Снарядный голод — первопричина поражений Русской армии в Первой мировой? Часть III
Продолжение статьи, начатой в № 553, 555
Представление Ставки о стратегическом положении на начало 1915 года в общем виде изложено в записке, составленной в январе генерал-квартирмейстером штаба Верховного главнокомандующего, генералом от инфантерии, Юрием Даниловым.
Ввиду доходящего до полумиллиона человек некомплекта в войсках из-за потерь и недостаточности поступавших из тыла боеприпасов Данилов полагал, что предпосылок для достижения решающих успехов в ближайшее время нет, и «положение наших армий резко изменится к лучшему лишь к апрелю сего года». Именно к этому времени ожидалось окончание подготовки досрочно поставленных под ружье призывников 1915 года и увеличение поставок вооружения, в том числе за счет зарубежных заказов. Вместе с тем он высказывал резонную мысль, что для лучшей подготовки будущих масштабных решительных операций стоит поскорее определиться с их целями и обеспечить более выгодные позиции.
Далее Данилов постулировал предпочтительность направления основных усилий на сокрушении Германии. Против идеи сначала сосредоточиться на Австро-Венгрии, как более слабом противнике, он возражал, аргументируя тем, что при всей слабости быстро разгромить ее не получится, и чрезмерное внимание к ней ведет к распылению сил, тогда как выведение из войны или критическое ослабление Германии неизбежно обрекает Австро-Венгрию и Турцию на поражение.
Из этих рассуждений Данилов делал вывод, что главной целью предстоящей кампании должен стать удар на Берлин — в полном соответствии с идеей «наступления в сердце Германии», захватившей ум великого князя Николая Николаевича с осени или даже раньше — еще в 1912 году он поднимал перед французскими офицерами тост: «До встречи в Берлине, господа!»
Возникает вопрос: с чего такая уверенность, что взятие Берлина вело к разгрому Германии? Когда вообще само по себе падение столицы сулило поражение?
Даже крупнейшие конфликты Нового времени, не говоря уж о событиях седой древности вроде греко-персидского противостояния, вполне ясно показывают, что война — не соревнование кто чью столицу раньше захватит. В Семилетней войне русско-австрийские войска дважды в Берлин зашли, но Пруссия отчего-то не пала. Полвека спустя Бонапарт без боя входил в Вену в 1805-м и 1809-м, в Берлин — в 1806 году, а Австрия и Пруссия сдавались существенно позднее утраты столиц, — когда становилась очевидной бесперспективность продолжения войны имевшимися силами и рушились надежды на союзников. Да и на Пиренейском полуострове державшаяся большую часть войны оккупация наполеоновскими войсками Мадрида отчего-то не стала для испанцев — и тем более британцев с португальцами — аргументом прекратить борьбу.
Конечно, возросшая в индустриальную эпоху зависимость вооруженных сил от тыла делала утрату столиц, обычно являвшихся крупными промышленными и транспортными узлами, более тяжелым ударом, чем в былых войнах, но необязательно фатальным. И в самой Первой мировой войне Антанте для победы не понадобилось брать ни одной столицы Центральных держав.
Итак, Верховное главнокомандование считало, что ключ к победе лежит в Берлине. В то же время оно беспокоилось за фланги действовавших на берлинском направлении войск, особенно после ноября 1914 года, когда первая попытка «наступления в сердце Германии» сорвалась из-за германского флангового удара на Лодзь из междуречья Вислы и Варты. Наиболее опасным считался удар из Восточной Пруссии, нависавшей над российской Польшей.
На состоявшемся 4 (17) января 1915 года совещании в штабе Северо-Западного фронта в Седлеце его главнокомандующий Николай Рузский вместе с представлявшим Ставку Даниловым решили готовить на февраль операцию по овладению Восточной Пруссией.
Великий князь Николай Николаевич замысел операции одобрил и постановил начать формирование 12-й армии во главе с генералом от кавалерии Павлом Плеве. Ее предполагалось использовать для удара на млавском направлении с расчетом «вызвать перегруппировку германских сил в Восточной Пруссии в надежде на… ослабление германцев в некоторых районах, куда и можно будет направить наши усилия». Расчет, прямо говоря, спорный, поскольку бедность российской железнодорожной сети мешала собрать ударный кулак для прорыва ослабленного участка фронта так быстро, чтобы германское командование не успело осознать угрозу и вновь этот участок подкрепить, пользуясь преимуществом в развитии железных дорог и вообще оперативной подвижности войск.
Саму же 12-ю армию вторжение в Восточную Пруссию с привлечением на себя германских сил ставило в опасное положение. Да, ее предусматривалось поддержать с востока силами развернутой на правом крыле Северо-Западного фронта 10-й армии, но для сдерживания ее по рубежу рек Инстер, Ангерапп и Мазурских озер германцам требовалось не так много сил. Это позволяло германскому командованию решиться на сосредоточение ударных кулаков против 12-й армии, чтобы сокрушить ее примерно так же, как в августе 1914 года почти в тех же местах, под Танненбергом, была разгромлена 2-я армия генерала от кавалерии Александра Самсонова. Добавим, что скрытности перемещений наших войск в Восточной Пруссии почти невозможно было достичь из-за наличия немецкого населения, которое деятельно помогало своей армии, в том числе обеспечивая ее повсеместно глазами и ушами.
В общем, операция против Восточной Пруссии строилась на откровенно сыром замысле, кое в чем вынуждающем вспомнить горькое слово «необучаемость». Но что хуже всего, изъяны русского военного планирования начала 1915 года к ней не сводились.
До главнокомандования Юго-Западного фронта седлецкие решения были доведены далеко не сразу, и оно в подготовке своих операций исходило из принятого им еще осенью догмата «путь на Берлин лежит через Вену», то есть необходимости для победы над Германией сокрушить Австро-Венгрию.
Начальник штаба фронта генерал от инфантерии Михаил Алексеев предлагал Ставке сосредоточить усилия на левобережье Вислы для вклинивания на стыке германского Восточного фронта и австро-венгерских Северных армий, но попутно рассматривал возможность наступления через Карпаты и в Буковине. А генерал Иванов не колебался, решив, что раз основные его силы еще в декабре зашли в Карпаты, то следует их преодолеть и вторгнуться в Венгрию. Алексеев в итоге принял его точку зрения.
Иванов и Алексеев просто поставили Верховное главнокомандование перед фактом принятого ими решения, и командование не стало возражать — напротив, весьма быстро поддалось на требования подкреплений и на исходе января передало Юго-Западному фронту XXII корпус из 10-й армии. Само собой, командование Юго-Западного фронта нашло всего один корпус недостаточным усилением. 5 февраля Иванов лично приехал в Ставку, чтобы донести мысль об исключительной важности преодоления Карпат, и великий князь пообещал ему еще XV корпус, как раз восстановленный после Танненбергского разгрома.
На этом запросы Иванова ожидаемо не исчерпались. Для их обоснования генерал применил самые разные доводы: ссылался на тяготы, переживаемые застигнутыми лютой зимой в горах войсками, на скованность их маневра, на усиление австро-венгерских войск и подкрепление их германскими соединениями.
Уступая командованию Юго-Западного фронта, Ставка вопреки собственной установке о сосредоточении усилий против Германии начала растаскивать уже изрядно подточенные силы Русской армии на широкомасштабные операции одновременно против как Германии, так и Австро-Венгрии, причем в противоположных направлениях.
Подготовка этих операций при ограниченных ресурсах в сложных зимних условиях затянулась, чем не преминуло воспользоваться германское командование, усилившее Восточный фронт одним корпусом с Западного и тремя вновь сформированными корпусами.
Во второй половине января германцы ударили близ села Болимов западнее Варшавы по VI корпусу 2-й армии и вклинились в его расположение. Командование Северо-Западного фронта, сочтя этот удар подтверждением своих опасений относительно подготовки противником наступления на польскую столицу, ответило лихорадочными разрозненными контратаками частей, спешно переброшенных с других участков. Результатом стали огромные потери, причем бессмысленные — удар под Болимовым был отвлекающим.
Основную операцию германские войска начали 25–26 января (7–8 февраля) в Восточной Пруссии у Мазурских озер, обрушившись на 10-ю армию. Главнокомандующий германским Восточным фронтом генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург замышлял разгром армии двойным фланговым охватом с дальнейшим продвижением на Гродно, в сторону важнейших путей снабжения Северо-Западного фронта.
Дерзость замысла видна по соотношению сил: привлеченные к операции германские войска насчитывали 275 тысяч человек и до 1,1 тысячи орудий, тогда как одна наша 10-я армия — это 320 тысяч человек и свыше 600 орудий, а в гарнизонах стоявших за ней крепостей Осовец, Ковно и Гродно числилось более 108 тысяч человек и 1,6 тысячи орудий.
Германцы атаковали, не закончив сосредоточения, в надежде на внезапность. Приготовления к наступлению наши войска заметили, так что внезапность уже исчезла, однако ударные кулаки, подкрепленные сотнями орудий, действительно представляли грозную силу.
Занимавший правый фланг 10-й армии III корпус германцы быстро смяли и отбросили к Неману, а вот III Сибирский корпус на левом фланге хоть и был потеснен, но не посыпался. Атаковавшая его германская клешня, не набрав темп, подставила свой левый фланг под контрудар, который могла бы нанести находившаяся в резерве Северо-Западного фронта 12-я армия.
Но командование воздержалось от задействования 12-й армии ввиду незаконченности сосредоточения и нежелания ее раскрывать до запланированной операции против Восточной Пруссии. Соображения по меньшей мере сомнительные. Во-первых, уже собранные силы 12-й армии мало уступали всей германской мазурской группировке, которая, напомним, двинулась в наступление без полного сосредоточения. Во-вторых, разгром 10-й армии резко осложнил бы проведение операции, ради которой придерживалась 12-я армия.
Не воспользовавшись возможностью для контрудара на левом фланге 10-й армии, Рузский и его штаб к тому же запоздало осознали развал правого фланга. Впрочем, что там происходит, с опозданием понял и командарм 10-й армии генерал от инфантерии Фаддей Сиверс — 28 января (10 февраля) он на доклад из III корпуса отвечал приказом со словами: «Действия немцев на вашем фронте носят характер демонстративный и не могут развиться в какой-нибудь нам угрожающий маневр».
Когда реальное положение прояснилось, единственным способом спасения 10-й армии остался отход. Рузский велел Сиверсу действовать по своему усмотрению. Командарм поначалу думал отводить основные силы вслед за разбитым III корпусом на восток, хотя пути туда один за другим перехватывались хлынувшими на юг сквозь пробитую брешь германцами. Позднее отступление всё же повели в южном направлении к реке Бобр, но уйти успели только III Сибирский и соседний с ним XXVI корпуса, а центральный XX корпус оказался окружен в лесах у города Августов.
Всполошенная событиями в Мазурии Ставка, ранее ослабившая Северо-Западный фронт в пользу Юго-Западного, теперь передала Рузскому XV корпус, обещанный Иванову, у которого еще затребовала III Кавказский корпус.
Подкрепленная двумя корпусами 10-я армия закрепилась на рубеже Бобра. Дальше германцы не прошли: сказалась и усталость от боев и рывка по сложной лесистой местности, и отставание тяжелой артиллерии, и, самое главное, — стойкость XX корпуса, сражавшегося до исчерпания возможностей к сопротивлению. Увы, предпринятый Сиверсом контрудар провалился из-за скверной организации, и к концу февраля остатки корпуса сложили оружие.
Поражение 10-й армии ошеломило Верховное главнокомандование. Великий князь Николай Николаевич в директиве от 10 (23) февраля утверждал: «К сожалению, мы в настоящее время… не можем… вырвать инициативу из рук противника и нанести ему поражение в одном из наиболее выгодных для нас направлений. Единственным способом действий… является… по выбору главнокомандующих фронтами, остановить попытки противника в развитии им наступательных действий и нанести ему хотя бы частные поражения».
А германцы в разгар Мазурской операции также стали наступать западнее, на ломжинском и праснышском направлениях, стремясь сковать русские войска севернее реки Нарев и помешать развертыванию 12-й армии, о которой давно знали.
Восточнее Ломжи они вышли к Осовцу, хотя отсутствие превосходства в личном составе вынудило их вместо активного штурма положиться на работу стянутых под крепость 85 тяжелых орудий. Но защитники отвечали канонадой, умело организованной начальником крепостной артиллерии генерал-майором Николаем Бржозовским. Так что до подхода III Кавказского корпуса и общего изменения обстановки, вынудившего врага отвести осадную артиллерию, Осовец продержался.
Под Праснышем германцам удалось найти слабые места в построении 1-й армии, окружить город с оборонявшимися в нем четырьмя батальонами и после упорных боев взять его 11 (24) февраля. Ненадолго.
Вражеское продвижение к Нареву привело к втягиванию в бои 12-й армии, хотя не все ее соединения успели сосредоточиться. Генерал Плеве еще 8 (21) февраля двинул во фланг охватившему Прасныш с востока противнику II Сибирский корпус. Контрудар привел к возвращению города 14 (27) февраля, хотя рассогласованность с соседним I Сибирским корпусом 1-й армии помешала окружить беспорядочно отступивших германцев. Впервые с начала года противник получил от Северо-Западного фронта крепкую затрещину. А в марте 12-я армия закончила сосредоточение и вместе с 1-й и 10-й армиями пошла в наступление на восточно-прусском направлении.
Правда, задачи долгожданной операции измельчали. В телеграмме от 16 февраля (1 марта) Янушкевич указывал Рузскому: «Его императорское высочество находит, что задача войск С.-З. фронта должна ограничиваться нанесением сильных и коротких ударов с преследованием лишь до границы». Ошеломленный германской напористостью, великий князь отказался от захвата Восточной Пруссии и не придумал задачи лучше, чем лобовое выталкивание противника за бессмысленный в военном отношении рубеж привычного пунктира на картах.
Впрочем, и этого не удалось в полной мере достигнуть до исхода марта, когда Северо-Западный фронт вместо заболевшего Рузского возглавил генерал Алексеев, вскоре остановивший наступление.
Таким образом, в первые месяцы 1915 года Северо-Западный фронт даже не смог приступить к выполнению основной задачи и понес тяжелейший урон. Его боевые потери составляли порядка 590 тысяч человек, из них почти 300 тысяч безвозвратно, то есть убитыми, пропавшими без вести и пленными. Действовавшие против него германские войска потеряли свыше 130 тысяч, в том числе безвозвратно более 50 тысяч человек.
Крах планов против Германии подтолкнул Верховное главнокомандование искать перспектив против Австро-Венгрии — 6 (19) марта Янушкевич в письме главнокомандующим фронтов сообщил, что «отныне Верховный главнокомандующий… Юго-Западному фронту предназначает главнейшую задачу будущей части кампании».
На фоне описанных выше событий дела в полосе Юго-Западного фронта к тому времени складывались удовлетворительно, хотя и отнюдь не гладко.
Задуманное Ивановым наступление тоже оказалось упреждено противником, с 7 (20) января развернувшим активные действия на ряде направлений.
В Бескидах, где Иванов намечал свой главный удар, австро-венгерский натиск захлебнулся менее чем за неделю, и вперед двинулась сосредоточенная там русская группировка, дошедшая до Мезо-Лаборча.
В Лесистых Карпатах австро-венгры при поддержке германцев потеснили растянутые русские войска на дрогобычском и стрыйском направлениях, так что прибывший с Северо-Западного фронта XXII корпус оказался как нельзя кстати. В итоге там противник тоже не смог добиться прорыва.
Наиболее ощутимые проблемы возникли в Буковине — оставленные для прикрытия этого региона небольшие силы не выдержали натиска габсбургских войск и к середине февраля откатились за Прут.
Потрясения на Северо-Западном фронте не позволяли надеяться на значительные подкрепления, и Иванову пришлось поддерживать свое левое крыло за счет правого, сняв с берегов Вислы XI, XVII и XVIII корпуса и управление 9-й армии во главе с генералом Лечицким. Перегруппировка предотвратила перерастание проблем в катастрофу, но усилить ударную группировку в Бескидах Иванов не решился из опасения дальнейшим ослаблением правого крыла подстегнуть противника выйти там за рамки местных боев.
Зима на карпатском направлении не принесла решительных успехов ни одной из сторон, истощив силы обеих. Большая часть сражений прошла в горах, только в Буковине перейдя на равнину. Свирепейшая зима превратила Карпаты в морозный ад, где солдатам приходилось сквозь метели двигаться порой по грудь в снегу. Огромные боевые потери дополнились массами заболевших и обмороженных.
Обескровленность войск не остановила начальника австро-венгерского генштаба генерала пехоты графа Франца Конрада фон Гетцендорфа от еще одной попытки деблокирования Перемышля, но и ее Юго-Западный фронт отразил.
Перемышльский гарнизон, подавленный огнем русской осадной артиллерии, терзаемый голодом и холерой, пошел 5–6 (18–19) марта на отчаянную вылазку, после провала которой расстрелял оставшиеся боеприпасы, привел в негодность большую часть вооружения и укреплений и 9 (22) марта капитулировал.
Высвободившимися из-под Перемышля XXVIII и XXIX корпусами Иванов усилил ударную группировку с намерением прорваться из Бескид на Чоп и Хуст. К исходу марта группировка взяла главный хребет, но дальнейшие попытки продвижения натолкнулись на яростные контратаки германского Бескидского корпуса, прибывшего на подмогу истощенным австро-венграм.
В ответ на требования Ставки продолжать наступление Иванов запрашивал боеприпасов и подкреплений. Подкрепления Ставка выслала, но они из-за ограниченной пропускной способности железных дорог задерживались и дополнительно затрудняли подвоз всего необходимого — от пресловутых боеприпасов до продовольствия и фуража. А нехватка последнего усугубила вызванное тяжелыми условиями местности и погоды ослабление конского состава, что вынудило урезать количество возимых в зарядных ящиках орудийных выстрелов и тем тоже подточило огневую мощь войск. Так ли важно, сколько выстрелов изготавливается и доставляется на фронт, когда до батарей их приходится подвозить в час по чайной ложке?
К тому же подкрепления выделялись не только на развитие наступления в Карпатах, но и на буковинское направление — туда, в частности, направлялся XXXIII корпус из амурских пограничников. Дело там шло к стабилизации, даже удалось добротным контрударом II и III конных корпусов наказать австро-венгров за попытку обхода левого фланга 9-й армии в сторону Хотина. Но Верховное главнокомандование этим не удовлетворилось и желало реванша, что отчасти объяснялось близостью Буковины к Румынии, которую Антанта стремилась привлечь на свою сторону.
Вообще-то удар из Бескид сам по себе в случае успеха с немалой вероятностью мог вернуть Буковину, поскольку создавал угрозу тылу действовавших там сил противника. Да, сложившиеся условия делали этот удар трудновыполнимым, — ну так следовало от него отказаться. Но Верховное главнокомандование предпочло и продолжить натиск в Бескидах, и готовить операцию в Буковине. Правда, измождение войск вынудило взять паузу, и 2 (15) апреля Иванов приказал армиям временно перейти к обороне.
В первую треть 1915 года Юго-Западный фронт на пространстве от реки Пилица до Буковины избежал крупных поражений и нанес противнику огромный урон: у австро-венгров 380 тысяч, а с поддерживавшими их германскими частями — более 400 тысяч потерь, включая около 240 тысяч безвозвратных. И это не считая целиком ушедшего в безвозвратные потери почти 130-тысячного гарнизона Перемышля. Но решительных успехов войска Иванова не добились и сами измотались, потеряв в боях 470 тысяч человек, из них почти 210 тысяч безвозвратно.
Позднее Иванов и его штаб часто подвергались критике за навязывание Ставке идеи наступления в Карпатах и за истощение вверенных войск в попытках ее воплотить, став в представлении некоторых исследователей войны, в том числе ее участников, чуть ли не главными виновниками дальнейших катастроф. Александр Свечин писал: «Юго-Западный фронт, будучи точно ориентированным о наших возможностях на ближайшие полгода… предпринял поход за Карпаты, поглотивший последние крохи боевого снабжения». А бывший тогда генерал-квартирмейстером Северо-Западного фронта Михаил Бонч-Бруевич вовсе углядел в действиях Иванова и его окружения «стремление руководить ведением Великой Европейской Войны вместо сосредоточения всех сил на управлении армиями Ю.-З. фронта».
Вот только реально за руководство действующими войсками отвечало Верховное главнокомандование, и именно оно провалило выработку и проведение внятной стратегии. Триумвират великого князя Николая Николаевича с генералами Янушкевичем и Даниловым метался между направлениями, разбрасывал силы, не сумев нигде обеспечить решительное превосходство и отдав инициативу при почти двойном численном перевесе войск.
Итог стратегической межеумочности Ставки — тяжелые поражения на восточно-прусском и увязание на кавказском направлении, обескровливание и надрыв войск, загромождение железных дорог непродуманными перебросками. И вряд ли от перечисленного могло уберечь лучшее обеспечение боеприпасами. Так что генерал Андрей Зайончковский небезосновательно утверждал, что Ставка сама «уже в феврале 1915 года подготовила катастрофу, которая, разразившись спустя два месяца, в конечном итоге погубила к осени 1915 года всё дело войны для старой России».
(Продолжение следует.)
