Сталинградские «Фермопилы». Первый штурм
При описании первого и последующих штурмов Сталинграда мы обязаны обращать особо пристальное внимание на планы и логику действий врага — ибо именно немцы владели тогда инициативой, и от направленности и напряженности их атак в большой степени зависел ход боевых действий.
Вечером 11 сентября 1942 года командующий группы армий «Б» Максимилиан фон Вейхс докладывал Гитлеру обстановку на подчиненном ему участке фронта. По итогам этого доклада начальник Генерального штаба сухопутных сил вермахта (ОКХ) Франц Гальдер сделал в дневнике вполне оптимистичную запись: «Штурм городской части Сталинграда — 14 или 15.09 при хорошей подготовке. Расчет времени: для штурма… 10 дней. Потом перегруппировка — 14 дней. Окончание — самое раннее к 1.10».
12 сентября состоялось важное совещание в ставке Гитлера в Виннице, определившее всю дальнейшую стратегию вермахта на сталинградском направлении. Для участия в нем с фронта прилетел командующий 6-й армией Паулюс, лично докладывавший положение дел. Паулюс был настроен гораздо более скептично. На вопрос Гитлера о сроках полного контроля над городом он не только не дал однозначного ответа, но и просил подкрепления целыми тремя дивизиями. Так как никаких свежих резервов в этот момент под рукой не было, штабу 6-й армии переподчинили три дивизии 4-й танковой армии Гота, стоявшие в это время на юго-западных и южных подступах к городу.
Одновременно с планом штурма Сталинграда на совещании в Виннице была рассмотрена возникшая угроза удара или нападения советской группировки с севера (напомню, к этому времени она провела уже два контрудара). Было принято так называемое среднее решение. Оно заключалось в том, чтобы сразу после окончания городских боев провести наступательную операцию на окружение войск Сталинградского фронта (именно они и составляли северную группировку). Планировалось пробить оборону ближе к Волге у Ерзовки, уйти советским войскам за спину и совершить поворот клина на запад, замыкая окружение. Нечто похожее вермахт реализовал весной 1942-го года против Крымского фронта, а до того — против войск западных союзников на севере Франции (так называемый «Удар серпом»). Думать, что в этот раз у него бы не вышло — довольно наивно.
Таким образом, меж защитниками Сталинграда и северной группой советских войск возникла незримая, но очень тесная связь. Пока над 6-й армией нависала постоянно питаемая резервами и проводившая одно за другим наступления северная группировка — Паулюс вынужден был держать основную и наиболее боеспособную часть соединений на линии обороны в междуречье Волги и Дона. В штурме Сталинграда при этом могли участвовать довольно ограниченные силы. В свою очередь, пока держались защитники города — затягивалось в реализации «среднее решение», несшее для советских войск огромную угрозу.
Здесь стоит вспомнить, почему 6-я армия Паулюса вообще оказалась под Сталинградом. Ее главной задачей был вовсе не захват «города Сталина», а выстраивание прочной обороны по Дону и в Волго-Донском междуречье, прикрывавшей тыл наступавшей на Кавказ группы армий «А». Которая, в свою очередь, преследовала стратегическую цель всей летней кампании — овладение бакинскими нефтяными месторождениями. Недаром историки часто цитируют слова генерал-полковника вермахта А. Йодля, сказанные им еще в конце июля: «Судьба Кавказа решится под Сталинградом».
Естественно, в условиях, когда между Доном и Волгой концентрировались большие, в том числе танковые, советские силы, ни о каком надежном тыле кавказской группировки вермахта речи быть не могло. Тем самым упорство защитников Сталинграда стало тем небольшим по меркам фронта камнем, что заклинил движение гигантской военной машины противника и поставил под вопрос главную цель всей кампании. А 6-я армия Паулюса, пробив коридор от Дона до Волги, — да, поставила сталинградцев в очень сложное положение — но одновременно сама оказалась в своеобразной потенциальной ловушке.
Анализируя расстановку сил перед штурмом, мы сразу увидим подтверждение сложного положения 6-й армии. К городским боям она могла привлечь лишь один армейский корпус из пяти наличествующих. Продвигаясь на восток, Паулюс вынужден был оставлять значительные силы на Дону, а затем поставить целых два корпуса в междуречье Дона и Волги. 6-я армия неизбежно растягивалась по мере продвижения на восток. В итоге на задачу овладения Сталинградом был выделен последний оставшийся в распоряжении 51-й армейский корпус. Он был усилен тремя дивизиями из армии Гота, двумя дивизионами штурмовых орудий StuGIII («штуги») и шестью артиллерийскими дивизионами, в число которых вошли и тяжелые 210-мм орудия. Несмотря на все «но», это была очень грозная сила с большой огневой мощью.
Защищали город соединения уже по сути одной 62-й армии, 64-я к этому времени оказалась отсечена и обороняла лишь южную окраину и ряд пригородных поселков (что тоже важно, но к обороне от немецкого штурма не имеет прямого отношения). Как я уже писал ранее, к потрепанным еще в излучине Дона соединениям в конце августа присоединились свежие части, оказавшиеся в «нужное время в нужном месте». Старые «донские» дивизии по своей численности на 11 сентября колебались от буквально нескольких сотен человек до 2–3 тысяч (при штате в 13 тысяч), при этом крайне скудным было и вооружение: не хватало ручных и станковых пулеметов, минометов, ПТР. Артиллерия отсутствовала вообще или насчитывала единицы орудий. Ряд самых небоеспособных дивизий вовсе не приняли участие в обороне и были отведены за Волгу на переформирование. Единственным полнокровным соединением в составе 62-й армии оказалась 10-я дивизия НКВД, насчитывавшая 8615 человек. Однако очевидным ее минусом была слабость артиллерии — всего двенадцать 45-мм орудий. Серьезной силой являлись вновь включенные в армию стрелковые бригады: в них доставало и людей, и вооружения. Танковые корпуса, также оказавшиеся в Сталинграде транзитом, понесли уже немалые потери в контрударах по немцам, но всё же еще что-то из себя представляли. К примеру, в 23-м танковом корпусе на 10 сентября насчитывалось 38 Т-34.
Стоит сказать и о расстановке соединений. Вот что об этом пишет военный историк А. Исаев. «Дивизия НКВД силами своих пяти полков (примерно по 1500 человек каждый) была относительно равномерно размазана по всему городу, занимая так называемый рубеж „Г» непосредственно на подступах к городу. Рубеж строился силами населения и саперов, но, как указывалось в отчете по инженерному обеспечению обороны Сталинграда, «работы в городе были начаты поздно, и поэтому на 10.09.42 г. по рубежу ‚Г‘ было возведено 820 сооружений вместо запланированных 1310». Всего на городском обводе возвели 13 батальонных районов обороны».
На севере Сталинграда фронт проходил по открытой, изрезанной балками степи, образуя обширный выступ, получивший наименование «орловского» (внутри него располагался пригородный поселок Орловка). Он удерживался в надежде на удачный прорыв наших войск с севера, и оборону здесь занимали наиболее боеспособные свежие стрелковые бригады. Тут же сражались части 315-й стрелковой дивизии, рассеченной 23 августа немецким ударом на две неравные части. В меньшей из них, оказавшейся к югу от вражеского танкового клина, служил командиром роты ПТР 22-летний лейтенант Владимир Туров, с которым мы познакомились в пятой статье данного цикла.
Вечером 12 сентября, накануне немецкого штурма, на командный пункт 62-й армии, расположенный на ближайшей к Волге высоте — Мамаевом кургане, — прибыл новый командующий — Василий Иванович Чуйков. Прежний командарм был снят еще неделю назад, и временно его обязанности исполнял начальник штаба Н. И. Крылов, имевший, к слову, богатый опыт севастопольской обороны. Заседание Военного совета армии затянулось глубоко за полночь — офицеры разошлись в третьем часу ночи. А уже в 6:45 по московскому времени 13 сентября началось немецкое наступление.
Если называть вещи своими именами, то противник в первые дни штурма послал советскую оборону в глубокий нокдаун, едва не завершившийся нокаутом. Сложись обстоятельства иначе, не окажись в критический момент под рукой спасительного резерва — история сражения (а может быть, и человечества) могла пойти совсем по-другому.
Здесь стоит сделать заметку на полях. Один из уроков Сталинграда, который нам полезен и сегодня, — это резервы, резервы и еще раз резервы. Машина их подготовки должна работать не просто удовлетворяя запрос «здесь и сейчас», а с опережением этого запроса. Только тогда у армии появляется запас прочности, позволяющий вытянуть, казалось бы, самые безвыходные ситуации, и напротив, навалиться дополнительно там, где для результата сил уже не хватает. В СССР эта машина работала без остановок с лета 1941-го, резервы готовились постоянно, и у военачальников почти всегда были под рукой или на подходе какие-то свежие подразделения. В этом одновременно простой и сложный секрет успеха Красной Армии. Но вернемся в Сталинград.
Цель штурмовавших центр города 295-й и 71-й немецких пехотных дивизий была проста — выйти к Волге в районе переправ. И, нужно сказать, они были недалеки от ее выполнения. Всего за два дня наступления противник смог проломить нашу оборону, занять юго-западные и южные склоны, а затем и гребень Мамаева кургана, захватить железнодорожный вокзал «Сталинград — 1». Передовым группам 71-й пехотной дивизии удалось выйти к Волге и занять несколько высотных каменных зданий на набережной. Оборудованные на их верхних этажах пулеметные гнезда позволяли держать под огнем центральные переправы и русло реки. К слову, эти дома станут постоянной головной болью 62-й армии, немцы будут удерживать их вплоть до последних недель сражения.
Оборона наших дивизий, прикрывающих центр города, не в силах сдержать напор, рассыпалась на отдельные очаги ожесточенного сопротивления. Враг купировал их и добивал, активно применяя штурмовые орудия. Вот как офицер штаба 6-й армии Клеменс Подевильс описал в дневнике ликвидацию советских укреплений:
«Группа пехоты штурмует ДОТ. Выйдя из зоны поражения, одно штурмовое орудие приблизилось сбоку непосредственно к ДОТу, который выступает как шапка на равнине. Один-единственный выстрел раскалывает купол ДОТа пополам. Это было сигналом для атаки. Почти одновременно с разрывом брошенной ручной гранаты два наших солдата добираются бегом до бокового входа в ДОТ. Унтер-офицер орет вниз по-русски: „Руки вверх!“ Затем они отскакивают на несколько шагов назад и ожидают, пока пехотинец, держа вход под прицелом винтовки, и унтер-офицер с автоматом наверху блокируют темный проем. Всё происходит, кажется, бесконечно долго — за одну минуту. Потом солдаты противника выходят, осторожно оглядываясь, наружу один за другим с поднятыми руками. Азиатские лица. В хвосте идет офицер, узкое лицо европейца. Что может происходить в нем, когда он держит пистолет и не выбрасывает его? Неуверенность, смятение? Но это доля секунды, когда решается вопрос жизни и смерти. Тут наш пехотинец делает выстрел из винтовки. Пуля попадает в лоб, и офицер падает навзничь у ДОТа».
14 сентября командование 6-й армии радостно докладывало наверх: «Наступление LI армейского корпуса в центре Сталинграда, несмотря на жестокие уличные бои, идет успешно. 71-я и 295-я пехотные дивизии с высот на окраине через жилые кварталы широким фронтом продвинулись на юго-восток и восток. В 12:00 взят городской вокзал».
Казалось, еще немного — и центр города будет полностью потерян. Однако на левом берегу к переправам выходила свежая 13-я гвардейская дивизия генерала Александра Родимцева. Ее полки должны были переправляться в город в ночь с 14 на 15 сентября. Нужно было во что бы то ни стало удержать пристани и берег, чтобы спасительному резерву банально было где высадиться. Вот как бои у причалов описаны в донесениях 79-го погранполка, охранявшего пристани:
«На всем протяжении боя огонь противника велся с неослабевающей силой. В целях быстрее отбросить натиск противника, военком батальона повел группу бойцов, обороняющих переправу № 1, в контратаку, контратакующие отошли на свои позиции. К 18:30 представитель 13-й гвардейской сд сообщил военкому батальона о том, что в 22:00 на правый берег будут переправляться части этого соединения для действий по уничтожению автоматчиков. Решено действиями застав обеспечить плацдарм для высадки переправляющихся подразделений. Это с боем было выполнено».
Здесь стоит сказать несколько слов о самой 13-й гвардейской стрелковой дивизии и ее командире. Александр Родимцев — это своего рода эталон красного командира сталинской эпохи. Выходец из низов, после срочной службы решивший служить дальше, преданный идеалам революции и партии, Родимцев прославился на всю страну еще до Великой Отечественной. Когда в Испании началась гражданская война между франкистами и республиканцами, он подал начальству рапорт о своем стремлении попасть в Испанию (к слову, не сказав об этом жене). В какой-то момент на его просьбу откликнулись, и Родимцев, как и многие другие советские офицеры, оказался на испанской земле. Будучи профессионалом в обращении с пулеметами (это был его профиль во время учебы в училище), Родимцев, носивший в Испании имя «Павлито», помогал республиканским войскам обучать пулеметные расчеты, а позже и воевал лично. В общей сложности Александр Ильич провел в Испании без малого год — с сентября 1936-го по август 1937-го, участвовал в Гвадалахарской операции, обороне Мадрида, получил за свою службу в тех непростых условиях два ордена Красного Знамени, орден Ленина и «Золотую Звезду» Героя Советского Союза — за номером 45. Таких людей тогда знала вся страна, на них хотели быть похожими школьники.
Затем был опыт зимней войны в Финляндии, начало Великой Отечественной, которую Родимцев встретил командиром 5-й воздушно-десантной бригады 3-го воздушно-десантного корпуса. Корпус сражался под Киевом, из окружения пробивал дорогу к своим. После тяжелых боев лета 1941 года корпус был переформирован в стрелковую дивизию и получил «гвардию», став с тех пор 13-й гвардейской. Родимцев был назначен ее командиром. Дивизия принимала участие в трагическом Харьковском наступлении весной 1942-го года, снова с боями выходила из котла и отступала, понесла тяжелые потери (25 июля дивизия насчитывала всего 1235 человек). В конце лета подразделение находилось на пополнении в Заволжье, к началу сентября в ней было уже 10 тысяч человек, причем значительное число новобранцев составляли мобилизованные из республик Закавказья и Средней Азии. 9 сентября дивизия получила приказ на переброску в Сталинград и к 13 сентября, совершив марш на автомашинах по заволжской степи, сосредоточилась на восточном берегу великой русской реки. Еще день дивизию по распоряжению комфронта Андрея Еременко перевооружали специально для уличных боев — насытили порядки автоматическим оружием и гранатами. В ночь на 14 сентября началась переправа.
Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. В формате газетных статей нет возможности подробно описывать боевые действия в ходе первого и последующих штурмов города — это сделало бы сериал безразмерным. Я буду описывать ход событий с «высоты птичьего полета», обсуждать его логику в целом и концентрироваться лишь на некоторых наиболее характерных эпизодах или феноменах сталинградских боев. Тех же читателей, кто хочет во всех подробностях и деталях узнать ход боевых действий, могу отослать к двум отличным работам: книге Алексея Исаева «Сталинград. За Волгой для нас земли нет» и сборнику статей Егора Кобякова «Неизвестный Сталинград», посвященному конкретно штурмам города.
Вернемся к 13-й гвардейской. Первым через Волгу переправился 1-й батальон 42-го гвардейского полка с задачей очистить от немцев район переправ и закрепиться в ожидании остальных частей. Однако управление батальоном перехватил командарм Чуйков — он отдал приказ комбату Червякову продвигаться от берега к центру и занять железнодорожный вокзал Сталинград-1, с которого простреливались несколько широких улиц и привокзальная площадь. В бою за вокзал комбат Червяков был ранен и командование на себя принял гвардии старший лейтенант Федор Федосеев. К слову, он был в дивизии ветераном — начинал еще в 5-й воздушно-десантной бригаде и получил за бои под Киевом орден Красной Звезды. Батальон выбил из вокзала немцев и занял круговую оборону.
К сожалению, остальным батальонам дивизии, переправлявшимся следом, таких серьезных успехов достичь уже не удалось. Гвардейцами была освобождена лишь прибрежная полоса, они пытались выбить врага из захваченных немцами с наскока высотных зданий, нависавших над набережной. Противник был блокирован, но снабжался боеприпасами и едой по воздуху. Интересен штурм пятиэтажного здания Госбанка, масштабами напоминавшего настоящую крепость. Штурмовал его не кто иной, как… заградительный батальон при поддержке саперов. Это к слову о «жутких заградотрядах, стрелявших своим в спину». Вот как описывает эту операцию историк А. Исаев:
«С наступлением темноты заранее разведанными путями саперы подобрались к Госбанку, толкая перед собой ящики с толом. Заметив движение, немцы открыли огонь, который подавлялся выделенными для этого бойцами-автоматчиками. В сводке также упоминается блокирование здания огнем станковых пулеметов. Несколько раз саперы проделали свой опасный путь, пока не накопилось три заряда по 120–150 кг тола. Произведенным взрывом гарнизон был оглушен и в течение нескольких минут не сделал ни одного выстрела. Штурмовые группы ворвались в здание, выбивая противника огнем и гранатами».
Однако выбить немцев удалось лишь из половины здания, другая осталась за врагом.
39-й гв. стрелковый полк дивизии высадился значительно севернее и участвовал в попытках вернуть Мамаев курган. Это, пожалуй, самая известная высота в России, она является одним из центров обширного сталинградского мифа. Но для понимания исторической реальности нужно сказать, что с борьбой за нее связан довольно странный эпизод, расследованный военным историком А. Исаевым в вышеупомянутой работе. Сопоставляя советские и немецкие источники, анализируя ряд косвенных доказательств, Исаев приходит к выводу, что в определенный момент командование нижнего звена ввело в заблуждение штаб 62-й, сообщив о занятии гребня высоты, тогда как в реальности заняты были лишь некоторые склоны. Из каких побуждений это было сделано — доподлинно неизвестно. Скорее всего, взятие высоты было заявлено «авансом» после тяжелого, но неудачного штурма — чтобы не признаваться командованию в отсутствии результатов. Однако эти неверные данные имели далеко идущие последствия. Основываясь на них, штаб армии и фронта запланировал операцию по окружению прорвавшихся к Волге частей 71-й пехотной дивизии (именно там сражались другие батальоны Родимцева). Задумка была в том, чтобы, отталкиваясь от занимаемой высоты 102.0 (Мамаев курган), нанести силами свежей 95-й стрелковой дивизии удар на юг, во фланг противнику. Однако резерв ничего не добился и, понеся большие потери, прекратил атаки. Это логически можно объяснить только тем, что для выполнения плана командования нужно было сперва взять уже заявленную «авансом» позицию, которая оказалась гораздо более сложной целью для штурма, чем виделось ранее. На Мамаевом кургане располагались два огромных водонапорных бетонных резервуара, так называемые «баки», которые немцы превратили в непробиваемые даже тяжелой артиллерией ДОТы. Взять их удалось с большим трудом лишь в январе 1943 года, когда немцы были окружены и предельно истощены. Для сентября 1942-го, в ситуации диаметрально противоположной, эта задача оказалась невыполнимой.
Однако резервы фронтом выделялись именно под план решительного перелома обстановки — наступления с опорой на Мамаев курган. Соответственно, большая часть 13-й гвардейской и других подразделений, сражавшихся на улицах центра города, этих резервов недополучила. К их чести нужно сказать, что взятые в контратаке середины сентября прибрежные кварталы были затем оперативно и хорошо укреплены. При новом натиске немцев, который неизбежно последовал после того, как наступление гвардейцев выдохлось, эти позиции в основном удалось удержать. Они сохранились за гвардейцами вплоть до самого конца сражения в первых числах февраля 1943 года.
Трагически выделяется здесь история 1-го батальона 42-го гв. полка, первым ступившего на сталинградский берег и дальше всех продвинувшегося, отбившего центральный вокзал. Во время нового наступления немцев 20 сентября батальон был рассечен на несколько гарнизонов, засевших в крупных каменных зданиях у Привокзальной площади. 2-я и 3-я роты батальона занимали здания самого вокзала и «гвоздильный завод», расположенного через площадь. Немцы периодическими атаками, взрывчаткой и огнеметами пытались сломить оборону гвардейцев. Сохранилась записка младшего лейтенанта Василия Колеганова, которую он написал, уже будучи раненым и контуженным. Окровавленный клочок бумаги удалось передать с одним из раненых бойцов в здание универмага, где располагался штаб батальона. Ее нужно прочесть полностью, с полным сохранением подлинного текста. Она хорошо передает накал тех боев и внутренний настрой советских воинов.
«Время 11:30 20.9.42 г.
Гвардии старшему лейтенанту Федосееву (ком. 1-го батальона).
Доношу, обстановка следующая: противник старается окружить мою роту, заслать в тыл моей роты автоматчиков, но все его попытки не увенчались успехом, несмотря на превосходящие силы противника, наши бойцы и командиры проявляют мужество и геройство над фашистскими шакалами.
Пока через мой труп не перейдут — не будет успехов у фрицев. Гвардейцы не отступают, пусть падут смертью храбрых бойцы-командиры, но противник не должен пройти нашу оборону. Пусть узнает вся страна 13-ю гвардейскую дивизию, 3-ю стрелковую роту. Пока командир роты жив, ни одна б…ь не пройдет. Тогда может пройти, когда командир роты будет убит или тяжело ранен. Командир 3-й роты находится в напряженной обстановке и сам лично физически нездоров, на слух оглушен и слаб. Происходит головокружение, и падает с ног, происходит кровотечение с носа, несмотря на все трудности, гвардейцы — именно 3-я рота и 2-я не отступят назад, погибнем героями за город Сталина, да будет им могилою советская земля. Командир 3-й роты Колеганов лично убил двух пулеметчиков-фрицев и забрал пулемет и документы, которые представил в штаб батальона.
Надеюсь на своих бойцов и командиров, пока через мой труп ни одна фашистская гадина не пройдет. Гвардейцы не жалеют, до полной победы будем героями освобождения Сталинграда.
Командир 3-й стрелковой роты Гвардии младший лейтенант Колеганов
Командир 2-й стрелковой роты Гвардии лейтенант Кравцов».
У этого донесения оказалась долгая жизнь. Оно попало в руки к, пожалуй, главному сталинградскому военкору «Красной звезды» Василию Гроссману и стало одним из зерен, из которых после войны выросли его два хронологически последовательных, но по духу противоположных романа — «За правое дело» и «Жизнь и судьба».
К слову, младший лейтенант Колеганов выжил в Сталинграде — его вынесли к переправе прорвавшиеся из окружения остатки 1-го батальона, и он был эвакуирован за Волгу. Однако до Победы Колеганов не дойдет — погибнет через два года при освобождении Польши.
Историю другого отряда 1-го батальона описывает в своей книге историк Егор Кобяков: «Юго-восточнее Площади Павших Борцов, на перекрестке Краснопитерской и Комсомольской улиц отряд Драгана занял оборону в трехэтажном доме. Небольшой гарнизон забаррикадировал все входы, окна и проломы были приспособлены под амбразуры, в подвале разместили тяжелораненых бойцов. В строю осталось 19 человек, пока были патроны, отстреливались. Немцы блокировали здание, и огонь подъехавших „штугов“ обрушил стены, похоронив защитников. Ночью из-под завала выбрались израненные бойцы и, пробравшись через немецкие патрули к Волге, переплыли на восточный берег. Один из немногих выживших был гвардии лейтенант Антон Драган».
Судьба самого командира 1-го батальона Федора Федосеева и возглавляемой им группы до сих пор остается неизвестной. Документы 13-й гвардейской говорят о том, что связь с ним существовала до 24 сентября, когда пришло последнее короткое сообщение по рации. 25 сентября он, как и большая часть командиров и бойцов 1-го батальона, был записан пропавшим без вести.
Параллельно с событиями в центре города и на Мамаевом кургане, интенсивные боевые действия шли также в южной части города, отделенной от центра долиной небольшой реки Царицы. Они также очень важны для общей картины, есть удивительные эпизоды, но с ними мы познакомимся в следующей статье.
