Коммуна «Майское утро»
Исследованием коммун я занялась по многим причинам. И потому, что сама оказалась в одной из таких коммун, поселении Александровская слобода. И потому, что нахождение в коммуне побуждает к осмыслению того, что такое коммуны вообще. И наконец, потому, что за коммунами, как я убеждена, будущее. Что же обнаруживается по мере исследования коммун как социокультурного явления? То, что в поворотные моменты истории новые принципы жизни часто зарождались в коммунах. В коммунах взрастали христианские идеи, во время религиозных войн в Европе появились первые протестантские коммуны и секты, в период Английской буржуазной революции возникли коммуны диггеров (диггеры захватывали пустующие общинные земли, провозглашали отказ от частной собственности и равенство в правах).
Современный мир знает самые разные примеры коммун, как религиозных, так и светских. Например, в США существует большое количество приверженцев протестантских сект, ориентированных на построение тех или иных коммун. А ориентированы на них и меннониты, и амиши, и мормоны, и многие другие. Кроме того, в США действует международное общественное «Движение за идейные общины», цель которого — помощь в построении связей между разными идейными общинами, экопоселениями и другими группами.
Конечно же, важнейшим вопросом (на который, как правило, обращают внимание и исследователи коммун, и их создатели) является вопрос о собственности. Уже в первых коммунах, созданных в Древней Греции, существовал принцип обобществления собственности: равноправие и совместное владение имуществом существовало в общинах пифагорейцев, а по некоторым свидетельствам — и в общинах эпикурейцев. О благости общественного владения имуществом писал Платон. Но было ли это осью коммунальности в те древнейшие времена? Да и сейчас тоже?
Отметив важный принцип равноправия и совместного владения имуществом, хотелось бы обратить внимание на то, что древнегреческие общины сложились не только вокруг этого принципа, но и вокруг (точнее даже — прежде всего вокруг) учения и вокруг учителя, преподававшего свое учение. К сожалению, эта ключевая проблема коммунальной жизни (я имею в виду связь между учительством и коммуной) долгое время оставалась на втором плане. И даже понятно почему: за право владеть землей, свободно пользоваться плодами своего труда приходилось и приходится бороться до сих пор.
Так, во время Великой Французской революции Гракх Бабеф и его единомышленники требовали «общего имущества или общности имуществ». Они заявляли: «Нет больше частной собственности на землю, земля ничья... Пусть не будет между людьми другой разницы, кроме разницы пола и возраста... Природа дала каждому человеку равное право на пользование всеми благами. Труд и наслаждения должны быть у людей общими».
В 20-х годах XIX века англичанин Роберт Оуэн выдвинул идею решения проблемы бедности и безработицы с помощью общинного труда и на практике попробовал осуществить свой замысел в Америке. Но созданные им общины прожили недолго. Итак, как показала история, наиболее устойчивыми оказывались и оказываются религиозные общины. Почему? Ведь не потому же, что там иначе решался вопрос собственности. Значит, этот вопрос не был ключевым в плане обеспечения устойчивости коммун. Так какой же вопрос тогда был ключевым?
Исследования показывают, что в религиозных общинах, являвшихся наиболее устойчивыми коммунами, людей объединяет не только общность имущества, но и общностей мировоззрения, ценностей и целей. В этой связи надо обратить внимание на то новое, что привнес в понимание коммуны Карл Маркс.
Маркс заявил, что общая собственность — это важный, но далеко не единственный основополагающий принцип существования коммуны. Другим важным принципом является обязательная общность идей и целей у людей, собравшихся в коммуне. Только общая цель будет способствовать, по мнению Маркса, устойчивости коммун и творческому развитию в них каждой отдельной личности. А также коллектива в целом.
В «Манифесте коммунистической партии» (1848) говорится: «Только в коллективе индивид получает средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, только в коллективе возможна личная свобода... На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».
В России принятый в 1917 году Декрет о земле передал всю землю в общенародный земельный фонд. В декрете закреплялись самые разные формы землепользования: хуторное, общинное, артельное. Таким образом, вопрос о возможности образования коллективов, совместно распоряжающихся землей и плодами своего труда, был решен.
В конце марта 1918 года Ленин в работе «Очередные задачи советской власти» отметил, что главной производственной единицей в России может стать коммуна: «Каждая фабрика, каждая артель и земледельческое предприятие, каждое селение, переходящее к новому земледелию с применением закона о социализации земли, является теперь в смысле демократических основ Советской власти самостоятельной коммуной с внутренней организацией труда».
Но уже Сталин критически высказывается о возможности повсеместного введения коммун. В статье 1930 года «Головокружение от успехов» он пишет: «Коммуны представляют пока еще единичное явление в колхозном движении. Для сельскохозяйственных коммун, как преобладающей формы, где обобществлено не только производство, но и распределение, условия еще не назрели».
Оставим в стороне вопрос об экономической составляющей вопроса и отметим, что коммуны не смогли стать основной производственной единицей, в том числе и потому, что совместная производственная деятельность — это только часть дела. В работе «Очередные задачи советской власти» Ленин писал о том, что правильно организованный труд в коммуне приведет к образованию у рабочих свободного времени. Но для чего нужно это свободное время?
Время это нужно для культурного, творческого развития человека. Без такого развития коммуна теряет смысл. Это и есть война за человека — война за то, чтобы превратить темного человека в человека, освоившего все культурные богатства человечества, то есть в настоящего человека. И в советской истории были примеры коммун, в которых такая война за человека шла. Одна из них — коммуна «Майское утро».
Для нас опыт этой коммуны особенно ценен тем, что после разрушения СССР мы провалились в такую культурную яму, что еще немного и нам буквально придется проделывать путь, который проделали полуграмотные крестьяне после революции 1917 года.
Коммуна «Майское утро» была основана в марте 1920 года на Алтае, в пятнадцати километрах от села Косиха Барнаульского округа. Основателем коммуны стал учитель Адриан Митрофанович Топоров. А. Топоров в свое время закончил церковно-учительскую приходскую школу. До основания коммуны он работал в школе учителем. Во время гражданской войны воевал против Колчака в партизанском отряде.
Топоров стоял во главе коммуны «Майское утро» двенадцать лет. В начале 30-х гг. на него обрушились обвинения в пропаганде идей непролетарских писателей. Да и в целом — в пропаганде чуждых пролетарскому классу идей. В результате этих обвинений Топоров был отстранен от преподавания, переезжал с места на место, в 1937 году был осужден на пять лет заключения и реабилитирован в 1958 году. Воспоминания Топорова об учительской работе и о жизни в коммуне можно найти в его книге «Я — учитель» и в книге «Воспоминания».
Чем же была примечательна коммуна «Майское утро»?
Ее главной особенностью было то, что, наряду с трудом, главным занятием членов коммуны было совместное обучение и совместная культурная жизнь. Центр жизни общины был сосредоточен вокруг школы, новое двухэтажное здание которой было построено самими крестьянами.
Всё свободное от работы время взрослые и дети проводили в совместных чтениях, проходивших в здании школы. В книге «Я — учитель», Торопов вспоминает о том, что крестьяне говорили: «Без культуры коммуне не жить. Нам нужна школа, нужны наука, театр, хор, оркестр, курсы, лекции... Учи и весели нас!»... И это весели понимали не как пустое развлекательное времяпрепровождение, а как способ бытия, как средство укрепления трудового энтузиазма, как мощное оружие борьбы за новую, настоящую жизнь».
Журналист «Известий» А. Аграновский, посетивший в 1928 году коммуну, так описывает ее будни. «Представьте поселок, в котором ежедневно, начиная с шести часов вечера и кончая одиннадцатью часами, нельзя застать в домах ни одной живой души, даже грудных детей. Представьте далее клуб, в котором на составленных столах, выстланных мохнатыми сибирскими шубами, спят рядышком десять-двадцать детишек... Тишина. Мирно тикают часы. На сцене при свете лампы читают... «Виринею».
Читал на таких встречах всегда сам Топоров.
Вот как описывает круг чтения крестьян Аграновский:
«Человек пятнадцать — коммунаров и коммунарок — сидят в конторе коммуны. Мы беседуем на литературные темы.
— Конечно, паря, конечно! — горячился столяр Шитиков. — Была наша Русь темная, молилась за этих сукиных сынов всю жизнь, а теперь амба! Тоже хотим попробовать ученой ухи.
И они начинают называть перечитанных авторов, подробно перечисляя все разобранные коммуной произведения.
Лев Толстой: «Воскресение», «Отец Сергий», «Дьявол», «Власть тьмы», «Живой труп», «Исповедь», «Плоды просвещения», «От нее все качества».
Тургенев: «Накануне», «Отцы и дети», «Записки охотника», «Безденежье», «Месяц в деревне».
Лесков, Горький, Щедрин, Лермонтов, Гоголь...
— Весь Гоголь! — кричит кто-то. — Так и пиши — весь Гоголь, весь Пушкин, весь Чехов, весь Островский!..
— Короленко, Некрасов, Успенский, Бунин, Писемский, Чириков, Помяловский, Муйжель, Леонид Андреев, Григорович...
— Всеволод Иванов, Сейфуллина, Завадовский, Лидин, Катаев, Джон Рид, Бабель, Демьян Бедный, Безыменский, Есенин, Шишков, Леонов, Новиков-Прибой, Уткин...
— Когда вы всё это успели? — вскрикиваю я.
— Восемь лет, паря! Восемь лет изо дня в день, каждый вечер в клубе...
— Мольер, Ибсен, Гюго, Гейне, Гауптман, Мопассан, Метерлинк».
Кроме чтения, в коммуне проводили еще обязательное обсуждение прочитанного. Топоров отмечал, что такое обсуждение благотворно сказывается на развитии членов общины: «Критика художественных произведений заметно повысила общее развитие коммунаров «Майского утра», развязала язык самых отсталых женщин, пробудила у них стремление к просвещению, приучила анализировать литературные и жизненные вопросы». В 1930 году Топоров издал книгу «Крестьяне о писателях», вызвавшую положительный отклик Горького и Луначарского.
О глубине и характере переработки в коммуне прочитанной литературы свидетельствует также тот факт, что почти каждую неделю дети и взрослые ставили спектакли. Дети учили и разыгрывали небольшие отрывки из рассказов Чехова, прозы Тургенева, Гюго («Гаврош»). Взрослые ставили Гоголя («Ревизор», «Женитьба»), пьесы Островского, Чехова, Толстого, Мольера.
Кроме того, в коммуне существовали оркестр и хор, в чей репертуар входили произведения Глинки, Чайковского, Римского-Корсакова, Мусоргского, Шумана, Бетховена, Моцарта.
Большое внимание в общине уделялось обучению детей: существовала детская библиотека, проводились кружки, на которых дети занимались рисованием, лепкой, вышиванием, проектированием, учились играть на музыкальных инструментах.
При школе был создан большой краеведческий музей, экспонаты которого были посвящены истории и культуре края, часть экспозиции рассказывала о природе и географии Алтая.
Производство в коммуне существовало неразрывно от культуры и науки. Так как одной из главных задач, стоявших в коммуне, была просветительская, то и производство организовывалось по последнему слову науки. В коммуну приезжали агрономы, зоотехники и ученые. Сами коммунары регулярно ездили на обучение. В итоге, в коммуне внедрялись самые последние достижения науки.
Ввод в севооборот неизвестного раньше в Сибири красного клевера позволил увеличить урожаи пшеницы и овса. Разведение породистых коров позволило увеличить надои и построить для переработки молока маслобойный завод. В табунах стали держать орловских рысаков, а мелких свиней заменили знаменитыми йоркширскими. В прудах разводили карпов и карасей. В конце 20-х годов в коммуне появился кирпичный завод, и заработало несколько цехов и мастерских: токарный цех, слесарный цех, сапожная мастерская, портняжная мастерская.
Знаменательно, что коммуна «Майское утро» оставила след не только в жизни ее участников и соседних районов, куда ее члены часто ездили с выступлениями, концертами и спектаклями.
Во время полета в космос второго космонавта — Германа Титова, выяснилось, что он считает А. Топорова своим «духовным дедом». Его родители жили и учились в коммуне «Майское утро», и их учитель — Адриан Топоров — стал для Титова примером настоящего человека. Человека, создавшего условия для прорыва в космос.
