Очерк о Ржевской битве Часть IV. Завершение и итоги Ржевской битвы
Масштабные боевые действия на Ржевском выступе прекратились до весны. А вот на других участках советско-германского фронта зима 1942–1943 годов выдалась бурная. За операцией «Малый Сатурн» последовало сокрушение 2-й венгерской армии на Верхнем Дону. В связи со стремительным продвижением советских армий к Курску, Харькову и Ростову германское командование начало отвод войск с Кавказа. На севере Волховский и Ленинградский фронты, наконец-то, прорвали блокаду Ленинграда. В Сталинграде 31 января командующий 6-й армией генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс сдался в плен. День спустя Гитлер заявил на совещании высшего военного руководства Германии: «Возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует».
Отходящих с Кавказа германских сил не хватало для латания ширившейся бреши на юге, и врагу пришлось искать дополнительные силы, пока Красная Армия не воспользовалась ситуацией для новых сокрушительных ударов — например, по обнаженному южному флангу группы войск «Центр». И германское командование приняло решение высвободить силы спрямлением линии фронта, в том числе оставив Ржевский выступ. Операция по отходу с выступа получила кодовое наименование «Буйвол».
В течение февраля гитлеровцы вели подготовку к отходу: оборудовали новый рубеж у основания Ржевского выступа, а также промежуточные позиции, намечали маршруты движения частей, зачищали тылы от партизан и окруженцев. Зачистка сопровождалась массовым террором против местных жителей: как свидетельствуют германские документы, большинство убитых тогда в ходе антипартизанских акций под Ржевом не имели при себе никакого оружия — фактически к партизанам причисляли всех, кто показался «подозрительным» или проявлял неповиновение.
Вражеские приготовления к оставлению Ржевского выступа заметили на Западном и Калининском фронтах, и окаймлявшие выступ армии получили задачу вести наблюдение за противником, чтобы выявить начало его отступления, смять арьергарды и решительным преследованием сорвать отход и разгромить.
При этом советское командование замышляло куда более амбициозное действие, чем разгром германских войск на Ржевском выступе, а именно — глубокий заход в тыл группы войск «Центр» с юга. Для этого севернее Льгова был создан новый фронт, Центральный. Возглавил его бывший командующий упраздненным после окончания Сталинградской битвы Донским фронтом — Рокоссовский. Задача Центрального фронта состояла в глубоком прорыве на Могилев и Смоленск. По достижении войсками Рокоссовского линии Гомель — Брянск с Торопецкого выступа должен был ударить в направлении на Оршу и Смоленск Калининский фронт. Таким образом, планировалось поймать в гигантский котел сразу три германские армии: 9-ю и 4-ю полевые, а также 2-ю танковую.
На фоне такого плана преследование на Ржевском выступе явно не выглядело приоритетным — какая разница, будут оборонявшие выступ германские войска разгромлены при отходе или нет, если они всё равно окажутся в котле.
На Западном фронте конец февраля ознаменовался сменой командующего. В третьей декаде 16-я армия безуспешно ударила на жиздринском направлении, и этот провал явно переполнил чашу терпения Сталина, хорошо помнившего о крахе «Марса». 27 февраля вышел приказ Ставки, в котором первым пунктом значилось: «Освободить от должности командующего войсками Западного фронта генерал-полковника Конева И. С. как не справившегося с задачами руководства фронтом». Командование принял занимавший до того должность начальника штаба Западного фронта генерал-полковник Василий Соколовский.
Между тем развертывание Центрального фронта затянулось, так что в наступление он перешел только 25 февраля, на десять дней позже назначенного срока, и только частью сил. Рыхлая германская оборона у Дмитриев-Льговского не выдержала удара, и в начале марта 2-й Гвардейский кавалерийский и 2-й танковый корпуса взяли Севск. Но темпов, необходимых для выполнения задачи, развить не получилось. Ставка, осознав невозможность исполнения первоначального замысла, вскоре нацелила Центральный фронт на орловское направление, против германской 2-й танковой армии. Тем не менее германское командование обеспокоилось уже совсем не гипотетической угрозой появления советских войск в тылу группы войск «Центр» и приказало начать 1 марта операцию «Буйвол».
Несмотря на усиленное наблюдение и интенсивную разведку с середины февраля, начало отступления германских войск своевременно обнаружить не удалось. Памятуя о прошлых кровопролитных боях, командующие не решались перейти к активным действиям без уверенности, что основная масса германских войск снялась с подготовленных позиций, — во всяком случае, пока на то не поступит однозначный приказ сверху.
Приказ поступил. В Москве уже не испытывали сомнений, что замеченное на Ржевском выступе движение германских частей в тыл — это не подготовительные мероприятия и вывод отдельных частей, как в феврале, а общий отход. Вечером 2 марта Ставка издала директиву, в которой упрекнула командование Западного и Калининского фронтов в вялости и нерешительности, потребовав «немедленно принять меры к энергичному преследованию отступающих войск противника». Штабам фронтов давалось менее шести часов, чтобы представить Ставке план наступления. Началась операция, вошедшая в историю под названием Второй Ржевско-Вяземской.
По воспоминаниям Елены Ржевской, ночью на командный пункт 30-й армии позвонил лично Сталин и спросил у командарма генерал-лейтенанта Владимира Колпакчи, когда будет взят Ржев. Колпакчи правильно понял вопрос и ответил: «Товарищ Главнокомандующий, завтра же буду докладывать Вам из Ржева».
Освобождение Ржева 3 марта не составило труда: почти все германские части ушли накануне вечером, перед отходом взорвав мост через Волгу, да и остававшийся в городе небольшой арьергард тоже уже отступал.
Снятие германских частей с передовой по большей части прошло незамеченным. Телефонист одного из полков 215-й стрелковой дивизии Хабибулла Якин вспоминал: «Меня насторожил голос командира дивизии, так как говорил он с неприсущим ему волнением. Он говорил, что разведка не обнаружила противника не только во Ржеве, но и на подступах к Оленино. Тут же по батальонной связи посыпались команды командирам рот, а вскоре от них пошли доклады, что в немецких траншеях никого нет».
Выполняя директиву Ставки, армии Калининского и Западного фронтов спешно перешли к преследованию. Германские войска планомерно отступали под прикрытием арьергардов, в которые от каждой дивизии было выделено до одного полка пехоты, усиленного батареями дивизионных гаубиц и по возможности оснащенного автотранспортом. Эти арьергарды закреплялись на заранее оборудованных промежуточных рубежах и сдерживали преследующих красноармейцев, а с наступлением темноты уезжали вслед за основными силами. В результате советские войска, то и дело спотыкаясь о промежуточные рубежи, не смогли развить темп наступления и несли тяжелые потери. Дополнительные проблемы наступающим создала рано заявившая о себе распутица: продвижение вне дорог стало почти невозможным, а на дорогах противник оставлял завалы и мины.
Напоследок немцы стремились превратить покидаемые земли в выжженную пустошь. Они перемалывали железные дороги крюками-путеразрушителями, сжигали сотни деревень, травили колодцы цианистой солью, угоняли мужчин призывного возраста, а заодно всех, кого сочли пригодными для рабского труда; тысячи и тысячи местных жителей были сожжены заживо, расстреляны, заколоты штыками, раздавлены, повешены…
Генерал-полковник Вальтер Модель, будучи рьяным сторонником нацистов, исполнял стратегию выжженной земли с особым прилежанием и присущей ему энергичностью. Впрочем, как показала история войны, германские офицеры вообще исполняли нацистские преступные замыслы без колебаний и принуждения, а зачастую совершали злодеяния по собственному почину. При этом они могли исповедовать любые политические воззрения, от монархических до республиканских и как угодно относиться к нацистам, даже открыто презирать, чуть не прямым текстом называя их дорвавшимися до власти плебеями.
Взору освободителей представали города и села, обращенные в пепелища, где шагу нельзя было ступить без саперов.
Нередко приходится слышать и читать, что страшные разрушения на советской земле — просто результат боев, а порой и вовсе утверждают, будто основной ущерб исходил от советских войск. Насколько подобные «откровения» соответствуют действительности, можно увидеть, например, по состоянию освобожденной 12 марта почти без боев Вязьмы. Из 5,5 тысяч зданий в ней уцелело всего 51. Для сравнения, во Ржеве, многие месяцы остававшемся ареной ожесточенного противостояния, из почти такого же количества зданий уцелело 495. И такая разница почти на порядок связана с тем, что во фронтовом Ржеве под прицелом советских войск гитлеровцы не могли так же свободно ровнять всё с землей, как в находившейся в глубине оккупированной территории Вязьме.
К началу третьей декады марта силы 9-й и 4-й армий завершили отступление и заняли оборону на позиции, пролегавшей на подступах к Духовщине, Дорогобужу, Ельне и Спас-Деменску. На исходе месяца войска Западного и Калининского фронтов после нескольких безуспешных попыток прорвать эту линию остановились. Вторая Ржевско-Вяземская операция завершилась.
Великий Александр Суворов утверждал: «Оттеснен враг — неудача. Отрезан, окружен, рассеян — удача». И эти слова совершенно справедливы в отношении советского наступления на Ржевском выступе в марте 1943 года. Попытка сорвать организованный отход 320-тысячной группировки противника и разгромить его провалилась начисто. Строго говоря, даже оттеснения как такового не было, поскольку не наступление Западного и Калининского фронтов стало причиной оставления Ржевского выступа германскими войсками.
Сокращение линии фронта высвободило 21 германскую дивизию, из которых 15 вместе с управлением 9-й армии отправились под Орел, где окончательно сорвали наступление Центрального фронта. Потери наступавших советских войск составили почти 140 тысяч человек, из них 39 тысяч безвозвратно. Общий итог Второй Ржевско-Вяземской вышел даже хуже, чем у «Марса», — тогда, в конце 1942-го, хотя бы получилось нанести большой урон 9-й армии. Такое завершение противостояния на Ржевском выступе трудно назвать иначе как удручающим.
При подведении итогов боевых действий принято называть победителя. Но в случае с Ржевской битвой этого нельзя сделать без уточнения, по каким критериям определять победу. Проще говоря, победителя в том противостоянии не было.
Командир германской 6-й пехотной дивизии Хорст Гроссман мог сколько угодно писать в своих мемуарах, что «немецкий солдат непобежденным покинул поле сражения под Ржевом» и в подтверждение ссылаться на отражение советских наступлений в 1942-м году и успешный отход в марте 1943 года.
Вот только германские солдаты обороняли Ржевский выступ не для того, чтобы просто оборонять и не потому, что им нравилось получать град советских ударов. Как без особого удовольствия вспоминал один из офицеров той же 6-й пехотной дивизии, в августовско-сентябрьском сражении «атакующий (т. е. Красная Армия. — Ф. П.) пытался уничтожить противника сталью, ливнем стали, летящей в воздухе и несущейся на гусеницах, когда человек вмешивался только в последний момент, чтобы уничтожить на этом лунном пейзаже то, что еще выжило в мясорубке».
Враг цеплялся за Ржевский выступ, потому что видел в нем плацдарм для собственных наступательных операций с целью спрямить линию фронта группы войск «Центр». Однако ему пришлось под натиском советских войск уйти в глухую оборону и потом спрямить фронт не уничтожением Сухиничского и Торопецкого выступов, как планировалось, а окончательным оставлением Ржевского выступа — результат, по форме похожий, но по сути противоположный замыслу. И вот об этом германские мемуаристы и историки вспоминают очень неохотно, предпочитая концентрировать внимание на том, как 9-я армия отражала советские наступления и потом образцово отступила.
Таким образом, активные действия Западного и Калининского фронтов против Ржевского выступа не позволили противнику перехватить инициативу на западном стратегическом направлении и поэтому уже не являлись бессмысленными. Если бы в 1942 году группа войск «Центр» смогла провести намеченные операции, то к лету 1943-го у германского командования была бы возможность вместо наступления против Курского выступа с туманными перспективами провести наступление на Москву: широкий фронт от Селигера до Болхова стал бы удобной позицией для этого. А Москва являлась не просто столицей, а крупным промышленным центром и, что еще важнее, ключевым транспортным узлом, потеря которого развалила бы всё снабжение Красной Армии. Но реально в 1943 году нацистам о наступлении на Москву не приходилось и мечтать.
Также нельзя не отметить, что в двух Ржевско-Сычевских операциях советские войска нанесли германской 9-й армии тяжелые потери, от которых она не оправилась даже к началу Курской битвы.
Тем не менее нельзя говорить и о нашей победе в противостоянии на Ржевском выступе. Если первая Ржевско-Сычевская операция оказалась весьма результативной, то итоги «Марса» и заключительного наступления в марте 1943 года иначе, как провальными, назвать не получается. Увы, возможность нанести врагу поражение под Ржевом была упущена.
Сотни тысяч участников Ржевской битвы сражались в дальнейшем на разных фронтах, и судьбы их сложились по-разному. Скажем лишь о нескольких высокопоставленных военачальниках и штабистах.
Максим Алексеевич Пуркаев в апреле 1943-го был отправлен на Дальний Восток, где и встретил окончание Великой Отечественной. В августе 1945-го он командовал 2-м Дальневосточным фронтом в войне с Японией.
Василий Данилович Соколовский во главе Западного фронта принял участие в операциях «Кутузов» и «Суворов» в июле–сентябре 1943 года, закончившихся вытеснением группы войск «Центр» на восток Белоруссии. Потом, с октября 1943-го по март 1944-го Западный фронт провел целую серию наступательных операций, закончившихся неудачами, и в результате Соколовский был отстранен от командования и возвращен на штабную работу, на которой проявлял себя с лучшей стороны. Соколовский возглавил штаб 1-го Украинского фронта, внеся большой вклад в его победы, а в апреле 1945 года стал заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом.
Иван Степанович Конев возглавил Степной фронт и летом 1943 года в Курской битве реабилитировался в глазах Сталина. В феврале 1944 года он первым из командующих фронтами получил в ходе Великой Отечественной войны звание Маршала Советского Союза, а в мае 1944-го принял командование 1-м Украинским фронтом, во главе которого оставался до конца войны и участвовал в Берлинской и Пражской операциях.
Георгий Константинович Жуков получил в начале 1943 года звание Маршала Советского Союза за вклад в организацию контрнаступления под Сталинградом и прорыва блокады Ленинграда. Он сыграл важнейшую роль в подготовке и проведении почти всех ключевых операций Красной Армии, а в ноябре 1944-го принял командование 1-м Белорусским фронтом. Именно войска 1-го Белорусского фронта под командованием Жукова брали Берлин.
Вальтер Модель по итогам Ржевской битвы заслужил прозвище «Мастер обороны» и стал одним из немногих военачальников, пользовавшихся безоговорочным доверием Гитлера. В 1943–1944 годах Модель неоднократно спасал германские войска на разных участках Восточного фронта от разгрома, за что получил еще одно прозвище «Пожарный Гитлера», а в марте 1944-го был произведен в чин генерал-фельдмаршала. В августе 1944 года он стал главнокомандующим германскими войсками на Западе и оставался на этой должности до конца войны. За злодеяния в отношении гражданского населения и пленных Модель был признан военным преступником, но на скамью подсудимых Нюрнбергского трибунала не попал — в апреле 1945 года он, угодив вместе с основными силами группы войск «Б» в замкнутый американскими армиями Рурский котел, застрелился.
Начальник штаба 9-й армии Ганс Кребс также по итогам Ржевской битвы стал в глазах Гитлера одним из авторитетнейших офицеров, в дальнейшем возглавил штаб группы войск «Центр». А в марте 1945-го Кребс стал начальником штаба Верховного командования сухопутных войск и на этой должности пытался растянуть агонию германской армии. После самоубийства Гитлера именно Кребс 1 мая возглавлял германскую делегацию, пытавшуюся добиться от советского командования заключения перемирия. Получив отказ, он вернулся в бункер рейхсканцелярии и на вопрос Геббельса, что теперь делать, ответил: «Стреляться!» — и подкрепил свою рекомендацию личным примером.
Гюнтер фон Клюге командовал группой войск «Центр» до октября 1943 года, когда он получил тяжелые травмы в автомобильной аварии. По излечении в июле 1944 года он вступил в должность главкома германских войск на Западе, но вскоре был уличен в причастности к заговору против Гитлера и после передачи дел Моделю принял цианистый калий.
Готтхард Хайнрици, командовавший во время Ржевской битвы 4-й полевой армией, несмотря на конфликты с нацистами, в марте 1945 года был назначен командовать группой войск «Висла», прикрывавшей подступы к Берлину на Одере. За развал обороны под ударами наступающих на Берлин советских войск, а также за перемещение своего штаба дальше от фронта, чем ставка Гитлера, был снят с должности. Хайнрици обвинен в неподчинении приказам, трусости и саботаже. Вскоре после капитуляции Германии он попал в британский плен.
Подведем итог.
Ржевская битва, безусловно, являлась крайне напряженной и кровопролитной, она оставила тяжелейшие воспоминания у ее участников и свидетелей. Потери Красной Армии в ней еще предстоит уточнять, но известные данные позволяют утверждать, что общая их величина с июля 1942 по март 1943 года вряд ли превышают миллион человек, из которых около трети приходится на безвозвратные.
Да, цифры страшные. Но в Сталинградской битве Красная Армия, согласно данным Генштаба, потеряла 1,13 миллиона человек, из них почти 480 тысяч безвозвратно. А в предварявшей Ржевскую битву Первой Ржевско-Вяземской операции советские войска всего за три с небольшим месяца потеряли 836 тысяч человек, в том числе безвозвратно более 283 тысяч. В Курской битве наши потери всего за пятьдесят дней составили 908 тысяч человек, из них более 270 тысяч безвозвратно. Так что Ржевскую битву никак нельзя назвать самой тяжелой битвой войны.
И в том, что противостояние на Ржевском выступе долгое время предпочитали подробно не разбирать, отговариваясь словами об отвлекающих и сковывающих действиях, тоже нет ничего уникального. Точно так же неудобной темой считались и позиционные сражения, шедшие на востоке Белоруссии с октября 1943 по март 1944 года. Там за полгода советские войска потеряли 1,23 миллиона человек, в том числе около 290 тысяч безвозвратно, и при том добились весьма скромных результатов даже по сравнению с Ржевом — во всяком случае, никто из германских военачальников к тем сражениям не применял формулировку «едва продержались», сказанную генерал-фельдмаршалом фон Клюге о боях на Ржевском выступе в августе 1942 года. И те операции в Белоруссии тоже не слишком обсуждались ни среди специалистов, ни в открытой печати, проходя под скромным наименованием отвлекающих и сковывающих.
Ржевская битва является одной из самых масштабных и кровопролитных битв Великой Отечественной войны, а значит — и мировой истории. Чтобы помнить о ней, нет нужды искусственно раздувать ее значимость, напряженность и потери, нагнетать вокруг нее ажиотаж.
Не бывает войн, в которых есть только блистательные победы. Но Ржевская битва не была и поражением. Она была невероятно тяжким усилием — то есть тем самым рвущим жилы ратным трудом, что составляет самую суть и основу войны и не всегда увенчивается победой. Усилия воинов Красной Армии на Ржевском выступе достойны памяти и увековечивания — не только в научных исследованиях и в культуре, но, прежде всего, в сердцах живущих и будущих поколений.
