«Искра». № 8
Впервые вышедшая в самом конце 1900 года газета «Искра» планомерно, от номера к номеру, вдохновляла рабочих на деятельную борьбу с существовавшим в отношении них беззаконием. Царское правительство не могло не реагировать на всё возраставшее сознание рабочего класса и в конце XIX — начале XX в. наращивало усилия по противодействию. Полицейский аппарат раздувается до немыслимых пределов, аресты принимают массовый характер, в тюрьмах не хватает мест, высылки рабочих не прекращаются. Таким путем царизм пытается задушить борьбу рабочих за свои права и свободу. Но всё отчетливее становится ясно, что подобные меры не приводят к ожидаемому результату.
На страницах пятого номера «Искры» Юлий Мартов констатирует: «Рабочее движение углубляется и расширяется… Теперь мы можем уже сказать, что рабочее движение стало постоянным явлением нашей жизни, что оно будет расти при всяких условиях».
То же самое понимают и в царском правительстве. Становится ясно, что нужно принять совершенно иные меры, дабы остановить рост рабочего движения. И тогда принимается решение о смене тактики борьбы с ним: не уничтожить, а подорвать изнутри. Правительство разрешает рабочим создавать легальные организации, деятельность которых координируется полицией. Акцент борьбы полностью смещается с политического на экономический.
Одним из идеологов и организаторов данной меры был начальник Московского охранного отделения Сергей Васильевич Зубатов. Он внес столь значительный вклад в развитие своей задумки, что позднéе явление «полицейского социализма» стали неофициально называть по его фамилии — «зубатовщиной».
Главной целью зубатовских организаций было отвлечение трудящихся от политической борьбы через перенаправление усилий на борьбу за экономические преференции и материальные блага. Это делалось на рабочих собраниях, где обсуждались чисто насущные вопросы об условиях труда, кассах взаимопомощи, читальнях для трудящихся. Причем охранка понимала, что рабочие гораздо легче поверят «своему» человеку, такому же как они. Поэтому она активно вербует рабочих для работы в зубатовских организациях. Сами рабочие — завербованные агенты охранки — рассказывали другим рабочим на легальных собраниях о том, что правительство желает изменения их жизни к лучшему.
В девятнадцатом номере «Искры» в разделе «Хроника рабочего движения и письма с фабрик и заводов» было опубликовано письмо из Москвы, в котором говорится: «Зубатовская эпопея вступает в новую фазу своего развития, на сцену выступили, как и должно было предполагать, новые действующие лица… Первые успехи хитрой махинации, затеянной Зубатовым, видно, совсем вскружили ему голову… и вот 19 февраля один из агентов охраны — рабочий Слепов — произносит перед своими товарищами речь, в которой раскрывает широкие перспективы будущего эльдорадо для рабочих».
От политической борьбы рабочие отвлекались с помощью не имеющих никакого революционного подтекста и потенциала лекций, выставок, курсов и т. п. В качестве лекторов выступали приглашенные профессора, представители духовенства, деятели культуры.
Сущность и цели зубатовщины вскрывались на страницах не одного номера «Искры». В восьмом номере газеты вышла статья Мартова «Буржуазная наука перед московскими рабочими», в которой разоблачалось глубоко пагубное воздействие на рабочих лекций приглашенных профессоров-лекторов, представителей буржуазной науки: профессора МГУ, юриста Альфонса Эрнестовича Вормса, экономико-географа и статистика Владимира Эдуардовича Дэна, профессора-экономиста, писателя Ивана Христофоровича Озерова.
В начале статьи Мартов задает вопрос о характере и целях зубатовского начинания: «Какой характер носит эта новая попытка „легализировать“ русское рабочее движение? Является ли это предприятие простым „культурным начинанием“ либеральных просветителей, стремящихся принести рабочему классу посильную помощь в узкой области „дозволенного властями“ дела мирной организации, или же здесь мы имеем дело с первой серьезной попыткой отвлечь внимание рабочих от революционной классовой борьбы?..»
И далее в статье Мартов отвечает на эти вопросы, разбирая отчеты московских газет о «беседах» с рабочими профессоров Дэна и Вормса.
В конце статьи делается закономерный вывод: «Вместо разъяснения сложных социальных вопросов — вящее их затемнение профессорской болтовней, скользящей по поверхности и оставляющей в стороне самые жгучие пункты; вместо какого бы то ни было содействия развитию самосознания рабочих — внесение ненаучных представлений… Словом, камень вместо того духовного хлеба, за которым рабочий обращается к людям науки!»
Нужно отметить, что искровцам, дававшим рабочим подлинный «духовный хлеб», удалось остановить зубатовскую инициативу.
Сами рабочие в письмах в редакцию газеты просили разъяснить вопрос о легальных рабочих организациях. Из письма от октября 1901 года Надежды Крупской Георгию Плеханову: «О Москве нам прислали корреспонденцию, в которой яркими красками изображено, как развращают рабочих эти легальные собеседования… Некоторые, например, цех кондитеров, в полном недоумении, идти ли им по легальной или нелегальной дороге. А своего народу в Москве нет. Просят написать в „Искре“ об этих легальных обществах».
И «Искра» живо откликалась на эти просьбы. Практически в каждом номере помещаются материалы о «зубатовщине», начиная с первого номера, в котором публикуется статья «Новые друзья русского пролетариата» на эту тему.
Несмотря на огромный риск, соратники Ленина проникают на зубатовские собрания, чтобы получать сведения о настроениях рабочих и пытаться вывести их из-под влияния полиции.
Ленин писал об Иване Бабушкине: «Когда Зубатов устраивал в Москве в 1902 году собрания рабочих в целях одурачения их «полицейским социализмом», рабочий Бабушкин, которого я знал с 1894 года, когда он был в моем рабочем кружке в Питере, один из лучших, преданнейших рабочих-„искровцев“, вождей революционного пролетариата, расстрелянный в 1906 году Ренненкампфом в Сибири, ходил на зубатовские собрания, чтобы бороться с зубатовщиной и вылавливать рабочих из ее лап».
Благодаря усилиям и планомерной последовательной работе искровцев по противодействию зубатовской инициативе, деятельность зубатовцев не привела к привлечению большого числа рабочих в их ряды. Публикуемые ленинской «Искрой» материалы широко распространялись среди рабочих фабрик и заводов, всё более способствуя разоблачению «полицейского социализма» и росту политического сознания трудящихся.
Полную версию 8 номера газеты «Искра» можно скачать по ссылке.
БУРЖУАЗНАЯ НАУКА ПЕРЕД МОСКОВСКИМИ РАБОЧИМИ
Вскоре после бурного участия московских рабочих в уличных демонстрациях февральских дней московские власти соизволили разрешить местным рабочим механического производства, возбудившим ходатайство об учреждении общества взаимопомощи, собираться для ведения бесед о своем положении под руководством некоторых московских профессоров. Собрания эти с тех пор ведутся регулярно при 200—300 слушателях (больше не пускают) и продолжаются уже после того, как устав общества взаимопомощи получил утверждение властей.
Какой характер носит эта новая попытка «легализировать» русское рабочее движение? Является ли это предприятие простым «культурным начинанием» либеральных просветителей, стремящихся принести рабочему классу посильную помощь в узкой области «дозволенного властями» дела мирной организации, или же здесь мы имеем дело с первой серьезной попыткой отвлечь внимание рабочих от революционной классовой борьбы, с первым проявлением новой политики мин. внутр, дел, возвещенной несколько лет тому назад гг. Семякиным и Зубатовым и недавно еще рекомендовавшейся «Новым Временем» (см. ном. 6 «Искры») политики, нашедшей себе вольное или невольное орудие в лице либеральных московских ученых?
Не имея достаточно данных, чтобы с полной определенностью ответить на этот вопрос, мы вынуждены были до сих пор не касаться собраний московских рабочих. Накопившийся к настоящему времени материал газетных отчетов позволяет, однако, обратить внимание на некоторые странные, чтобы не сказать более, черты нового культурного предприятия, которые не могут не возбуждать самого серьезного недоумения.
Люди науки, которые дерзают, при наших политических условиях, итти на обсуждение вопросов положения русского рабочего, должны знать наперед, что они ставят себя в самое щекотливое положение между опасностью прогневать начальство, выступая открыто против узаконенного беззакония, и риском очутиться — при всех своих благих намерениях — в роли невольного пособника царящего зла, освещая своим двусмысленным поведением, своими умалчиваниями и своими недоговариваниями всю гнусность того режима, под тяжестью которого стонет наш рабочий.
На все эти размышления невольно наводят отчеты московских газет о «беседах» профессоров Дэна и Вормса с московскими рабочими. Мы не знаем, насколько точно в этих отчетах изложена суть сказанного этими учеными. Мы можем только сказать, что так, как эти беседы представлены в газетах, они не имеют ничего общего ни с научностью, ни с правдивостью, ни с действительной помощью рабочему классу.
Г. проф. В. Э. Дэн на четвертом собрании в воскресенье 17 июня поучал рабочих о пользе обществ взаимопомощи. Он рассказал о том, что английские рабочие добились многих улучшений путем самодеятельности, — но умолчал о том, что эта самодеятельность проявлялась главным образом в стачечной борьбе и в организации в боевые союзы, а не в «мирные» общества взаимопомощи, подобные тому, которое теперь основалось в Москве.
Он рассказал, что в «большинстве случаев государство берет на себя заботу о внешних условиях труда, могущих вредить здоровью рабочих», но умолчал о том, что в большинстве случаев государство «берет на себя» заботу о рабочих под влиянием политического давления с их стороны и что наше Российское государство, не контролируемое самим народом, в большинстве случаев заботу эту выполняет из рук вон плохо, будучи занято преимущественно заботой о сохранении порядка.
Очень вероятно, что эти умолчания — неизбежное последствие легальной деятельности, но это нисколько не изменяет того факта, что тот, кто таким образом излагает половину правды, на самом деле вбивает в головы своих слушателей лживые представления о предмете беседы.
На 12 собрании рабочих 12 августа другой ученый, приват-доцент г. Вормс, говорил об условиях труда, вредных для здоровья. Между прочим, на предыдущей беседе рабочие указали, что «вред для работы наносится напряженностью труда при низкой сдельной заработной плате и что поэтому они предпочитают поденную плату». Г. Вормс выступил против этого взгляда рабочих, разделяемого большинством организованного пролетариата всего мира и принимаемого небуржуазной наукой. Вормс находит, что «сдельная плата сама по себе здесь едва ли имеет значение: на размер этой платы скорее может влиять переполнение рынка рабочими силами».
Как вам нравится такое удивительное решение вопроса? Рабочие говорят, что сдельная плата ведет к усилению напряженности труда; они хорошо знают, что результатом этого увеличения напряженности является постоянное понижение расценков, а им отвечают: нет, низкая плата обусловлена переполнением рынка рабочими силами. Но разве г. Вормс не знает, что именно увеличение напряженности труда, вызываемое системой сдельной платы, ведет к увеличению армии безработных? Надо полагать, что он отлично это знает, но поставленный лицом к лицу с необходимостью высказывать это свое знание при том условии, что оно может не понравиться тем, кто разрешает ему «беседы» с рабочими, он вынужден вилять самым недостойным и нелепым образом.
«На потерю здоровья, — продолжает свое возражение г. Вормс, — влияет незнание гигиенических условий, которые могли бы напряженность работы поставить в границы, не вредящие здоровью». Какая, подумаешь, аркадская невинность! Рабочий на сдельной плате измочаливает свои силы только потому, что он не знает гигиенических условий и не ставит «напряженность труда в границы, не вредящие здоровью». Итак, невежество рабочего — единственная причина его чрезмерного труда. Если бы он знал «гигиенические условия», он работал бы с прохладцей и, вероятно, ухитрялся бы на вырученные гроши «теплей накрываться и здоровою пищей питаться»!
Впрочем, г. Вормс признает, «что здоровье может страдать и от длины рабочего дня, неправильного его распределения и проч.», но, говорит он, «устранение всех этих условий зависит от самого рабочего».
Вы удивляетесь, читатель? Вы просите ученого мужа поскорее открыть вам секрет, как это вы можете сами «устранить» свой длинный рабочий день, «ломку смен» и т. п. язвы вашей трудовой маеты? Дело, видите ли, очень просто: ведь «наш закон представляет его (рабочего) усмотрению входить или не входить в договор с предпринимателем и в то же время до известной степени обеспечивает здоровье от вредных гигиенических условий труда». Что это должно означать? Неужели г. Вормс прописывает тот самый рецепт, который до сих пор прописывали рабочим гг. Клейгельсы, Треповы и прочие деятели по «улажению недоразумений»: не хочешь работать по правилам, убирайся с фабрики? Или же г. Вормс хочет просто сказать, что, если бы рабочие не соглашались работать на невыгодных условиях, то эти условия не могли бы существовать. Что это: фарисейство или легкомыслие? Во всяком случае, нечто недостойное человека науки.
И в конце концов г. Вормс сказал ложь: на самом деле в России не существует свободы договора даже в самом узко-буржуазном смысле слова, ибо за единоличный отказ от работы без предупреждения за две недели рабочий подвергается уголовной ответственности даже в том случае, если этот отказ вызван изменением «правил внутреннего распорядка», напр, удлинением рабочего дня, изменением порядка смен и т. п.
Чувствуя, что запутался, г. Вормс не пошел дальше, а «в виду сложности этого вопроса рекомендовал рабочим обратиться за более подробным его раз‘яснением к какому-либо специалисту, напр, к фабр. инспектору». В каком, однако, жалком положении находится та «наука», которая останавливается перед сложностью вопроса, поднятого рабочими, и отсылает их за раз‘яснениями к чиновникам царского правительства!
Жалуются рабочие на неудовлетворительность постановки медицинской помощи на московских фабриках и заводах. Г. Вормс «разъясняет», что закон 1866 года обязал фабрики, имеющие свыше 100 рабочих, иметь свои больницы. Однако, «этот закон не имеет применения в городах Спб., Москве и Одессе, где установлен городской больничный сбор с рабочих». Иными словами: «закон был, да весь вышел» для московских рабочих по тому случаю, что с них же взыскивают за лечение в городских больницах. Это как будто несколько несуразно: потому что с меня город сдирает больничный сбор, мой эксплоататор должен быть освобожден от обязанности давать мне медицинскую помощь. Но г. Вормс указывает, что столичные присутствия по фабричным делам «делают вывод, что обязанность лечить рабочих должна лежать здесь на городских управлениях, а не на фабриках и заводах», и довольствуется ссылкой на это совершенно произвольное лжетолкование присутствий, не обмолвившись и словом о том, насколько, по его мнению, законно такое толкование. Удивительно много вынесут рабочие из такой беседы!
Заговорил г. Вормс о несчастных случаях на фабриках, ведущих к увечьям или смерти. Этот жгучий вопрос, затрогивающий самые мрачные стороны фабричного быта, превратился в его изображении в вопрос «о разграничении обязанностей по вознаграждению рабочих за увечье и смерть между предпринимателем и обществом взаимопомощи». Обязанность вознаграждать рабочего за увечье или семью его за смерть наш закон возлагает на предпринимателя. Правда, тот же закон обставляет это право рабочих такими условиями, которые сводят его к нулю. Отсюда может вытекать только необходимость добиваться осуществления этого признанного законом права, необходимость требовать, чтобы обязанность возбуждения исков лежала не на рабочем, а на фабриканте, если он не желает уплатить вознаграждения и хочет доказать, что рабочий пострадал по своей вине. Либеральный г. Вормс поступает не так. Всецело возложенную законом на хозяина обязанность вознаграждения рабочего он желает «разграничить между предпринимателем и обществом взаимопомощи», т. е. одна из задач общества взаимопомощи рабочих — снять с предпринимателя часть бремени по вознаграждению рабочих. Так, что ли, г. Вормс? А не смущает вас сомнение, что проповедь такого рода «взаимопомощи» может показаться рабочим делом «взаимопомощи» между предпринимателями и гг. учеными?
Для того, чтобы как следует «разграничить» ответственность за несчастные случаи между хозяевами и самими рабочими, г. Вормс, изложив «те условия, которые, но закону создают ответственность предпринимателя», описывает «также и те затруднения, которые испытывает получивший увечье при осуществлении своего права на вознаграждение (как то: обязанность личных хлопот, краткость срока давности и т. п.)».
Вы скажете, пожалуй, что г. Вормс беспристрастно описывает настоящее положение дел. Однако, когда вы читаете следующую фразу: «Автор беседы, впрочем, придавал, больше значения вопросу о мерах, предупреждающих возникновение самых несчастных случаев», то у вас возникает сомнение: а что если г. Вормс остановился на трудностях в осуществлении рабочим своего права не для того, чтобы требовать устранения этих трудностей, но чтобы «отвадить» рабочих от помыслов о расширении своих прав в этой области. «Зелен виноград, — доказывает г. Вормс, — как раз оскомину набьешь», не стоит возиться с требованием вознаграждения за уже оторванную руку, следует больше значения придавать условиям, предупреждающим потерю второй руки. Ибо о том, что лучшим средством «предупреждения» новых несчастных случаев является введение строгой и на деле осуществляемой ответственности предпринимателей, — об этом г. Вормс опять-таки умолчал (по крайней мере, в газетном отчете нет об этом ни слова).
«Принятие этих мер (предупреждения) должно, — по его мнению, — явиться главной заботой как законодательства, так и предпринимателей, которым выгодней предупреждать несчастия, чем платить за них». Последнее, конечно, верно, но если бы рабочие перестали думать о введении действительной ответственности фабрикантов и в виду трудности дела отказались от попыток при теперешних условиях взыскивать с хозяев вознаграждение за увечье, то, пожалуй, предпринимателям было бы еще выгоднее не предупреждать несчастий, а содействовать развитию «бесед» гг. Вормсов.
По мнению г. Вормса, и обществам взаимопомощи также принадлежит почетная роль по «предупреждению несчастных случаев». Не спешите радоваться, читатель! Вы, может быть, ожидаете, что общество взаимопомощи, как рабочая организация, будет призвано оказывать давление на предпринимателя в целях лучшего предупреждения несчастных случаев. Ну нет, г. Вормс таких «разрушительных» проектов и в мысли не имел. Общество взаимопомощи, говорит он, «может с своей стороны принимать в этом направлении известные меры, напр., ознакомление членов с приемами подачи помощи в несчастных случаях».
Гора родила мышь! «Предупреждение несчастных случаев» оказалось подачей помощи после того, как несчастный случай произошел. Общество взаимопомощи должно, сверх прочих своих услуг фабрикантам, избавить их от подачи первой помощи пострадавшим рабочим!
Неужели же г. Вормс всю роль общества взаимопомощи в этом вопросе сводит к подаче первой помощи? О нет! После цитированных нами слов он продолжает: …«организация для своих членов особого юридического бюро для подачи советов при помощи опытных специалистов, при чем польза этого бюро могла бы сказаться уже и в том, что оно могло бы предупреждать случаи возбуждения недостаточно обоснованных исков».
Так, так! Для «предупреждения несчастных случаев» общество взаимопомощи создаст бюро, которое будет заниматься «предупреждением» недостаточно обоснованных исков! Когда идет дождь, люди распускают зонтики; стоит только свернуть зонтики, и дождь пройдет. Совершенно таков же, надо думать, ход мыслей г. Вормса. От того, что русские рабочие находятся в самом бесправном положении, многие возбуждаемые ими иски оказываются недостаточно обоснованными; отказывайтесь заранее от своих исков, и ваше положение поправится (ведь г. Вормс все-таки толкует о средствах облегчения положения рабочих!).
Послушаем еще г. проф. Озерова (13 беседа 19 августа). Трактует он о «разумном проведении досуга членами кассы взаимопомощи». Бедные рабочие! Их еще надо учить «разумному проведению» времени, которое оставляет им капитал! Буржуазная наука с очаровательной грацией спешит оказать «меньшому брату» одолжение, поучая его, как следует разумно проводить свободное время. Без ее благожелательных указаний рабочий не сообразит, пожалуй, как ему «разумнее» проводить свои вечера и праздники. А может быть, для того, чтобы иметь возможность их проводить разумно, он потребует себе менее продолжительной работы, лучших квартирных условий, высшей платы, свободы собираться и разумно проводить время, свободы достигать самообразования? Может быть, пожелав всего этого, он вступит в борьбу с государством, которое ставит его стремлениям всяческие преграды?
Буржуазная, с позволения сказать, наука спешит «легализировать» такие стремления, придать им окраску законности. Поговорив о значении рабочих клубов в жизни европейских рабочих, г. Озеров заявил, что «наши рабочие нуждаются в подобных клубах не менее, чем иностранцы». Оказывается, что это уже сознало… министерство финансов, которое «со введением винной монополии усиленно рекомендует комитетам трезвости устройство особых народных клубов, в которых рабочий мог бы не только пить чай, но и разумно проводить время». Да здравствует министерство финансов, трижды ура г-ну Витте! По лицемерию или невежеству г. профессор не упоминает об одной лишь малости: что разумное проведение времени в клубах и читальнях комитетов трезвости заключает, между прочим, чтение «Света», «Моск. Ведом.» и тому подобной грязной литературы, и только такой литературы! Г. Озеров не постеснялся выразить «большое спасибо казенной винной монополии» за то, что она «в основу борьбы с алкоголизмом поставила устройство чайных, имеющих характер клубов».
Переводя эти «благонамеренные речи» на человеческий язык, мы констатируем тот факт, что г. Озеров приветствует и прославляет русское правительство за то, что оно в основу борьбы с алкоголизмом поставило не повышение народной культуры, не освобождение личности, не свободу образовательных учреждений, но жалкое подобие просветительной деятельности, насаждаемой мощной рукой помпадуров и попов, — этот фиговый листок, которым правительство прикрывает гнусную наготу своей роли кабатчика. Так для выслушивания таких-то комплиментов шарлатанским предприятиям г. Витте вы приглашаете рабочих на свои «беседы», г. Озеров? Но такое-то «разумное проведение досуга» они могут себе найти и в чтении «Нового Времени»!
Так вот в какой уродливой форме осуществляется в первопрестольной столице «союз науки и работников», составляющий содержание стремлений передовой части пролетариата? Вместо раз‘яснения сложных социальных вопросов — вящшее их затемнение профессорской болтовней, скользящей по поверхности и оставляющей в стороне самые жгучие пункты; вместо какого бы то ни было содействия развитию самосознания рабочих — внесение ненаучных представлений (пример — о поштучной плате, о свободе договора, об ответственности предпринимателей). Словом, камень вместо того духовного хлеба, за которым рабочий обращается к людям науки!
Скажут: иначе нельзя говорить в условиях легальной деятельности. Если так, если это верно, то лучше вовсе не говорить. Бывают положения, при которых молчание является последним гражданским долгом.
Мы не можем требовать от людей официальной науки, чтобы они мыслили, как социалисты, чтобы они проповедывали рабочим путь революционной борьбы. Мы знаем, что в оценке положения рабочего класса и средств к его улучшению гг. Дэны и Вормсы должны расходиться с нами. Поэтому мы не можем претендовать на них за то, что они стремятся загнать рабочее движение в русло взаимопомощи и кооперации. Но мы можем требовать от их дальновидности, от их политического такта, чтобы они не спешили приступать к этому делу при таких условиях, когда даже неподозрительные люди должны будут задать себе вопрос: а почему эту пропаганду терпят московские власти? и в каком отношении эта терпимость стоит к «социальной политике» тех наших государственных мужей, которые уже начали признавать, что одним грубым насилием рабочих не отвлечь от социализма?
Гг. московские профессора должны будут сами пенять на себя, если «рабий язык» их бесед наведет рабочих на мысли о политической недоброкачественности их «социально-реформаторских» затей.
Что касается социал-демократии, то ее дело — воспользоваться для своей агитации всем тем богатым материалом, который уже доставили и еще доставят «беседы» либеральных профессоров.
[Л. Мартов]
