Судьба гуманизма в XXI столетии

Для того чтобы читатель, продираясь следом за мной сквозь дебри античных образов, не утерял ту политическую нить, без которой он в этих дебрях обязательно потеряется, я буду перебрасывать мосты между эпохами.

Но для начала напомню, что именно в «Энеиде» сказано по поводу Берекинфской богини. Там, как мы уже убедились, сказано, что Рим (то бишь Запад, противопоставляющий свою цивилизованность незападному низкопробному варварству), до пределов вселенной расширив «власти пределы свои» (то есть создав глобальное государство), будет подобен кому? Правильно — Берекинфской богине!

Не удовлетворяясь этой короткой отсылкой, Вергилий настаивает на том, что это уподобление имеет далекоидущий характер. Ибо Берекинфская богиня

...в башненосном венце по Фригийской стране разъезжает, Счастлива тем, что бессмертных детей родила, что и внуки Все — небожители, все обитают в высях эфирных.

Имеем ли мы право утверждать, что бессмертные дети Берекинфской богини и внуки, обитающие в высях эфирных и наделенные некоей особой способностью переходить из этих высей в дольний мир, — это род Энея, наделенный особой исключительностью? И что это та исключительность, которая создает западную идентичность? Ведь если западная идентичность формируется на основе римской, а римская — на основе энеевской, а энеевская — на основе некоего рода, порожденного Берекинфской богиней, то многое становится на свои места. Потому что тогда этот род и есть та жемчужина, которая хранится в раковине цивилизованности. И именно для охраны таких жемчужин создаются такие раковины, как Рим.

Напомню также читателю и о том, что Берекинфской богиней называли матерь богов Кибелу.

Что Берекинф — это один из горных хребтов Иды Фригийской.

Что Ида — это центральный горный массив на острове Крит.

Что в горах критской Иды очень много священных пещер.

Что здесь, по преданию, состоялся тот самый суд Париса, который предопределил дальнейшее развитие событий, приведшее к Троянской войне.

Ибо троянец Парис, отнюдь не первым похитивший Елену Прекрасную, присудил священное яблоко именно Афродите (она же — римская Венера, она же, по преданию, — мать Энея. Тем самым весь священный род Юлиев происходит от Венеры).

Что на северном склоне критской Иды находится знаменитый Идейский грот, где, по преданию, родился Зевс.

Что здесь его охраняли куреты...

И что сами эти куреты...

Обсуждая куретов, считающихся спутниками матери богов, она же — Рея, она же — Кибела, античный историк Страбон обращает внимание своих современников на версию неких писателей, передающих сказания из истории Крита и Фригии.

По мнению этих писателей, излагаемому Страбоном, куреты — это «некие демонические существа». Далее Страбон сообщает, что предания о куретах у этих писателей переплетаются с описаниями разного рода мистерий. В числе этих мистерий главное место занимают оргии в честь матери богов, справляемые во Фригии и в области троянской Иды.

Троянская Ида, как мы помним, — то главное место, откуда стартовал Эней. И это место явно связано с матерью богов и ее спутниками. Там было святилище Кибелы, к которому Эней имел самое прямое отношение. О чем, в частности, свидетельствуют слова его отца Анхиза о матери, владычице рощ Кибеле, о спутниках Кибелы и о том, что всё это имеет прямое отношение и к происхождению того клана, который должен основать Рим, и к будущему Рима.

Итак, оргии в честь матери богов, справляемые во Фригии и в области троянской Иды. Писатели, говорящие об этих оргиях, как сообщает нам Страбон, в одних своих сказаниях говорят о корибантах, в других — о кабирах, в третьих — о идейских дактилях, в четвертых — о тельхинах. В любом случае, речь идет о некоем особом священном племени, тесно связанном с Реей-Кибелой. Племя это состоит из (цитирую Страбона) «людей боговдохновенных и пораженных вакхическим безумием, которые в образе служителей божества при совершении обрядов устрашают людей военной пляской, исполняемой в полном вооружении под шум и звон кимвалов, тимпанов и оружия, в сопровождении флейты и воплей».

Далее Страбон говорит о том, что «эти священные обряды считают в известном отношении родственными обрядам, справляемым самофракийцами, на Лемносе и в неких других местах».

Страбон ссылается на историков, считающих, что эти самые куреты,подобно девушкам, одевались в женское платье. «Ведь у греков, — пишет Страбон, — это было чем-то вроде моды, ионийцы названы длиннохитонными, а воины Леонида выходили в бой с расчесанными волосами, за что, говорят, персы выражали им презрение, хотя в битве и дивились их мужеству».

Эврипид в своем произведении «Вакханки» говорит о Крите как о святой юдоли и одновременно — мрачном приюте куретов. Там был найден одетый кожей обруч, который дико загудел,

С сладкими звуками слиться хотел, Фригийских флейт; тимпан вручили Рее, Но стали петь под гул его вакханки...

Страбон ссылается на Деметрия Скепсийского, ставившего знак тождества между куретами и корибантами и утверждавшего, что речь идет о молодых людях или юношах, исполнявших военные пляски на празднике матери богов.

Поскольку нас особенно интересует вершина Иды, где совершались мистерии в честь фригийской великой матери, то мы не можем избежать проведения параллелей между куретами, корибантами и идейскими дактилями. Очень сходными с гномами, ибо главными их занятиями были плавление и ковка различных металлов, добываемых на горе Ида.

Этих идейских или фригийских дактилей очень часто отождествляли с самофракийскими кабирами, куретами, корибантами, входившими в клан Реи Критской, отождествлявшейся с богиней Кибелой.

Якобы когда Рея рождала Зевса, она, желая облегчить муки, вдавила пальцы в землю и из нее тотчас же выросли дактили — пять женщин из ее левой руки и пять мужчин из правой. Имена критских дактилей-женщин — это тайна, которую строго хранят служители культа. Что же касается дактилей-мужчин, то один из них — Иасий, или Иасион.

Напоминаю читателю, что именно Иасион является родоначальником рода Энея. О нем прямо говорится в «Энеиде», что это тот, от кого «наш род происходит» (имеется в виду род Энея). Что тот Иасион, от которого происходит род Энея, был возлюбленным богини Деметры, чье имя прямо означает Мать-Земля. Что этот священный прародитель рода Энея женился на Кибеле и стал отцом Корибанта. А если и впрямь существует знак равенства между названными выше сущностями, в числе которых корибанты, то некий дактиль по имени Иасион, он же — курет, он же корибант и так далее, находится в очевидном родстве с Иасионом, породившим дактилей, куретов, корибантов и так далее. Искать более однозначных соответствий в том, что касается античной мифологии, невозможно. Потому что эта мифология постоянно дробится, ветвится, ускользает от окончательного логического упорядочивания.

Напомню читателю и другое. Что прародитель Энея был убит за то, что сожительствовал с Деметрой — богиней, чье имя означает Мать-Земля. И что Деметра сочла возможным нарушить правило, согласно которому нельзя возвращать смертных на землю. И возвращала на землю раз в год своего любимого Иасия. Для которого, соответственно, законы смерти не писаны.

Именно в этом содержание элевсинских мистерий. И именно в силу этого содержания на них так рвались все те, кто хотел повторить судьбу Иасия и тоже возвращаться на землю из мрачного Аида или светлого Элизиума. То, как этот Элизиум описывает Вергилий, говоря о специальной территории внутри Элизиума, отведенной для священного рода Энея, который должен возвращаться с этой территории на землю, — очень показательно. Налицо некий особый культ, позволяющий обосновать исключительную избранность того рода, который построит Рим. И, построив этот вечный город, утвердит принцип качественного отличия римской цивилизованности от окружающего варварства и дикости.

С одной стороны, эти куреты, которые то ли взращены из деревьев богом Солнца Гелиосом, то ли рождены Геей, то ли являются потомками идейских дактилей, которых мы уже обсудили.

А. Ф. Лосев в своей «Мифологии греков и римлян» сообщает следующее:

«Миф и культ двойного топора на Крите (и в тех областях, где было влияние Крита) проникал решительно всё бытие, неживую материю, растительный, животный и человеческий мир. Сначала, в древнейшую бронзовую эпоху, этот критский двойной топор, вероятно, не отличали от Кроноса. Это божество мыслилось в супружеских отношениях с великой минойской богиней. А эта последняя — аналог греческой Реи (Кронос — супруг Реи). Историки Истр и Ксенион говорят о жертвоприношениях детей Кроносу и что Куреты спасались от него в идейской пещере».

Напомнив читателю все те сведения о неких сущностях, сопровождавших богиню-мать Кибелу (она же Рея), которые мы обсуждали ранее, и добавив к этому новые сведения, я теперь перекину мост через тысячелетия. И попытаюсь вместе с читателем всмотреться в некие архаические странности, которые вдруг ярко проявили себя на рубеже XVIII–XIX веков в связи с событиями, смысл которых в том, чтобы разорвать связи с любой архаикой.

Так чем же занимается рвущая эти связи Великая Французская революция, произошедшая через тысячелетия после всего того, что связано с Древним Римом? Она действительно рвет эти связи с архаикой? Или же, осуществляя такой разрыв с архаикой на собственно политическом уровне (свобода, равенство, братство, разрушение сословных перегородок, разрыв с религиозным обоснованием верховной власти и так далее), эта же революция не только не рвет с архаикой на других уровнях, но и, напротив, каким-то странным компенсаторным образом восстанавливает в правах наидревнейшую архаичность.

Итак, Французская революция. Почему-то революционеры, дерзновенно рвущие все связи с традициями, провозглашающие приоритет рациональности над всякого рода преданиями, свято верующие в Просвещение как триумф великой рациональности, носят на головах фригийские колпаки. Притом, что эти колпаки явно адресуют всё к той же Кибеле, к связанным с нею мистериям самофракийского и иного типа.

Итак, фригийские колпаки.

Их связь с энеевскими фригийскими пенатами, с фригийскими мистериями, с культом богини Кибелы — очевидна. Эти же колпаки являются символом свободы революции. Речь идет о колпаках красного цвета. Таких колпаках, которые с древнейших времен были головным убором для ряда народов, в том числе фракийцев и даков.

Но главное — уже в Древнем Риме такой колпак, символизировавший свободу, назывался пилеус. Раб, получив свободу и превратившись в свободного простолюдина (чаще всего ремесленника), получал право носить такой колпак. На монете Брута после убийства Цезаря пилеус изображен на оборотной стороне, между двумя клинками.

В 1478 году, после убийства Джулиано Медичи, была отлита медаль, на которой тоже был изображен пилеус. Во время восстаний рабов в Древнем Риме пилеус поднимали на посох, и он становился знаменем.

Во время Великой Французской революции этот пилеус называли фригийским колпаком. И конечно же, пытались разъяснять, что такие колпаки носили и волхвы, пришедшие к младенцу Христу. Но на самом деле было ясно, что это — фригийский колпак, имеющий самое прямое отношение к тем фригийским пенатам, о которых говорит герой «Энеиды».

Кстати, этот колпак какое-то время был головным убором каторжников на галерах. Но когда в 1793 году, в разгар Французской революции, фригийское колпачество стало носить державообразующий характер, каторжникам запретили носить этот убор. Ибо новый освобожденный класс не хотел, чтобы его символы носили те, кого этот класс посылает на каторги.

Фригийское начало победило во Французской революции после того, как 20 июля 1792 года, во время захвата Тюильри так называемыми санкюлотами (то есть уже достаточно радикальными французскими революционерами, менее радикальные взяли штурмом Бастилию 14 июля 1789-го), французский король надел фригийский красный колпак, который ему подали на пике. Вскоре после этого ему отрубили голову.

Фригийский колпак украшает голову Марианны — национального символа Франции. Он достаточно широко используется в США.

Всё это достаточно общеизвестные сведения. Но почему-то немногие проводят внятную параллель между этим фригийским колпаком и фригийскими пенатами, которые Эней вынес из Трои. Между тем, лично для меня эта параллель носит достаточно очевидный характер. Более того, она, протягивая нить от Вергилия в современность, еще и тянет нить от Вергилия в глубочайшую древность, отнюдь не только фригийскую. Она тянет нить в такую древность, что дух захватывает.

И только для того, чтобы протянуть нить из этой древности в современность, я и вернусь к обсуждению священного рода Энея, теснейшим образом связанного с Кибелой, корибантами, кабирами и прочими загадочными знаками той эпохи, которая отнюдь не канула в лету, а продолжает участвовать в формировании наиновейших тенденций. Причем зачастую тенденций самого угрожающего характера.

До сих пор мы обсуждали события, которые последовали за Троянской войной. Но для того, чтобы прояснить ряд существенных деталей, надо приглядеться к тому, что этой войне предшествовало.

Разумеется, тут нам придется иметь дело с содержанием, в котором очень трудно отличить мифологическое от исторического. Но мы ведь занимаемся не историей, а проблемой западной идентичности. И античными корнями этой идентичности. А во всем, что касается идентичности, миф ничуть не менее важен, чем история.

В том, что касается мифа о Тесее как о герое эпохи, предшествовавшей Троянской войне, мифическое и историческое, безусловно, пересекаются. Сам отец истории Плутарх склоняется к тому, чтобы признать Тесея реально существовавшим историческим персонажем. В своем жизнеописании «Тесей» он приводит свидетельства реального существования такого древнего царя в Афинах. Многие подробности Плутарх берет у других историков. Например, у Филохора, жившего в III веке до н. э.

Что же касается Евсевия Кесарийского, написавшего свои знаменитые «Хроники» в начале IV века нашей эры, то он, будучи христианским историком, называет Тесея 10-м царем Афин, правившим тридцать лет после Эгея, с 1234 по 1205 год до н. э.

Разумеется, есть все основания сомневаться в безусловности такой датировки. Более очевидно, что Тесей действительно принадлежит к дотроянскому поколению героев. И что речь идет о герое, который имеет самое прямое отношение к интересующему нас сокровенному древнеафинскому началу. Тому началу, которое Вергилий именует пеласгическим. Для того чтобы в этом убедиться, нужно анализировать не проблематичные исторические сведения, а миф, в котором сказано очень и очень многое. Там сказано, например, что предком Тесея со стороны отца является некий Эрихтоний, который в «Илиаде» и «Одиссее» назван Эрехтеем. Эрихтоний — змеечеловек. Мы тем самым вновь сталкиваемся с древнейшей матриархальной мифологичностью, адресующей к образу матери-земли. Эрихтоний рожден этой самой матерью-землей Геей. Получил от Афины при рождении две капли крови Медузы Горгоны.

Также от Геи рожден и первый царь Афин Кекропс. Обсуждая Кекропса, мы выходим уже на тему потопа и допотопного человечества. Ибо Кекропс — современник Девкалионова потопа. А миф об этом потопе явным образом является вариацией на общую для человечества тему гнева богов, решивших потопить человечество, ковчега, в котором человечество было спасено, и так далее. И тут — что сын Прометея Девкалион, что праотец Ной. Но вернемся к линии Кекропс — Эрихтоний — Тесей.

Согласно мифу, Афина передала младенца Эрихтония дочерям Кекропса. И запретила им заглядывать в ящик. Но они заглянули и испугались. Ибо в ящике была змея, являвшаяся то ли частью тела Эрихтония, то ли его сторожем. Дочери так испугались, что сошли с ума и погибли. Не очень ясно, чего они так испугались, потому что их отец тоже был змеечеловек. Но чего-то они все-таки испугались.

Что же касается Эрихтония, то он и родился совершенно так же, как Кекропс. И обладал, согласно мифу, теми же змеечеловеческими чертами. Итак, предки Тесея — это мудрые полузмеи-полулюди. То есть типичнейшие герои хтонической мифологии. Но сам Тесей уже не является змеечеловеком. Это герой эпохи промежуточной. Находящейся между хтоническим и тесно связанным с ним матриархальным началом — и неким другим началом.

Тесей, конечно же, является не только сыном царя Эгея, но и сыном бога. Причем конкретно бога моря Посейдона. Отец Тесея Эгей прячет Тесея от козней родственников. Возмужав, Тесей возвращается к отцу. Но перед тем, как к нему вернуться, он посвящает богу Аполлону прядь волос спереди. То есть совершает примерно то же, что совершали кабиры. Затем Тесей совершает подвиги. Плутарх настаивает на том, что Тесей совершает подвиги, подражая Гераклу. Когда Тесей приходит в Афины, рабочие, строящие храм, насмехаются над ним, называя его девушкой. Вот еще одна деталь из той же кабирской мистериальности.

Специальным образом стриженые герои, одетые в длинные одежды и напоминающие женщин, но совершающие удивительные подвиги.

Впрочем, всё это — детали. Главное состоит в другом. В том, что именно Тесей выступает от лица Афин главным противником критской талассократии вообще и критского царя Миноса, в частности. Конфликт древнейших Афин, Афин пеласгическо-кекропических — и минойского Крита. Вот что оформляет и моделирует обсуждаемый здесь миф о Тесее.

При этом Тесей является сыном Посейдона. То есть он причастен не только к тайнам земли, которыми владеет в качестве героя, ведущего родословную от матери-земли Геи, но и к тайнам моря. Только будучи причастен и к тому, и к другому, он может выиграть у Крита и его царя Миноса.

Тесей доказывает Миносу свое происхождение от Посейдона, доставая перстень, брошенный царем на дно моря. После чего, придя вместе со спутниками в лабиринт, убивает Минотавра, чудовище, являющееся отчасти быком, а отчасти — человеком. Тесей совершает это при помощи Ариадны, дочери царя Миноса.

Кстати, на Крите ведающий тайны Дедал, отец Икара, сумевший создать крылья, позволяющие человеку летать, обучает Тесея и его спутников священному танцу. Мы вновь соприкасаемся с темой воинских танцев, посвященных богине-матери. А значит, и ко всему, что связано с этой богиней.

Совершая далее подвиги, Тесей переступает черту дозволенного. И соглашается помочь своему другу Пирифою, который хочет добыть себе в жены жену владыки царства мертвых Аида Персефону. Тесея за это приковывают к скале, но его освобождает Геракл. Тесей продолжает действовать столь же дерзостно. В частности, он похищает Елену Прекрасную, которая позже станет причиной Троянской войны. Елена становится женой Тесея. Налицо, как мы видим, множественные пересечения мифа о Тесее с тем, что мы обнаружили, анализируя «Энеиду».

Главное тут состоит в том, что древние Афины и впрямь выступают в мифе о Тесее в качестве такого оазиса высокой цивилизации, который находится в весьма конфликтных отношениях с крито-минойским оазисом. И это представляется весьма и весьма существенным. Ведь поначалу Анхиз предложил своему сыну Энею строить новую Трою не где-нибудь, а на Крите. Но выяснилось, что это ошибка. И что тот КОВЦ, от лица которого должен действовать Эней, ведет свою родословную не с Крита, а из этих древнейших кекропическо-эрихтониевско-тесеевских Афин. Между прочим, имевших с Критом весьма непростые отношения, о чем свидетельствует миф о Тесее.

Кстати, специалисты считают, что в самом имени «Тесей» есть пеласгическое начало. И что это имя, возможно, происходит от догреческого пеласгического «быть сильным».

Мы снова убеждаемся в том, что пеласгическое начало приковывает к себе внимание Вергилия, стремящегося построить римскую идентичность не на минойском или микенском, а на ином, наидревнейшем, фундаменте. Фундаменте, который теснейшим образом связывает пеласгическое, то есть историческое догреческое начало с началом мифологическим. В котором очевидным образом присутствует откровенная и далеко идущая хтоника.

Мы убеждаемся также в том, что в мифе о Тесее, отражающем конфликт крито-минойской цивилизации с цивилизацией афинско-пеласгической, находится место для Елены Прекрасной. И что тем самым троянское начало, выступающее на первый план в «Энеиде», вполне сочетается с ее афинско-пеласгическим началом. Которое является не столь бросающимся в глаза, как начало собственно троянское. Но которое очевидным образом преобладает в «Энеиде», и без которого не было бы ни «Энеиды» вообще, ни той роли, которую это произведение сыграло в формировании западной идентичности.

И наконец, мы убеждаемся, что афинско-пеласгическое начало, связанное с культом Кибелы и с ее священным потомством, способно воздействовать на то, что происходит в постантичный период западной истории. Это начало, находясь в очень сложном, враждебно-любовном соотношении с началом крито-минойским, способно вдруг всплывать с исторических глубин на поверхность. Чему прямое свидетельство — рассмотренная нами история с фригийскими колпаками. И ведь не только она!

Элладская цивилизация... В принципе, это не очень точный термин. Потому что, говоря об элладской цивилизации, имеют в виду элладский период в истории Греции. Между тем, для греков слово «Греция» является чужим, римским, навязанным им враждебной могучей силой Древнего Рима. Сами греки как раз и называют свою страну Элладой. Они так называют саму страну на всех этапах истории. Говорить об элладском периоде греческой истории — всё равно, что говорить о греческом периоде в греческой истории. Или об элладском периоде в истории Эллады. И тем не менее, термин «Элладская цивилизация» является общепризнанным. А я здесь не собираюсь изобретать какие-то новые термины.

Говоря об элладском периоде, исследователи — между прочим, как современные, так и античные — имеют в виду период, связанный с догреческими обитателями Эгейского региона. Главные из таких обитателей — конечно же, пеласги. Гораздо реже упоминаются минийцы, кавконы, лелеги и другие народы.

История Греции делится на следующие периоды.

Период № 1 — доисторическая Греция (вплоть до ХХХ века до н. э.).

Для нас во всем, что касается этого периода, интересен только его самый конец. На рубеже 4-го и 3-го тысячелетия до н. э. в Древней Греции начинают возникать настоящие дома, прокладываться дороги. И возводиться крупные здания для вождей, именуемые протодворцами. Всё, что происходит до этого, типично для всех регионов земного шара. Но столь раннее возникновение цивилизации, которая уже не может быть сведена к элементарным сельскохозяйственным поселениям, заслуживает внимания. Кстати, несмотря на факт существования подобной цивилизации отнюдь не только на Крите, древнейшее цивилизованное начало упорно очень многими сводится именно к Криту. Между тем, оно существенно шире. В рассматриваемый период существуют и культуры, явно связанные с пеласгами, и культуры, связанные с Критом. И другие культуры.

Раннеэлладский, доахейский период в развитии так называемой Эгейской цивилизации длился с ХХХ по XXI век до н. э. И он был периодом более высокого развития, нежели следующий Среднеэлладский период. Да-да, это был период именно более, а не менее высокого развития. На этом периоде главным действующим лицом было догреческое, доиндоевропейское население. Которое и создало первые крупные поселения, первые протодворцовые комплексы. А вот когда на следующем периоде вторглись первые волны носителей греческого языка — ахейцев, уровень достигнутой ранее цивилизованности оказался понижен.

Итак, если мы рассматриваем пеласгов как основу раннеэлладского, доахейского, периода в развитии эгейской цивилизации и сопрягаем римскую идентичность с этим периодом, то мы должны твердо сказать, что речь идет о доиндоевропейском периоде. И идентичность, с ним связанная, на него опертая, им оперирующая, не может не носить доиндоевропейских черт. О чем, собственно, и говорят культ великой богини (Геи, Кибелы), хтоническая укорененность данной культуры и неизбежные при этом хтонические слагаемые в той идентичности, которая возникает в лоне этой культуры. И неизбежно будет вступать в конфликт с другими идентичностями, формируемыми в лоне других культур.

(Продолжение следует)