которых люди в прямом смысле деградируют. Самые кассовые фильмы пропагандируют либо зарубежную поп-культуру, либо насилие, либо искаженную версию истории, либо всё это вместе. Медиа-звездами становятся скандальные персоны. В таких условиях дети не могут не подражать этим моделям поведения.

Одним из важных аспектов развития и воспитания являются занятия ребенка в кружках и секциях по интересам. В подавляющем большинстве случаев они платные. А значит, появляется имущественный ценз для воспитания и образования. Правда, чиновники отрицают это, указывая на нововведение — сертификат ПФДО (персонифицированное финансирование дополнительного образования). Однако и тут государство создает лишь видимость заботы. Потому что, во-первых, этот сертификат по сумме разный в разных регионах, а во-вторых, во многих регионах на этот сертификат ребенок не может посещать даже одну секцию.

Мы считаем, что государство должно сделать единственный правильный вывод из трагедии в Казани.

Необходимо в принятии решений ориентироваться не на возможности бизнеса «в обеспечении потребности в услугах образования», а на государственные цели — воспитание подрастающего поколения. Сейчас это поколение воспитывают чужие дяди. А наши чиновники от образования занимаются разными экспериментами, которые не прошли научную и общественную экспертизу.

Мы считаем необходимым для государства:

  • признать первостепенными интересы детей, их образования и (!) воспитания, а не интересы бизнеса, как это происходит сейчас;
  • вернуть авторитетный статус учителю. Как минимум избавить от статуса «предоставителя образовательных услуг», существенно увеличить заработную плату, избавить от бумажной работы;
  • признать необходимость постоянного (!) очного обучения. В контексте трагедии в Казани это важно еще и тем, что дистанционное образование усиливает невротизацию у детей, а также увеличивает частоту и выраженность душевных расстройств;
  • принять программу развития дополнительного образования исключительно на бесплатной для семей основе. Для этого должны быть обеспечены соответствующие материальные условия — место, расходные материалы, подготовка преподавателей и их зарплата;
  • отказаться от трансляции по телевидению и популяризации разного рода девиаций поведения, насилия, скандалов и пошлости;
  • вернуть должные статус и возможности психиатрической службе, обеспечить контроль за лицами с потенциально опасными для общества психическими заболеваниями (пожизненный контроль, т. к. психиатрические заболевания подобного рода полностью не излечиваются);
  • вернуть лучшие традиции советской школы, которые обеспечивали высокий уровень образования и морального воспитания.

Мы уверены, что без выполнения этих требований трагедии, подобные произошедшей в Казани, будут повторяться.