Себя не увидать. Почему СССР вышел в космос, но рухнул

В День космонавтики мы публикуем интервью с историком, педагогом Николаем Николаевичем Смирновым, биографом и исследователем творчества писателя-фантаста Ивана Антоновича Ефремова.

Корр.: Николай Николаевич, сейчас мы отмечаем 60-летие выхода человечества в Космос. Сделали это наши соотечественники, советские люди. Что лично для Вас, историка и исследователя творчества Ивана Ефремова, значит этот день, 12 апреля? И вообще этот подвиг человека?

Николай Смирнов: Для меня как для историка — как историка, занимающегося философией истории, — важно вписывать все происходящие когда-либо события в контекст событий более фундаментальных. Это принципиальный теоретический подход, когда всё связано со всем.

Да, скажут, прекрасно, всё связано, но покажите же конкретно, что связано с чем, и через что? И правильно скажут.

Так вот, что касается конкретно 12 апреля. По моему глубокому убеждению — и это не я вывел, это вещи, на которые обращали внимание еще сто лет назад такие непохожие ученые, как Шпенглер, Вернадский, Ясперс, — существуют моменты, когда нечто в истории изменяется кардинально. И это не аберрация нашего позднего восприятия, потому что в другом времени, тоже удаленном, ничего подобного не происходило.

Хорошо известный пример в истории — это VI век до нашей эры, так называемое «осевое время», когда произошел взрыв философии как индивидуальной рефлексии на миф. Этот взрыв зафиксирован — именно тогда-то и появилась философия.

Нам неизвестны философы VIII или IX веков до нашей эры. Пророки — да, пророки были, но это, конечно же, другое. Здесь же речь идет об авторском мировоззренческом посыле. И это именно VI век до нашей эры. Повсеместно.

Это произошло у разных народов — от Европы до Китая. На это обращал внимание Гумилев в своей теории пассионарности, пусть спорной, но это не важно, потому что это рефлексия на факт. Но сам факт-то бесспорный — у разных народов появились гении: от таких как Будда, Махавира, Конфуций, Лао-Цзы, Заратустра, и до греческих философов — Фалеса Милетского, Пифагора, Гераклита (он был уже на грани этого периода).

И ХХ век — второе такое же «осевое время». Были разные эпохи с яркими персоналиями, например, время немецкой классической философии, итальянского Возрождения, французского Просвещения, но именно ХХ век дал невероятный пример объединения всей Земли. Что я имею в виду?

Человечество впервые в массе своей, подталкиваемое научным и художественным осмыслением, подняло взгляд в небо. В XIX веке такого, конечно, не было. Уникальные явления, типа романов Жюля Верна о путешествиях на Луну, — это некое опережение. Культура же начала ХХ века — тут вообще эта тема «пошла косяком». И про марсиан («Война миров» Герберта Уэллса), и «Красная звезда» Александра Богданова, и романы Александра Беляева, и, конечно же, предвестник космического будущего человечества К. Э. Циолковский — всё это показатель того, что мир изменился полностью. Научный взрыв конца XIX — начала ХХ века всё поменял. Люди поняли, какая, в принципе, маленькая Земля. Телеграф опоясал Землю, телефон уже повсюду. Естественным итогом этого стал выход человека в Космос.

В конце XIX века никто даже помыслить не мог, что это произойдет так быстро, что поколение тех, кто жил тогда, увидит полет в космос. А он случился, экспонента ХХ века привела к уникальному событию. Подчеркиваю — есть разные события, и даже судьбоносные. Но есть события, которые случились один раз — и всё, и больше никогда уже не произойдут. Такое случилось в момент, когда человек в первый раз вышел в Космос. Этого никогда не было до, и этого никогда не будет после. Впервые — человек за пределами атмосферы. Это событие было глобально важным в ХХ веке.

Вообще в ХХ веке было несколько судьбоносных событий, среди них, например, Великая Октябрьская революция, которая изменила мир совершенно, дала совсем новые ориентиры для человечества. И в том, что эксперимент Советского Союза закончился так, как закончился, если смотреть ретроспективно, нет ничего удивительного, потому что и первый капитализм, итальянский капитализм XIII–XIV веков, был в свое время задушен, находясь в кольце феодальных врагов. И первый монотеизм, монотеизм Эхнатона, в свое время тоже был уничтожен многобожием. Работает второй закон термодинамики — энтропия постепенно охлаждает результаты события-взрыва.

Так вот, Великая Октябрьская Социалистическая революция — важнейшее событие ХХ века.

Конечно же, среди таких судьбоносных событий — 9 мая 1945 года.

Но… Пройдет 500 лет, например, или 700 лет. Спросят — какое событие представляет ХХ век? При всем моем отношении… У меня отец воевал, он прошел страшные испытания, защищал Севастополь, брал Берлин, пять побегов из плена. И я понимаю, что мы и рядом не стояли с людьми той эпохи. Но через 500–700 лет День Победы будет восприниматься, как сейчас для нас Куликовская битва. Некоторые помнят, что это было 8 сентября 1380 года.

А для ХХ века — это будет день 12 апреля 1961 года.

Это вообще одно из важнейших событий в истории всего человечества, а не только России. Как когда-то приручили огонь, как позднее становление философии — выход человека в Космос стоит в одном ряду с этими событиями. Философия выделила человеческую индивидуальность из мифа, теперь же эта индивидуальность вознеслась физически, буквально. Вот что такое для меня День космонавтики.

Корр.: Вы наверняка слышали, как некоторые известные деятели высказывают мнение, что не стоит тратить силы, средства, энергию на эти сомнительные, с их точки зрения, эксперименты, что на Земле еще достаточно нерешенных проблем. Каково ваше мнение — зачем сейчас человеку Космос?

Николай Смирнов: Понимаете, человек — это самое уникальное, по крайней мере из известных нам, порождений эволюции. Он своим появлением во многом, по диалектическому закону отрицания отрицания, отрицает весь предыдущий путь. Чем отрицает? Не тем, что он отрезает прошлое, а тем, что переходит на совершенно новый уровень, переворачивает айсберг, где базис становится надстройкой и наоборот.

В чем это конкретно преломляется? В том, что человек работает со временем. Животное не работает со временем, оно существует по принципу «стимул — реакция, стимул — реакция». В западной психологии есть такое направление — бихевиоризм, развиваемое еще в конце XIX века Эдвардом Торндайком. Вот оно как раз повествует о том, что человек и есть это, что его поведение легко просчитать. Получается, что человек — это социально детерминированный робот. Оказываешь на него определенное манипулятивное воздействие, например, через пропаганду, изменяешь под него какую-то ситуацию — и всё. Такой, знаете ли, пластичный человек, как из пластилина, — вылепили одно, вылепили другое…

В Советском Союзе, к сожалению, по факту этот самый бихевиоризм пропитывал понимание человека, хотя формально его критиковали и отрицали, но по факту он был. А действительно серьезная психология (гуманистическая, трансперсональная, юнгианская) находилась в каком-то лимбе, об этих направлениях психологии в СССР ничего не знали. Это не то чтобы было под запретом, но под неким колпаком невидимости. Следствием непонимания человеческой природы стало утыкание в настоящее.

Но по самой своей сути Красный советский проект (сейчас всё называют проектом, ну, ладно, назовем так же) противоречит такому взгляду на человека. По сути Красного проекта человек устремлен в будущее. На чем зиждилась революция? На идее светлого будущего, подчеркиваю — будущего здесь, на Земле. Не на напряженном ожидании конца света, как в Средние века, а на идее, что мы строим это будущее своими руками.

Эта потрясающая идея, что человек — творец будущего, очень родственна идеям русского космизма, к сожалению, отринутого существовавшей тогда властью. Эта разорванность единого организма, эта червоточина и развалила в конце концов Советский Союз. Когда идеи теряют свою силу, они перестают насыщать людей, и люди рассыпаются. Они превращаются в этих самых бихевиористов.

А идеи — они не нужны капиталистам. Никакой капиталист со временем не работает, он не будет рассчитывать на сотни лет вперед и ставить гигантские цели, он работает только на ближайшую перспективу. У него задачи в принципе другие. А в советское время это было фундаментальным. И это было угадыванием человеческой природы, но, к сожалению, почти не освоенным на уровне психологической науки. Хотя блестящий Выготский писал о зоне ближайшего развития и зоне актуального развития. Он говорил, что если в актуальность всё время сваливаться, то чуть мы поднимаем голову — и сразу утыкаемся в потолок. А Выготский говорил — нет, обязательно должна быть зона ближайшего развития, которую надо постоянно раздвигать и к ней вытягивать.

И он же был не одинок, было огромное число психологов, например, малоизвестный, но великий Роберто Ассаджиоли, который, наверное, впервые сказал, что существует Я, а еще существует Сверх-Я, к которому мы должны стремиться. То есть мы суть то, что еще не состоялось.

В чем отличие либерального взгляда на человека от взгляда настоящего радикального гуманизма, который воспринимает человека во всей полноте его функций? С точки зрения либерализма, центром является уже существующее, уже ставшее, а с точки зрения вот этой устремленности, центр всегда выносится вверх, всегда есть к чему стремиться — в космос, в будущее. Стремление в будущее, в космическое будущее — это мощнейший вдохновляющий фактор, это источник непрерывного познания.

Эта устремленность к изучению Вселенной должна обязательно уравновешиваться изучением внутреннего космоса. К сожалению, в Советском Союзе не было этого уравновешивающего фактора — изучения внутреннего космоса. А ведь именно в этом заключается диалектика, потому что человек существует на стыке внутреннего и внешнего космоса. «Познай самого себя — и ты познашь мир», — было написано на стене храма Аполлона в Дельфах в Древней Греции. А начали познавать окружающий мир, забывая про человека.

И сейчас, после Советского Союза, как такового будущего у нас нет. Из будущего к нам прилетает терминатор, либо прилетают рептилоиды, или из океана, как из недр подсознательного, выходят какие-то чудовища, которые рушат и ломают всё на свете — и больше ничего.

В этом смысле, когда в 1984 году были сняты фильмы-одногодки «Гостья из будущего» в Советском Союзе и «Терминатор» в США, это же было необыкновенно показательно. Прилетает из будущего девочка с невероятными глазами, в которую влюбился весь «пацанский» Советский Союз — и прилетает робот, воплощение равнодушного интеллекта, абсолютно бесчувственного, который выполняет задание, не более того. Он не добрый и не злой, он Терминатор, линия между светом и тенью. Он не представитель Зла, просто программа. Поменяли программу, он стал Джона Коннора защищать. А из будущего идет война, ужас…

Вот сейчас мы к этому пришли, такое у нас будущее. Поэтому к Космосу сейчас отношение такое… как бы хочется стыдливо от него отвернуться. Есть такое выражение «Извини, Юра, мы всё про… играли». Потому что образ будущего резко изменился. Был вот такой подъем, а потом куда мы ушли? На какой-то чердак, в какую-то пыльную территорию, где нет неба. Но с точки зрения бихевиористов, когда есть только стимул-реакция, и в самом деле, зачем нам небо, что там делать?

Но если у человека нет перспективы, то он в принципе перестает быть человеком. Ведь человек стремится к цельности, к целостности. Это очень важно — собрать нашу рассыпанную человеческую природу воедино и запустить как реактор для какого-то крупного дела, чтобы работали вместе: и наша психика, и наше тело, и интеллект. Если мы это приземляем, то это как прилепить голову человека к телу крокодила. Но это же получается чудовищный гибрид!

Вот мы так и страдаем, потому что нам навязывают эти крокодильи туловища: ползайте в своих хвощах и головы не поднимайте. Необходимо смотреть глобально, перспективно. Советское правительство в 1946 году послало экспедицию в Монголию, в Гоби — искать динозавров! Вы представляете себе?! Иван Ефремов повез туда огромный штат сотрудников, ему выделили большие средства. В 1946 году! Страна после войны в разрухе, а правительство выделяет средства на перспективные научные разработки. Казалось бы, динозавры, которые миллионы лет пролежали в земле, — и пусть еще полежат, ничего страшного. Но нет, надо изучать!

Вот эта непрерывность познания должна наполнять бытие человека при полном понимании того, что космос нужен не для того, чтобы убежать с плохой Земли. Вспомним, что убежавшие с плохой Земли земляне превратились в тормансиан из романа «Час Быка» Ефремова. Как бы ты ни убегал, ты от себя-то не убежишь, ты же в себе несешь всё это. Как Платон говорил: «Где я, там и школа», — то есть не нужны специальные здания, какие-то распорядки: это всё наносное, а главное — я учитель и вокруг меня уже школа.

Поэтому Космос нам нужен, конечно. Он нужен нам, чтобы мы понимали, что мы такое без космоса.