Культурный форум оседлали любители вульгарщины и балагана — композитор

На проходившем с 14-го по 16-е ноября VIII Санкт-Петербургском международном культурном форуме (ПМКФ) художественные руководители известных оперных театров увлеченно рассказывали о своих экспериментах по привлечению публики. Так, представитель театра Мачераты (Италия) Барбара Мингетти рассказала, как зрители на представлении ходят за актерами и ночуют в театре, а подробности смерти Джильды в опере «Риголетто» дети должны разузнать непосредственно во время представления при помощи смартфонов.

В российской «Геликон-опере», по словам худрука Владимира Горохова, зрителей привлекают в театр угощениями, причем их приготовлением занимаются актеры прямо во время спектакля. Корреспондент ИА Красная Весна попросил прокомментировать все эти новшества гитариста, композитора и основателя радиостанции «Радиокрылья» Алексея Морозова.

ИА Красная Весна: Алексей, здравствуйте! Что вы скажете по поводу посыла Владимира Горохова, озвученного на ПМКФ, что «еда объединяет любителей оперы»?

Алексей Морозов: Слова господина Горохова на VIII Санкт-Петербургском международном культурном форуме не расходятся с тенденциями, озвученными там же приглашенными европейскими экспертами. Но, если против развития развлекательной инфраструктуры вокруг театра, предложенного архитектором Ксавье Фабром, я ничего не имею, нам нужны новые рабочие места, особенно в преддверие массовых сокращений в 2020-м году, то рассказ госпожи Барбары Мингетти вызывает, мягко говоря, легкое недоумение в большей своей части. Это не новаторство, а деградация.

ИА Красная Весна: Эксперименты «Геликон-оперы» идут в русле этой деградации?

Морозов: Господин Горохов утверждает, что этот пресловутый «европейский опыт» нам нужно перенимать! Театр должен стать доступнее? Возможно, конечно, он прав, ведь он профессионал. Но для его доступности мы должны его разрушить?! А ведь все, озвученное на форуме, это есть разрушение основ, традиций и устоев Театра, утверждают сторонники великого классического «элитарного, скучного», по утверждению Мингетти, Театрального Искусства.

По словам экспертов, молодежь в театр не идет, поэтому «Геликон-опера» делает специальные постановки для детей, говорит господин Горохов, но известно ли ему, что, например, на сайте Большого театра DVD с классической постановкой «Золушки» продается с пометкой «12+»? Кого и куда он таким образом хочет привлечь?

Красная Весна: Осовремененная «Золушка» Ратманского в Мариинском театре тоже явно не для детей. Если молодежь от классики далека, то что, по-вашему, делать?

Морозов: Но тут на помощь к нам приходит современное искусство! Поясню: это то, что круто, но чего понять положительно никто не может.

По словам господина Горохова, теперь, собираясь в оперу, я должен быть готов к тому, что попаду в дорогой, можно даже сказать эксклюзивный, расположенный в изуродованной более, чем за миллиард рублей бюджетных денег, исторической усадьбе в центре Москвы… кабак! Ух ты, вот это уровень развития культуры!

Надо полагать, я проведу там замечательный вечер в обществе таких же, как и я, высококультурно настроенных на безграничное потребление обезьян. А в завершение этого действа все мы, выпив и закусив, хорошо отдохнув, устремимся за кулисы волочиться за актерками. Пользуясь современным языком, могу сказать следующее: «Ништяк, клубешник, тащит»! И что же это значит? Такими «клубешниками» — конечно, от отчаяния — станут все театры?!

Неужели два зала и прочая адаптация усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых под нужды «Геликон-оперы» проведена ради постановок в стиле «кафе», чая с пряниками, пиццы с вином и наконец балов с пивом?! Вульгарщина какая-то… Не понимаю. А любимые и модные теперь интерактивы? Помилуйте! Ведь они годны для детских новогодних утренников, торгово-развлекательных центров и парков. Неужели возможно полагать, что им место в театре — очаге культуры, прибежище муз?

В театре, который должен делать нас лучше, выше, чище и светлее? В театре, который вечен, потому что зовет нас к любви, добру и другим светлым идеалам? Неужели мы настолько бескультурны, настолько обуяны духом массового потребления и развращены ширпотребом, что в полной тьме глубочайшего невежества своего разучились воспринимать и понимать театр в его исконном виде? Неужели предел нашего развития — ярмарочный балаган?

Красная Весна: А что можете сказать по поводу экспериментов Барбары Мингетти, когда зрители ходят за артистами?

Морозов: Я бы сказал, что это интересно… но как насчет восприятия целостности произведения, красоты исполнения? Приходится признать: никак. Дело все в том, что из всех, рассредоточенных в помещении, в котором мы с вами находимся, источников звука, независимо от их числа, частотного набора и уровня громкости, мы лучше воспринимаем ближайшие к нам или же самый громкий из них. Именно на них концентрируется наше внимание, так как они являются сильнейшими раздражителями для нашего слуха. Все же остальные мы либо воспринимаем хуже, либо не воспринимаем совсем.

То есть, зритель слышит только часть звуковой панорамы. Классическая планировка зрительного зала и сцены придумана и наработана не просто так. Форма зала, некоторая куполообразность его потолка, скругленные углы, высота потолков, компоновка сцены и многое другое — все это способствует лучшему распространению, преломлению, усилению и отражению основного концентрированного пучка звуковых волн от 2 Гц до 34 кГц, а на деле даже большего диапазона.

Это для того, чтобы мы слышали полностью всю глубину, красоту, мощь хора или симфонического оркестра, все гармоническое совершенство аранжировки. Да и внимание наше концентрируется на одном источнике звука — на сцене. Хор и оркестр — это живые организмы. Каждый из артистов хора, музыкантов оркестра должен чувствовать себя частью этого организма, а не просто «дуть в ноты».

Да и дирижер поставлен перед ними не для смеха. Он — сердце этого организма, без него все расползется и разъедется. Это он задает ритм дыхания оркестра и направляет его мощь. Музыканты или вокалисты не могут слышать всей полноты звуковой панорамы. Действия всей этой огромной массы людей, издающих шум, отработаны, доведены до совершенства долгими-долгими часами репетиций. Почти весь звук слышит только солист, находящийся на авансцене и, в большей степени, дирижер, находящийся перед фронтом оркестра, ближе к зрителю, чем солист, певец.

А теперь давайте рассеем всю эту огромную массу людей. Что получится? Разброд, «лажа», которую только из-за высокого профессионализма артистов слушатель, может быть, не заметит. Про такие вещи, как культура звука, синхронность и слаженность я просто не говорю.

Красная Весна: Как Вы думаете, почему все эти странные эксперименты обсуждаются на Санкт-Петербургском культурном форуме?

Морозов: Долгое-долгое время, и особенно последние примерно 30 лет, мы пытаемся воспринимать, перенимать и внедрять у себя зарубежный опыт. Со всех сторон этого опыта к нам хлынуло столько, что просто осознать его количество мы не можем. Безусловно, кое-что полезно. Но многое, что было внедрено в различных сферах нашего существования, таких, как семья, воспитание культурное, эстетическое и другое, вышло нам, простите, боком.

Но, несмотря на это, находятся многие восторженные, готовые с огромной радостью что-нибудь нам внедрить. А ведь у нас в стране были традиции, в том числе, культурного и эстетического воспитания молодого поколения, и среднестатистический советский пролетарий или крестьянин мог отличить «Кармен» от «Риголетто», а Баха от Бетховена, в отличие от среднестатистического француза или даже итальянца, а американцу, даже современному, вообще все равно, «шо-пен-шо-моцарт». Конечно, и среди них есть культурные люди, и, к счастью, их много, но это же не повод все перенимать и совать, например, песни группы «Нирвана» в культурные нормативы.

Многие из наших граждан просто не могут себе позволить пойти в театр. Дорого. А театры просто не могут продавать билеты дешевле. Но ведь и в Советском Союзе и, тем более, в Российской Империи, тоже было дорого, а многим из нас еще и далеко.

Красная Весна: Как бы Вы предложили решить проблему доступности театров сегодня?

Морозов: Может быть, все-таки вспомнить то, что делалось для приобщения людей к театру, и вообще к искусству в СССР? А именно, организованные поездки в театр военнослужащих, учащихся школ-интернатов и других групп, распространение билетов по предприятиям, в большей части случаев бесплатно. Экскурсиями в музей или билетами в театр премировали. А иногда к поездке обязывали. Классическая, или, как говорили, серьезная, музыка на радио и телевидении. Спектакли, балеты и концерты также транслировались по центральному телевидению. И никто ничего не упрощал.

Элитарность театрального искусства несли в народ, пропагандировали и, можно даже сказать, что насаждали. И это в стране, где 14 лет подряд министром культуры, и не самым плохим, была ткачиха! Считалось хорошим тоном водить ребенка в театр, чтобы привить ему хороший, правильный вкус. А теперь, если родитель возьмет ребенка на балет или в оперу, он подвергнется яростному осуждению со стороны воинствующей ювенальщины, которая попортит немало нервов и ему, и ребенку.

Но при этом государство в лице Министерства просвещения просто-таки обязывает ребенка посещать учреждения культуры, не считаясь ни с достатком семьи, ни с удаленностью места проживания ее. А господа деятели культуры организуют форум, на котором «ищут новые пути и формы привлечения зрителя».