Судьба гуманизма в XXI столетии

В рассматриваемом нами четвертом «Гомеровом гимне», название которого «К Афродите», Афродита, обсуждая судьбу Анхиза, полна решимости не повторить ошибки Эос. Вот что она говорит об этом:

Не пожелала бы я, чтоб, подобным владея бессмертьем,
Между блаженных бессмертных ты жил бесконечною жизнью.

То есть Афродита противопоставляет подлинное бессмертие вечно молодых блаженных (вечно ли — отдельный вопрос, но в первом приближении это так) тому лжебессмертию, которое ошибка Эос подарила ее избраннику. Тут же Афродита оговаривает, что другое бессмертие Анхиза ее бы устроило, но оно невозможно. Что такое это другое бессмертие? Вот, что говорит о нем Афродита:

Если б, однако, с такою, как ныне, осанкой и видом
Жить навсегда ты остался, моим именуясь супругом...

Ныне же быстро тебя беспощадная старость охватит,
Старость, пред вами так скоро встающая, общая всем вам,
Трудная, полная горя, которой и боги боятся.

Афродита констатирует, что если бы такое было возможно, то она была бы не против. Но такой возможности нет. Почему именно — она не объясняет. И, завершая короткую объяснительную часть, начинает описывать те печальные возможности, которыми на самом деле обладает Анхиз

Я уже сообщил читателю выше, что боги, о которых говорит Афродита, в первом приближении бессмертны. Как известно, это бессмертие боги не получают в виде телесного свойства, присущего им независимо ни от чего на свете. Нет, боги получают это свойство, потребляя священную пищу — нектар и амброзию. Только в случае отсутствия этой пищи боги могут начать бояться старости. А почему у богов может возникнуть, как сказали бы сейчас, дефицит нектара и амброзии?

Амброзия, что по-древнегречески означает «бессмертие», — это легендарная пища богов, которая дает им молодость. Боги ели амброзию, а пили нектар — напиток, напоминающий красное вино.

В пятой песне гомеровской «Одиссеи» нимфа Калипсо так принимает посещающего ее бога Гермеса. Вначале она приветствует его и обещает ему угощение: «Милости просим, войди, чтоб могла тебя угостить я». А затем... Затем Гомер сообщает нам, как именно Калипсо угощает Гермеса: «Так сказавши, поставила стол перед гостем богиня,
Полный амвросии; нектар ему замешала багряный».

Разобравшись с нектаром, начинаем разбираться с амброзией. Якобы она была изобретена Деметрой. Так, по крайней мере, считает один из орфиков — Прокл. До нас дошли следующие его строчки:

Деметра первая разделила между богами два рода пищи, как говорит Орфей:
Изобрела она слуг, и прислужников, и провожатых,
Изобрела амвросию, красного нектара пойло,
Изобрела и творенье прекрасное пчелок жужжащих.

В индуистской мифологии аналог амброзии именуется амрита (что на санскрите означает «бессмертие»). По преданию, богам амриту доставляла Мохини («вводящая в заблуждение»). Мохини в индуизме является одним из двадцати пяти ликов (аватар) бога Вишну. Боги, согласно индуизму, могут стареть.

В индуистских Пуранах описано пахтанье Молочного океана, в котором сокрыты четырнадцать божественных сокровищ. Пахтанье — это взбивание чего-либо с помощью такого предмета кухонной утвари, как мутовка. Во время пахтанья Молочного океана, осуществляемого и дэвами (более светлыми божествами), и асурами (которые в индуизме тоже не подлежат абсолютной демонизации), в качестве гигантской мутовки использовалась гора Мандара, а в качестве веревки, без которой пахтанье невозможно, — священный змей Васуки. Дэвы держали змея за хвост, асуры за голову.

Во время пахтанья океана воды превратились сначала в молоко, потом в масло. А потом из масла появился горшок смертельнейшего яда. Яд был настолько смертелен, что мог разрушить всё творение. От его появления в ужас пришли и дэвы, и асуры. По совету Вишну они обратились к Шиве, который пожалел испуганных «пахтателей» и выпил весь яд, сдержав его в своем горле.

Продолжая «работать» с океаном, ставшим Молочным, «пахтатели» извлекли из этого океана четырнадцать божественных сокровищ. В их числе были богиня изобилия Лакшми, волшебный драгоценный камень Каустубха, райское дерево Париджата, нектар бессмертия варуни, напиток бессмертия амрита и так далее. Часто в легендах говорится о том, что последним из океана явился врач богов Дханвантари (тоже являющийся аватарой Вишну) с горшком этой самой амриты.

За амриту начали сражаться дэвы и асуры. Дэвы спрятали нектар от асуров в четырех священных местах. Но асуры в итоге победили и забрали всю амриту себе. Тогда дэвы обратились за помощью к Вишну, который принял облик необычайно красивой девушки Мохини. Мохини прельстила асуров и отобрала у них амриту, отдав ее дэвам.

Зачем я сообщаю эти сведения? Только затем, чтобы фраза о «старости, которой и боги боятся» наполнилась каким-то содержанием. Действительно, боги могут бояться старости только в случае, если какие-то злые силы их лишат нектара и амброзии (в индуистском варианте — амриты). Беглое знакомство с индуистской мифологией доказывает, что такое лишение возможно. И что оно даже когда-то имело место. А то, что однажды имеет место, может быть повторено. Известный французский лингвист и мифолог Жорж Эдмон Дюмезиль (1898–1986) считал, что амрита — это та же амброзия, и что понятие об амрите/амброзии сложилось в рамках праиндоевропейского сообщества, которому около 6000 лет.

Отвлекшись по необходимости на обсуждение немаловажного вопроса о природе страха олимпийских богов перед старостью, я возвращаюсь к цитированию диалога между Афродитой и Анхизом. Сказав Анхизу о том, что ныне его ждет беспощадная старость, которая «трудная, полная горя, которой и боги боятся», Афродита сообщает о своем отношении к роману между ней и Анхизом:

Ныне позор величайший и тяжкий на вечное время
Из-за тебя между всеми бессмертными я заслужила:
Раньше боялись боги моих уговоров и козней,
Силой которых сводила бессмертных богов на любовь я
С смертными женами: всех покоряла я мыслью своею.
Но никогда уже уст я отныне своих не раскрою
Перед бессмертными чем похвалиться. Бедою ужасной,
Невыразимой постигнута я, заблудился мой разум...

Беда, о которой говорит Афродита, — ее соитие со смертным Анхизом. А также результат этого соития. Каков же он — результат? Вот, что говорит о нем Афродита Анхизу:

Сына под поясом я зачала, сочетавшись со смертным!..
После того как впервые он солнца сиянье увидит,
Горные нимфы с грудями высокими вскормят младенца,
Здесь обитают они, на горе на божественной этой.
Род их — особый; они не бессмертны, но также не смертны:
Долгое время живут, амвросийной питаются пищей
И в хороводах прекрасных участвуют вместе с богами.

Описав далее, каковы эти нимфы, как они прячутся в деревьях, которые люди не смеют рубить, и как со смертью нимф высыхают эти деревья, пообещав Анхизу, что нимфы будут заботиться об их отпрыске Энее, Афродита начинает наставлять Анхиза по поводу того, что он должен сделать после того, как нимфы вскормят Энея. По ее словам, Анхиз должен забрать Энея. Вот что говорит Афродита по этому поводу:

После ж того, как впервые придет к нему милая юность,
Мальчика нимфы сюда же к тебе приведут и покажут. <...>
Радость тобой овладеет: бессмертным он будет подобен...

Согласно повелению Афродиты, Анхизу следует немедленно отвести мальчика в Трою. Вот что она говорит по этому поводу:

Мальчика тотчас в открытый ветрам Илион отведешь ты.
Если ж какой-нибудь смертный о матери спросит, приявшей
В страстных объятьях твоих многомилого сына под пояс,
То отвечай, — и навеки запомни мое приказанье,
Что родила тебе сына того цветколицая нимфа,
Из обитающих здесь вот, на этих горах многолесных.
Если же правду ты скажешь и хвастать начнешь безрассудно,
Что сочетался в любви с Кифереей прекрасновеночной,
Зевс тебя в гневе низвергнет, обугливши молнией жгучей.
Все я сказала тебе. А ты поразмысли об этом:
Не проболтайся, сдержись, — трепещи перед гневом бессмертных!

Анхиз, конечно, проболтался, был наказан за это. Но нас в данном случае интересует не эта история, плавно перетекающая в «Энеиду» Вергилия. То есть и она нас, конечно, интересует. Но всё же важнее фундаментальное для нас рассуждение высокопрофессионального Зелинского по поводу того, Афродита ли является матерью Энея.

Вот что пишет по этому поводу Ф. Ф. Зелинский, сообщив перед этим читателю о том, что невозможно представить себе введение азиатского культа Реи/Кибелы в эпоху эллинизации анатолийского побережья, притом что до эллинизации, то есть в гомеровскую эпоху, на этой территории поклонялись только олимпийским богам. Логика Зелинского вполне безупречна. Действительно, эллинизация Малой Азии должна бы была вытеснить культ Реи/Кибелы с интересующей нас малоазиатской территории. Ан нет, эллинизация идет полным ходом, а малоазиатская Рея/Кибела остается. Значит, до эллинизации она должна была быть еще больше в чести, поскольку является не эллинской, а малоазийской богиней. Так почему же ей не находится места у Гомера? — спрашивает Зелинский. Задав этот вопрос, он ищет и находит ответ в том, что Гомер был великим эллинизатором, что Афродита Гомера поэтому является не чем иным, как Идейской Матерью, то есть Реей/Кибелой.

Я подробно процитировал то место из работы Зелинского, где говорится об этом. И читателю легко убедиться, что я ничего не добавляю к выводам, которые делает высокопрофессиональный специалист по интересующему нас вопросу.

Далее Зелинский, цитируя приведенный уже нам гимн Гомерида, сообщает: «Разумеется, Анхиз не соблюл запрета той, которая удостоила его столь неслыханной милости: за кубком вина он разболтал тайну и был наказан, согласно предостережению. С этой поры он — тот расслабленный старец, которого представил Вергилий во II и III песнях своей Энеиды». Вновь и вновь возвращаясь к Афродите как матери Энея, Зелинский подчеркивает, что имя Афродиты — лишь маска, и что «вне горизонта гомеровской поэзии» мать Энея «разумеется, сохранила свое исконное имя Матери — Матери Идейской, пожалуй, и Кибелы».

Итак, Кибела является настоящей матерью Энея и главной троянской богиней (Идейской Матерью). Это соображение Зелинский дополняет отсылками к сопряженным с Троей территориям. «Не очень далеко от разрушенной Трои на Пропонтиде (древнегреческое название Мраморного моря, соединяющего Черное море с Архипелагом — С.К.) лежал довольно значительный ионийский город Кизик».

Кизик действительно находится не слишком далеко от Трои. Считается, что этот город был основан фессалийскими пеласгами. Зелинский рассматривает данные Аполлония Родосского по поводу связи Кизика с темой аргонавтов. Описывая путешествие аргонавтов, то, как они миновали Идейскую землю, «и город Дарданов покинув», добрались до Пропонтиды — того места, где проживают некие долионы, Аполлоний Родосский в своей «Аргонавтике» пишет о них:

На перешейке ж самом и в равнине мужи долионы
Жили. Властителем их был сын могучий Энея,
Кизик, рожденный Энетой, Евсора славного дщерью.

Во второй песне «Илиады» Гомера, где перечисляются предводители различных воинств, дружественных троянцам, есть такие строки: «Пейрос герой с Акамантом вели за собою фракийцев».

Об Акаманте известно, что он является сыном того Евсора, которого упоминает Аполлоний Родосский. Энета — дочь Евсора. Кизик — сын Энеты и Энея. Итак, мать Кизика — Энета, дочь Евсора, сестра Акаманта, воевавшего на стороне троянцев. А отец Кизика, если верить Аполлонию Родосскому, — «могучий Эней». Кизик, по Аполлонию Родосскому, правит некими долионами. Долионы — это мисийское племя, которое проживало вблизи города Кизика, между реками Айсепом и Риндаком. Мизия (Мисия) — это область в Малой Азии, занимавшая всю северо-западную часть полуострова.

Долионы, согласно Аполлонию Родосскому, радушно приняли аргонавтов. Однако ночью долионы и аргонавты по ошибке начали бой, который кончился очень плачевно для дружественных аргонавтам долионов. Вот что говорит Аполлоний Родосский про Кизика и долионов, радушно принявших аргонавтов:

Все, как один, долионы и с ними Кизик радушно
Вышли навстречу героям, едва про поход услыхали;
Кто они родом, узнав, гостей встречали радушно
И преклонили к тому, чтоб, на веслах вперед продвигаясь,
В гавани к городу ближе они причалили судно.
Там Аполлону они, хранителю высадки, сразу
Соорудили у моря алтарь, позаботясь о жертвах.
Сладкого дал им вина, в котором нуждались герои,
Дал и овец им царь, ибо было ему пресказанье:
Если к нему приплывет дружина славных героев,
Кротко пусть примет ее и вступать не думает в битву.

Итак, Кизик, царь долионов, сын Энея, крайне дружественен аргонавтам, которые отвечают ему взаимностью. Стремясь точнее проложить свой путь, аргонавты поднимаются на гору, которую Аполлоний Родосский называет «Высокий Диндим», и намечают себе дорогу, которую потом назовут «дорогой Ясона» («путь, которым прошли они, назван дорогой Ясона»).

На аргонавтов нападают некие многорукие землеродные, которые соседствуют с долионами, но не нападают на долионов, потому что долионов защищает сам бог морей Посейдон. Аполлоний Родосский пишет:

И никогда землеродные, как они ни были люты,
Не обижали их — им Посейдон всегда был защитой,
Ибо свой род долионы вели от него изначально.

Не нападая на долионов, землеродные нападают на аргонавтов, которые дают им сокрушительный отпор.

Уничтожив землеродных, аргонавты покидают Кизик и движутся дальше. Но ветер относит их корабль в сторону от намеченного маршрута и прибивает корабль ко все той же земле долионов. Вот что говорит по этому поводу Аполлоний Родосский:

Под парусами бежала ладья весь день, но с приходом
Ночи ветер свой бег изменил, и порывом противным
Неудержимо назад корабль относило, покуда
Он не пристал к долионам радушным. Ночью на берег
Вышли герои. Священной и ныне скала та зовется...

Не заметив, что они оказались опять на земле долионов, аргонавты спутали отряд долионов с враждебными им силами. Опять слово Аполлонию Родосскому:

Ни из героев никто не заметил, что остров знаком им,
Ни средь ночной темноты долионы не распознали,
Что воротились назад герои; но им показалось,
Будто пристал пеласгийский Арес, макрийцев дружина.
Быстро доспехи надев, они на приплывших напали;
Друг против друга бойцы щиты обратили и копья...

В этой нелепой битве погибли многие долионы, включая Кизика. Повествуя о том, как пал вождь долионов Кизик и как пострадали сами долионы, Аполлон Родосский пишет:

И самому их владыке (владыке долионов — С.К.) судьба не сулила из боя
Снова к супруге в чертог на ложе ее воротиться,
Ибо его Эзонид, когда тот на него устремился,
Быстро копьем поразил в середину груди, и сломалась
Кость под ударом, и царь на прибрежном песке распростерся,
Долю исполнив свою. Никому ведь из смертных не можно
Смерти уйти — распростерта высокая всюду ограда.
Мыслил и он, что ему не грозит от героев приплывших
Горькая участь, а смерть в ту же ночь его быстро сковала...

Эзонид, убивший Кизика, — это вождь аргонавтов Ясон. Оплакав смерть Кизика, Аполлоний Родосский далее так описывает скорбь его подданых: «...тяжкая скорбь охватила Тотчас героев мининских, когда пред собою узрели Кизика, сына Энея, в крови и во прахе лежащим».

Описав похороны Кизика и страдания его подданных, Аполлоний Родосский возвращается к аргонавтам, которые никак не могут покинуть скорбное место, потому что бушуют жестокие бури и в течение двенадцати дней не дают аргонавтам двинуться дальше. Но вот над головой вождя аргонавтов Ясона начинает порхать птица альциона, «предвещая голосом звонким Бурных ветров прекращенье».

Ампикид Мопс, знающий толк в прорицаниях и знаменованиях, обращается к Ясону с тем, чтобы тот правильно отреагировал на происходящее:

Мопс же Язона, что спал, протянувшись на мягких овчинах,
Сразу толкнул и, от сна пробудив, сказал ему вот что:
«Друг Эзонид, тебе надо взойти на Диндим островерхий
В тамошний храм и с мольбою припасть к пышнотронной богине,
К матери всех блаженных богов, и тогда прекратятся
Страшные бури. Такой я недавно голос услышал –
Глас альционы морской, что, кружась над тобою, пока ты
В крепком покоился сне, обо всем мне об этом сказала.
Ведь от нее, от богини, зависят и ветры и море,
И вся земля, и обитель покрытого снегом Олимпа.
И отступает пред нею, когда на великое небо
С гор она всходит, Кронион Зевс. Равно и другие
Боги бессмертные чтят наводящую ужас богиню».

Совершенно очевидно, кто такая эта самая наводящая ужас богиня, она же — Матерь всех блаженных богов. Это уже знакомая нам Рея/Кибела.

Я так подробно цитирую Аполлония Родосского для того, чтобы у читателя не сложилось ложного впечатления о моей слишком уж большой зависимости от суждений Зелинского. Я крайне уважаю эти суждения и нуждаюсь в них по причинам, которые я изложил выше, говоря о необходимости ориентироваться на настоящих, глубоких специалистов, таких как Зелинский. Но не Зелинский, а Аполлоний Родосский повествует о культе Реи/Кибелы на горе Диндим в Кизике. Зелинский только повторяет и развивает суждение Аполлония Родосского.

Предлагаю читателю ознакомиться с тем, как это делает Зелинский, говоря об исконности культа Реи/Кибелы в Кизике: «В его исконности не может быть сомнения: его учреждение приписывается самому Ясону, посетившему со своими Аргонавтами эту страну фригийских долионов задолго, разумеется, до основания в ней города Кизика. Это обстоятельство заставляет нас внимательнее отнестись к кизикенским мифам об аргонавтах; правда наш древнейший источник Аполлоний Родосский (III в. до Р.Х.), но на его добросовестность положиться можно. Итак, рассказывается, что Аргонавты на пути в Колхиду заехали в страну долионов на Пропонтиде и были радушно приняты ими и их молодым царем Кизиком, сыном Энея (Aineus) и Энеты (прошу отметить это двойное созвучие с именем сына Анхиза и Афродиты-Матери на Иде). Все же, вследствие рокового недоразумения между обеими дружинами, возникла битва, в которой пал молодой царь. Ясон с Аргонавтами должным образом почтил память погибшего, учредил годичное траурное празднество в честь него, и по этому поводу, можем мы добавить, соединяя две разрозненные у Аполлония ветви предания, учредил также культ Великой Матери, грозной владычицы безумия. Точно так же ведь тот же Ясон на Лемносе искупил страшный «лемносский грех» женщин-мужеубийц учреждением у них тех мистерий Кабиров, о которых речь была выше. Нельзя ли, кстати заметим, предположить, что и кизикенский культ Великой Матери принял в себя кабирический элемент? Еще раз вспомним Мефапа и его анданийские мистерии».

Для Зелинского (да и для нас тоже) важно свести в одну точку все древние сюжеты, в которых присутствует культ Реи/Кибелы и кабиров, отправляемый в Кизике. Поэтому он, рассмотрев сюжет, предлагаемый Аполлонием Родосским, сразу же переходит к рассмотрению сюжета, предлагаемому аж самим Геродотом. Вот на какой сюжет из «Истории» Геродота (книга IV) обращает наше внимание Зелинский:

«Скифы, как и другие народы, также упорно избегают чужеземных обычаев, притом они сторонятся не только обычаев прочих народов, но особенно эллинских. Это ясно показала судьба Анахарсиса и потом Скила. Анахарсис повидал много стран и выказал там свою великую мудрость. На обратом пути в скифские пределы ему пришлось, плывя через Геллеспонт, пристать к Кизику. Кизикенцы в это время как раз торжественно справляли праздник Матери Богов. Анахарсис дал богине такой обет: если он возвратится домой здравым и невредимым, то принесет ей жертву по обряду, какой он видел у кизикенцев, и учредит в ее честь всенощное празднество. Вернувшись в Скифию, Анахарсис тайно отправился в так называемую Гилею (эта местность лежит у Ахиллесова ристалища и вся покрыта густым лесом разной породы деревьев). Так вот, Анахарсис отправился туда и совершил полностью обряд празднества, как ему пришлось видеть в Кизике. При этом Анахарсис навесил на себя маленькие изображения богини и бил в тимпаны. Какой-то скиф подглядел за совершением этих обрядов и донес царю Савлию. Царь сам прибыл на место и, как только увидел, что Анахарсис справляет этот праздник, убил его стрелой из лука. И поныне еще скифы на вопрос об Анахарсисе отвечают, что не знают его, и это потому, что он побывал в Элладе и перенял чужеземные обычаи».

Комментируя этот текст Геродота, Зелинский пишет: «Греческий историк приводит это предание в доказательство нетерпимости, с которой скифы относились к чужестранным, особенно же к греческим, обычаям; мы бы его охотно спросили о другом. Был ли кизикенский культ Матери мистическим? В пользу этого говорит аналогия, затем таинственность, с которой его справляет Анахарсис в Скифии (хотя тут возможно и другое объяснение), тимпан и священные изображения. Правда, пришлось бы допустить, что скифский путешественник в свою краткую и, по-видимому, случайную побывку в Кизике дал себя посвятить; но это вполне возможно. На приобщение кабирических элементов указывает одна подробность: обет Анахарсиса на случай его невредимого возвращения домой — а возвращался он морем; мы знаем, что кабирические мистерии обещали посвященным именно счастливое плавание на море; этому обстоятельству они и были обязаны своей популярностью среди моряков».

Эней — вергилиевский устроитель великого Рима. Вергилий — певец императора Августа, превратившего не до конца имперский Рим в подмороженную мудрым августианством мировую империю, клонящуюся к закату.

Эней — дарданец. Дарданцы связаны с Реей/Кибелой и кабирами.

Если верить Зелинскому, то и Эней, и его отец Анхиз тоже связаны не с Афродитой, а с Идейской Матерью, то есть Реей/Кибелой.

А еще с ней связаны аргонавты и пропонтидский Кизик с его горой Диндим.

Могут ли быть обнаружены другие связи? Какие именно?

И какой масштаб в связи с их обнаружением приобретает тема Реи/Кибелы и кабиров, корибантов etc?

(Продолжение следует.)