Путешествия с партиями в поисках американского фашизма. Часть XIX

Современный американский истеблишмент мыслит категорией трансформационных событий. Он исходит из того, что человеческие общества эластичны. Как резинке свойственно растягиваться, а затем стягиваться обратно в свою изначальную форму, так и человеческим обществам свойственно возвращаться к своему представлению о нормальности. На них можно оказать определенное воздействие, и под силой этого воздействия они могут деформироваться в нужную для оказывающего влияние сторону. Но как только этот субъект перестает оказывать это воздействие, общества возвращаются к привычному и свойственному им состоянию.

Чтобы преодолеть эту эластичность, воздействие должно быть одновременно мощным и стремительным. И тогда резинка рвется. Она уже не вернется в прежнее состояние. А для общества наступает, как стало модно теперь выражаться, «новая нормальность».

В качестве прототипичного трансформационного события, коль скоро тогдашний министр обороны США Дональд Рамсфелд его таким сам назвал, обычно рассматривают теракты 11 сентября 2001 года и последовавшую за ними так называемую глобальную войну с терроризмом. Шоковое потрясение одного дня заставило американское общество как целое согласиться на лишение себя части гражданских прав ради безопасности. Но, конечно, не это трансформационное событие первое, и не оно последнее.

Плотность трансформационных событий в последние годы и даже месяцы сильно возросла. И они нуждаются в осмыслении — каждое по отдельности и как единое целое. А осмысление требует ответа на вопрос о субъекте, производящем эти события, и о целях, которые он преследует.

Мы уже частично охарактеризовали природу этого субъекта в предыдущих частях данного газетного сериала параллельно с рассказом о ключевых событиях политической истории США. В следующих частях мы вернемся к формату последовательного исторического повествования. Сейчас же необходимо пунктирно прочертить дорогу, по которой мы дальше пойдем.

Итак, мы рассмотрели историю формирования американского глубинного государства вплоть до возникновения шестой двухпартийной системы, ознаменованной победой Ричарда Никсона на президентских выборах 1968 года и консервативной переориентацией Республиканской партии. Мы обсудили операцию «Скрепка» по привлечению к сотрудничеству кадров из капитулировавшей нацистской Германии и их ввоз в США. И мы обсудили задействование этих кадров не только в ракетной программе (как американский официоз хотел бы это представить), но и в программе разработки технологий психического контроля и манипулирования MKULTRA.

А там, где обнаруживается сотрудничество немецких нацистов с американскими спецслужбами, украинские бандеровцы неизбежно где-то рядом. Так оно и было. Ранее сотрудничавшие с нацистской Германией бандеровцы, согласно рассекреченным и находящимся в открытом доступе документам ЦРУ, попали в обойму этой организации по наводке своей агентуры в Ватикане и через прямой перехват агентуры у немецкой разведки.

После того как руководство ЦРУ пришло к выводу, что бандеровская агентура плохо подходит для изначального плана использования ее в разведывательной и диверсионной деятельности на территории Украинской ССР, было принято решение перенаправить бандеровцев в сторону пропагандистской деятельности и других аспектов того, что теперь принято называть мягкой силой. С этими целями часть бандеровской агентуры была вывезена в США и Канаду, где она вступила в связь с представителями двух предыдущих волн украинской эмиграции.

Радикализация предвоенной украинской эмиграции в Северной Америке — это отдельная большая тема, и она среди прочих детально обсуждается в готовящихся к выходу следующих томах коллективной монографии «Украинство». В рамках же нашего разговора нужно отметить, что такое понятие, как «украинская диаспора в Северной Америке», само по себе является конструктом. Этот конструкт создавался при активной работе деятелей грекокатолической церкви, прибывших вслед за мигрантами из числа закарпатских русинов и галицийцев и прививавших им украинскую идентичность, которой они изначально не обладали, уже в эмиграции.

Позже, в межвоенный период, основатель и руководитель ОУН* Евгений Коновалец и другие деятели украинского националистического движения приезжали в США и Канаду и способствовали основанию в среде тамошних эмигрантов Организации государственного возрождения Украины и Украинского национального объединения, союзных ОУН*. Таким образом, для завезенных в Северную Америку коллаборационистов из ОУН (б)* там уже давно существовала благодатная почва.

Завезенные бандеровцы не ограничились ролью инструмента в руках ЦРУ для пропагандистского вещания на Советскую Украину. Они стали интегрироваться как в американское и канадское экспертные сообщества, так и в закрытые элитные структуры. Наряду с откровенно пропагандистским издательством «Пролог» под началом бывшего начальника службы безопасности ОУН (б)* Николая Лебедя и под прямым патронажем ЦРУ, в США и Канаде в послевоенный период была создана академическая школа украиноведения, первую скрипку в которой играла, что закономерно, эмигрантская профессура.

Возглавляемый бывшим первым заместителем Бандеры Ярославом Стецько Антибольшевистский блок народов (АБН) тоже не ограничивался чисто пропагандистской деятельностью против Советского Союза. Его представители сыграли немаловажную роль в формировании контуров американской внешней политики, особенно при Рональде Рейгане. АБН стал сооснователем Всемирной антикоммунистической лиги (ВАКЛ) вместе с выпущенными американцами на волю японскими военными преступниками, их друзьями на Тайване и эскадронами смерти в Латинской Америке. АБН также регулярно объединял свою деятельность с «респектабельными неонацистами» из Европейского совета свободы.

Всемирная антикоммунистическая лига объединяла не только самих неонацистов, но и служила публичной точкой пересечения для их кураторов. США там были обильно представлены сторонниками политики «отбрасывания» Советского Союза, которая противопоставлялась политике «сдерживания». На уровне личностей американскую ветвь ВАКЛ долгое время возглавлял давний соратник генерала Дугласа Макартура, один из архитекторов сил специальных операций как армии США, так и ЦРУ генерал Джон Синглауб. Другим важным американским сооснователем ВАКЛ был заместитель директора ЦРУ, а затем начальник разведки государственного департамента США Рэй Клайн. С ними заседал потомок украинской эмиграции первой волны, профессор Джорджтаунского университета (известной кузницы кадров ЦРУ) Лев Добрянский.

Европа была представлена в этой структуре деятелями Панъевропейского движения, из которого позже возник Евросоюз, и лично его основателем Отто фон Габсбургом. Эти несколько примеров позволяют оценить тот факт, что антикоммунистические международные общественные организации с участием откровенных нацистов — это не какие-то маргинальные сборища, а места, которыми не брезговали вполне уважаемые на Западе люди.

Мы уже в этом цикле, в XI части, обсуждали значение закрытых обществ для американского элитного воспроизводства. И что рядом с совсем закрытыми структурами существуют площадки, такие, например, как Совет по международным отношениям (CFR), где элитные операторы вступают в диалог с экспертным сообществом и государственными структурами. Там формируется даже не столько государственная политика США, сколько та атмосфера, в которой вопросы этой политики обсуждаются и конкретизируются.

Такие площадки полезны для американского элитного ядра тем, что на них можно приглашать претендующих на членство в элите амбициозных выскочек. Допустим, у какого-то выскочки появились, как ему кажется, большие деньги или властные возможности, и он их хочет конвертировать в долгосрочную влиятельность. Его, не впуская в совсем эксклюзивные круги, приводят на такую площадку. Там он получает некоторую индоктринацию и представление о том, какой повестке нужно следовать, чтобы рассчитывать на искомые им возможности.

Рядом с такими чисто национальными площадками находятся места, в которых обеспечивается специфическая неформальная коммуникация между разными элитами и их окружениями уже на международном уровне. Иногда у них, как у Всемирного экономического форума (ВЭФ), есть внушительная публичная составляющая. У других, например у Бильдербергского клуба, формат предполагает большую степень закрытости.

Хотя между этими площадками могут существовать заметные идеологические различия, их значение не стоит преувеличивать. Например, ВЭФ считают либерально-глобалистской площадкой, а АБН всегда имел репутацию ультраправой группы. Но условный Отто фон Габсбург на обоих мероприятиях — один и тот же человек с одними и теми же позициями.

Эти площадки элитных коммуникаций имеют прямое отношение к появлению того, что, как минимум на первый взгляд, воспринимается в качестве субъекта участившихся за последнее время трансформационных событий. А именно к возникновению сверхкрупных инвестиционных фондов. Сейчас так называемая Большая тройка крупнейших инвестфондов: BlackRock, Vanguard и StateStreet — в совокупности является самым большим акционером подавляющего большинства основных компаний на Уолл-стрит.

Крупнейший фонд Большой тройки — BlackRock и его глава Лоренс (Ларри) Финк — это элитные креатуры Совета по международным отношениям.

BlackRock был основан в 1988 году как подразделение по управлению активами инвестиционной фирмы Blackstone. Названия Blackstone и BlackRock являются производными от фамилий основателей — членов CFR Стивена Шварцмана и Питера Питерсона. Питерсон — министр торговли при Ричарде Никсоне — в 1985 году сменил Дэвида Рокфеллера в качестве председателя CFR и пробыл на этом посту до 2007 года. Питерсон и Шварцман взяли к себе Ларри Финка после того, как тот потерял $100 млн инвестиций First Boston Bank и оказался на Уолл-стрит почти что неприкасаемым. Потерпевшего фиаско Финка руководители Blackstone поставили во главе своего нового подразделения. Через 6 лет BlackRock уже управлял активами в $53 млрд и был выведен из состава Blackstone в качестве отдельной компании.

До 2008 года BlackRock был одним из многих инвестиционных фондов. Крупнейшим фондом его сделал мировой финансовый кризис. А точнее, другой протеже Питера Питерсона — тогдашний президент Федерального резервного банка Нью-Йорка Тимоти Гайтнер. Примечательно, что Гайтнер сам из «хорошей» цэрэушной семьи. Его отец некоторое время был начальником матери Барака Обамы в Индонезии по линии фонда Форда.

Именно по решению Тимоти Гайтнера Ларри Финк и BlackRock были привлечены для управления «токсическими» активами обанкротившихся инвестиционных фондов. После этого у BlackRock под управлением были уже не сотни миллиардов долларов, а триллионы.

Большая тройка инвестиционных фондов стала таковой в результате мирового финансового кризиса 2008 года, когда консолидировала у себя активы потерпевших бедствие инвестфондов. Похожая ситуация случилась в банковском секторе, где образовалась Большая четверка: JPMorgan Chase, Citigroup, Bank of America и Wells Fargo. Эти четыре банка сосредоточили у себя 45% всех банковских вкладов США. То есть финансовый кризис 2008 года сделал из американского финансового сектора олигополию.

Между крупными институциональными инвесторами из числа инвестиционных фондов и коммерческих банков действует механизм перекрестного акционирования. Благодаря ему создается картина, согласно которой крупнейшими акционерами этих гигантов Уолл-стрит являются… вроде бы их прямые конкуренты — другие сверхкрупные институциональные инвесторы. При этом доля у крупнейшего акционера редко когда превышает 10%.

Это создает интересную ситуацию. С одной стороны, механизм перекрестного акционирования эффективно маскирует подлинных хозяев этих сверхкрупных фондов. С другой стороны, она создает уязвимость для руководства крупных компаний с высокой долей инвестиций от этих крупных фондов в своем капитале. Хотя каждый отдельный институциональный инвестор является миноритарием, совокупное участие институциональных инвесторов в общем капитале компаний нередко превышает 60%. И бывают случаи, когда то, что выглядит как сборище миноритариев из конкурирующих фондов, вдруг начинает координированно давить на компанию, как единый субъект, обладающий контрольным пакетом.

Другая ключевая особенность деятельности крупных институциональных инвесторов заключается в том, что они стремятся вкладываться не в отдельные компании, а в целые отрасли, объясняя это желанием снизить риски. Это приводит к тому, что структура акционеров у формально конкурирующих компаний становится почти одинаковой. И тогда у сверхкрупного финансового капитала появляется возможность влиять на принятие решений по целым отраслям экономики. Например, по всей глобальной фармацевтической отрасли, или по всем корпоративным СМИ. Или, как в случае с раздуванием паники вокруг распространения коронавируса, по нескольким отраслям сразу.

Такая картина была до нынешнего года. Теперь перед нашими глазами разворачивается банковский кризис 2023 года, который по совокупным активам обанкротившихся банков уже превзошел 2008 год. И есть признаки того, что этот кризис не останется в рамках только банковского сектора. Некоторые аналитики в США говорят о том, что страну ждет схлопывание рынка коммерческой недвижимости, по масштабам сильно превосходящий ипотечный обвал 2007–2008 годов., спровоцировавший тогдашний кризис. А это может привести к краху уже не только банков, но и инвестиционных фондов.

Тем временем американское высшее политическое руководство решило сыграть в игру «кто первым отвернет» между Белым домом и конгрессом, где ставкой является допущение или недопущение дефолта США. То есть общественное мнение готовят к возможности сценария дефолта, который ранее считался немыслимым. И рынки уже на это реагируют как на большую потенциальную дестабилизацию.

Основным выгодоприобретателем опять становится финансовая олигополия, еще в большей степени укрепляющая свои позиции, пока вокруг нее рушатся менее устойчивые конкуренты.

Главный приз от коронавирусной истерии 2020–2021 годов получила финансовая олигополия. И западная финансовая помощь Киеву, якобы на восстановление Украины, тоже перетекает под управление BlackRock.

Очень большие деньги — это, конечно, замечательно. Но трансформационные события — это не про банальные деньги. Это про власть и проектирование будущего.

Проектирование какого будущего? Для полноценного ответа на этот вопрос будет необходимо вернуться к площадкам международных элитных коммуникаций и вглядеться в сценарии развития, которые обслуживающие эти площадки аналитические центры видят для человечества. Тогда мы сможем сказать, что этот цикл статей на какие-то вопросы ответил по существу.

* — организация, деятельность которой запрещена в РФ