Судьба гуманизма в XXI столетии

Я утверждаю, что Вергилий строит определенную модель той войны, которая развязалась на италийской земле после прибытия Энея в то место, которое ему было предначертано и которое позже стало Римом. И что эту модель правомочно называть новым изданием Троянской войны.

Доказать это утверждение нетрудно. Тут достаточно любой внятной цитаты из соответствующей книги «Энеиды». А вот для того чтобы стало ясно, в какой мере реализуется Вергилием эта модель италийской войны, развязанной потусторонними силами, надо не скупиться на развернутые цитаты, что я и делаю.

Я уже ознакомил читателя с обещанием Юноны, то есть Геры, являющейся одной из олимпийских зачинательниц первой Троянской войны, привести в брачный покой дочери царя Латина спутницу бога Марса, богиню войны Беллону. Но ведь Юнона не ограничивается такой угрозой в адрес дочери царя Латина! Она проводит развернутые параллели между тем, что намерена совершить по отношению к Энею и его невесте, и тем, что было совершено при развязывании Троянской войны.

Сказав о том, что в брачный покой невесты Энея ее отведет Беллона, то есть что свадьба Энея и дочери царя Латина обернется войной, Юнона далее говорит, что

Не только
Дочь Киссея на свет родила горящее пламя —
Также рожден и тобой, Венера, для Трои воскресшей
Новый Парис и второй губительный свадебный факел.

Вот каков масштаб параллели, проводимой Юноной между организованной при ее содействии Троянской войной и тем, что она снова организует в качестве второй редакции этой войны. Дочь царя Киссея — Гекуба. Когда она была беременна Парисом, ей приснился вещий сон. Она в этом сне рожала горящий факел, то горящее пламя, о котором говорит Юнона в приведенной мною выше цитате. Далее Юнона говорит, что Эней — это новый Парис, рожденный Венерой, для Трои воскресшей. И что этот новый Парис станет новым губительным свадебным факелом, теперь уже для Рима как новой Трои.

Я уже сообщал читателю о поразительном теологическом приеме, используемом Вергилием. И о том, что суть этого поразительного приема — в построении парадоксальной иерархии божественных могуществ. Выясняется, что могущество самой Юноны, фактически всемогущей жены Юпитера, одного из главных олимпийских божеств, крайне ограничено и что намного могущественнее этого божества некая темная богиня Алекто. Могущество темной богини Алекто, которую Юнона называет «дочь безбрачная Ночи», несопоставимо больше, чем могущество Юноны. Утверждая это, Вергилий возносит на недосягаемую высоту темных неолимпийских, а в каком-то смысле и антиолимпийских богинь, которые могут обладать разными конкретными именами. Но эти имена — лишь маски, скрывающие лики тех Матерей, о которых сказано Мефистофелем в «Фаусте», Матерей, адресующих к темному матриархату, Матерей, которые так волновали ту часть гиммлеровского СС, которая окончательно разорвала с патриархатом, решив поклоняться предельно древнему темному матриархальному многоликому божеству, один из ликов которого — обсуждаемая нами Кибела.

Кстати, Юнона прекрасно осознает многоликость того темного божества, которого она просит о помощи. Сообщив о способности Алекто

...свести в поединке любящих братьев,
Дом наполнить враждой и бедой, чтобы в нем погребальный
Факел не гас...

Юнона далее обсуждает тему многоликости этой самой Алекто. Она говорит Алекто:

...ты сотни имен принимаешь и сотни
Способов знаешь губить. Так найди в душе своей щедрой
Средство разрушить союз и посеять преступную распрю...

Устами Юноны Вергилий сообщает нам о том, что у темной богини, несравненно более могущественной, чем сама Юнона, не просто много имен. Этих имен — сотни.

По поручению Юноны Алекто сводит с ума мать невесты Энея — Амату. Алекто постепенно сводит с ума Амату. Вергилий подробно описывает это поэтапное сведение с ума матери невесты Энея.

Он говорит о том, что еще до вмешательства Алекто Амата была крайне недовольна сватовством Энея.

Тевкров нежданный приход и брак отвергнутый с Турном
Сердце царице зажгли обидой женской и гневом.

Но эти обычные материнские обида и гнев, согласно Вергилию, могут быть лишь благодатной почвой, на которую Алекто бросает свои темные страшные семена. Темную магию Алекто, сеющей эти семена, мы уже обсудили (вырванная из волос Алекто змея, помещенная Алекто у сердца Аматы, беснования, порожденные этой змеей, проникновение первой порчи в душу Аматы и так далее).

Описывая всё это, Вергилий настойчиво проводит мысль о том, что Эней, против которого сотворяются темные козни, — это не просто троянец или тевкр, это фригиец.

Протестуя против брака Энея со своей дочерью, Амата, как мы помним, «Стала оплакивать дочь и с фригийцем брак ненавистный».

Назвав устами Аматы Энея именно фригийцем, что для нас важно в связи с основным сюжетом о доставке из фригийского Пессинунта в Рим священного черного камня, являющегося пессинунтской Кибелой, Вергилий далее этого же Энея именует тевкром.

Мы уже обсудили то, что Амата упрекает своего мужа Латина в пособничестве «изгнанникам-тевкрам» («Дочь неужели отдашь ты, отец, изгнанникам-тевкрам?»), что она проводит параллель между Энеем и Парисом, которого Амата называет фригийским пастухом, проникшим к спартанцу Менелаю и умыкнувшим Елену.

Мы уже обсудили и то, как Амата восхваляет Турна, племянника Латина, которому обещан брак с дочерью царя Латина.

Обсудили и микенский генезис рода Турна.

Стремясь не допустить брака дочери с Энеем, обезумевшая Амата фактически похищает свою дочь и укрывает ее в лесистых горах. Зачем? Вергилий нам сообщает: «Чтобы у тевкров отнять невесту и свадьбу расстроить».

Противостояние обезумевшей Аматы браку дочери с Энеем предстает у Вергилия в виде матриархального бунта. Заражаясь от Аматы неистовством, многочисленные матери зажигаются безумием. Вергилий так описывает этот матриархальный психоз:

Все покидают дома, распускают по ветру косы,
Полнят чуткий эфир переливами воплей протяжных,
Копья из лоз в руках, на плечах — звериные шкуры.
Мать несется меж них с горящей веткой смолистой.
Брачные песни поет, величая Лавинию с Турном;
Кровью налившийся взгляд блуждает; вдруг восклицает
Голосом хриплым она: «Ио, латинские жены!
Если, как прежде, жива любовь к несчастной Амате
В преданных ваших сердцах, если прав материнских лишиться
Горько вам — рвите с волос повязки, оргию правьте
Вместе со мной!» Так по чащам лесным, где лишь звери таились,
Гонит ее Аллекто и вакхическим жалит стрекалом.
Видит богиня: сильны порывы первые буйства,
Рухнули замыслы все царя, и дом его рухнул.

Здесь очевидным образом описана древняя матриархальная оргия, здесь описан матриархальный бунт, организуемый жрицами темного матриархального божества.

Показав этот бунт, эту древнюю матриархальную оргию, этот протест против патриархального права отца единолично распоряжаться дочерью, в том числе и выдавая ее замуж по его усмотрению, этот оргиастический материнский протест, опирающийся на наидревнейшее матриархальное право распоряжения детьми, Вергилий далее описывает то, как Алекто разжигает недовольство Турна отказом Латина отдать за Турна свою дочь, то есть отказом выполнить свое обещание.

Разжигая это недовольство Алекто определенным образом именует Энея, что для нас имеет значение. Алекто, приняв образ Калибы, жрицы Юноны, предстает перед Турном во сне, обращаясь к нему с такими словами:

Стерпишь ли, Турн, чтоб труды твои все понапрасну пропали,
Чтобы твой жезл перешел так легко к пришельцам дарданским?
Царь невесту тебе с приданым, купленным кровью,
Дать не желает: ему иноземный нужен наследник!
Что ж, на посмешище всем истребляй тирренские рати,
Даром иди хоть на смерть, покой охраняя латинян.
Мирный сон твой смутить и все сказать тебе прямо
Дочь Сатурна сама всемогущая мне приказала.
Так не замедли призвать италийцев юных к оружью,
Радостно в бой их веди на вождей фригийских, разбивших
Стан у прекрасной реки, и сожгли корабли расписные!

Призыв сжечь расписные корабли, именование Энея и его спутников дарданскими пришельцами, призыв вести италийцев в бой на фригийских вождей — всё это слагаемые создаваемой Вергилием модели, в которой находится место и фригийской теме, и дарданцам, и гомеровской теме сжигаемых расписных кораблей.

Турн, к которому Алекто обращается с этими призывами, приняв относительно пристойный облик жрицы Юноны, отвергает призывы жрицы. Тогда взбешенная Алекто является Турну в своем подлинном обличьи. Вергилий сообщает нам, что отказ Турна следовать указаниям жрицы Юноны, в обличии которой ему является Алекто, вызывает у нее бешенство, резко увеличивающее эффективность воздействия Алекто на Турна: «Гневом от этих слов (об отсутствии необходимости бороться с Энеем — С. К.) загорелось фурии сердце».

Речь свою Турн оборвал, внезапной дрожью охвачен,
Взор застыл у него: зашипели эринии змеи,
Страшный лик открылся пред ним, и очи, блуждая,
Пламенем злобным зажглись. В замешательстве вновь порывался
Турн говорить, но, грозя, поднялись на челе у богини
Гады, и, щелкнув бичом, Аллекто его оттолкнула.
«Вот я, — вскричала, — кого побежденная немощью старость,
К правде слепая, средь битв морочит ужасом тщетным!
Видишь меня? Я пришла из приюта сестер ненавистных...

«Я пришла из приюта сестер ненавистных...» — сильный, зловещий образ, волновавший многие души на протяжении многих веков и даже тысячелетий.

Мы убедились, что темные матриархальные божества, они же «сестры ненавистные», котировались намного выше, чем какие-то там жрицы вроде бы всесильной Юноны. Да никакая она на самом деле не всесильная! По крайней мере, именно это утверждает Вергилий, которого, как и его покровителя Августа, донельзя волнует особая сила темных доолимпийских богинь. Но ведь и Гёте она волнует, и его предшественников, и Штайнера, и Юнга, и Нойманна... И, конечно же, людей, жаждущих не темных знаний, а полученной с их помощью власти. И тут что императоры, что боссы СС.

Напугав Турна как следует и побудив его к войне, которую Вергилий называет войной против «латинян и тевкров», поэт далее описывает подготовку к этой войне, используя для этого те же приемы, которые использовал Гомер при описании Троянской войны.

Побудив Турна к войне с Энеем, Алекто далее побуждает Аскания, сына Энея, убить во время охоты некоего священного одомашненного оленя.

Чтобы отомстить за это убийство, те, кто поклоняются оленю, вооружаются и нападают на лагерь Энея и его спутников.

Начинается бой. За погибших в бою надо отомстить.

Алекто докладывает Юноне о своих успехах. Она говорит ей:

Вот тебе всё: и война, и раздор, разделивший народы.
Вновь попробуй теперь их связать союзом и дружбой,
После того как гостей окропила я кровью латинской.
Больше сделаю я, если воля твоя неизменна:
Ближние все города подниму и, слухи посеяв,
Дух авзонийцев зажгу безумной к битвам любовью,
Всех на подмогу пошлю, все поля покрою оружьем.

Юнона поддерживает деятельность Алекто, но говорит, что Алекто следует вернуться в ту тьму, из которой она была вызвана. И что далее сама Юнона продолжит осуществление проекта, запуск которого потребовал небезопасного явления Алекто из мира тьмы в здешний подлунный мир.

Как же именно развивает Юнона, которую Вергилий упорно называет дочерью Сатурна, тот кровавый проект, начальная, наиболее трудозатратная стадия осуществления которого была поручена аж самой Алекто. Вот что сообщает нам Вергилий по этому поводу: «Дочь Сатурна меж тем, завершая фурии дело, Пуще раздор разжигать принялась. Устремляется в город С поля рать пастухов (поклонников оленя — С. К.) и несет с собою убитых — Альмона тело и труп изувеченный старца Галеза (владельца стад, который пытался примирить мстящих за оленя пастухов с соратниками Энея — С. К.)».

Все взывают к богам и Латина в свидетели кличут,
Тевкров в убийстве винят. Появляется Турн средь смятенья,
Множит укорами страх: недаром призваны тевкры,
Сам он отвергнут не зря — царь желает с кровью фригийской
Кровь свою слить. И пока по лесам в вакхическом буйстве
Матери мчат без пути, увлекаемы славой Аматы, —
Их сыновья, собравшись толпой, к Маворсу (то есть Марсу, богу войны — С. К.) взывают.
Знаменьям всем вопреки, вопреки велениям рока,
Требуют люди войны, извращая волю всевышних.

Латин, от которого требуют начать войну с Энеем и его соратниками, отказывается выполнить это требование. Он отказывается в том числе и от выполнения жреческих обязанностей, согласно которым он должен собственноручно открыть храмовые двери войны. За Латина это обстоятельство выполняет Юнона:

Тут слетела с небес царица богов и толкнула
Створы своею рукой; неподатливый шип повернулся,
Прочный сломался засов — и двери войны распахнулись.

В полном соответствии с фундаментальным замыслом, согласно которому война Энея с Турном должна, в каком-то смысле, стать полным повторением Троянской войны, знакомой современникам Вергилия по Гомеру, Вергилий подробно описывает все атрибуты новой Троянской войны — доспехи, коней, места, где куют доспехи и т. д.

Вергилий сознательно повторяет очень и очень многое. Он призывает муз помочь ему в описании предстоящей войны. Он, следуя гомеровскому образцу, перечисляет участвующие в войне италийские рати.

Перечисляя эти рати, Вергилий, наряду с прочими, упоминает и того, кто нам нужен. Собственно, ради этого напоминания мы и занялись снова детальным прочтением Вергилия. Вот что сообщает поэт:

Мощные вывел войска и потомок древних сабинян,
Клавз, который и сам подобен мощному войску:
Клавдиев племя и род от него пошли и проникли
В Лаций, когда уделил место в Риме сабинянам Ромул.

Похищение сабинянок — сюжет широко известный. И тем не менее я его напомню читателю.

Римские историки повествуют о том, что изначально Рим был заселен мужчинами. И что соседние племена не хотели выдавать своих дочерей за римлян, ссылаясь при этом и на бедность римлян, и на их чуждость италийской земле. Тогда первый царь Рима, полулегендарный Ромул (753–716 до н. э.) пригласил своих соседей сабинян на праздник консуалий. По легенде, этот праздник учредил сам Ромул, откопавший в земле священный алтарь бога Конса, который изначально являлся богом-смотрителем запасов зерна. Со времен покровителя Вергилия Августа, Конс стал богом доброго совета (отсюда слово консультация), а также богом тайного совета.

Считается, что Конс входил в Совет Богов, включавший двенадцать главных божеств Древнего Рима. В Совет входили шесть богов и шесть богинь. Якобы совет созывался в помощь верховному богу Юпитеру. Созывался он для принятия самых важных решений. На таком совете, к примеру, боги, по преданию, решали судьбу Трои и Атлантиды.

Праздник консуалий справлялся 21 августа и 15 сентября. Во время праздника проводились скачки на конях и ослах. Осел и конь считались священными животными бога Конса.

Пригласив своих соседей сабинян отпраздновать консуалий, римляне рассчитывали на то, что сабиняне явятся со своими девушками. Расчет оказался верным. Во время праздника римляне напали на безоружных сабинян и похитили девушек-сабинянок. Сабиняне объединились с латинянами и начали войну против римлян. Римляне быстро справились с латинянами, напавшими на их город. Но с сабинянами им оказалось справиться намного труднее. Тем более что одна весталка, дочь начальника Капитолийской крепости Спурия Тарпея, предательски открыла сабинянам, осаждавшим Рим, ворота этого вечного города. Она и ее отец были обвинены в измене и сброшены со скалы, которая стала именоваться Тарпейской. С этой скалы римляне сбрасывали государственных преступников.

Итак, при помощи этой весталки сабиняне завладели Капитолием. Началась затяжная война с римлянами. Она была удачной для сабинян, которые сумели обратить римлян в бегство. Но Ромул попросил поддержки у Юпитера. Тот направил сабинских женщин, у которых уже были римские мужья, с тем, чтобы преградить дорогу преследующим римлян сабинянам. Сабинские женщины распустили волосы, разорвали одежду и в этом виде встали между римлянами и сабинянанми, умоляя их прекратить битву. Сабиняне выполнили их просьбу.

Между сабинянами и римлянами был заключен вечный мир. Римляне и сабиняне соединились в одно государство. Соправителями государства стали сабинский царь Тит Таций, под руководством которого сабиняне обратили римлян в бегство, и римский царь Ромул.

Религия объединившегося народа была по взаимной договоренности римлян и сабинян общей для этих народов. Римляне, кроме своего имени, должны были взять себе еще сабинское имя и именоваться квиритами.

В память о том, как именно сабинские женщины спасли Рим, царь Рима Ромул учредил особый праздник Матурналий и очень сильно расширил права женской части единого римско-сабинского общества.

Вергилий, описывая воинство Турна так, как Гомер описывал антитроянское ахейское воинство, с особым уважением описывает входящие в это воинство отряды Клавза, потомка древних сабинян.

Я уже ознакомил читателя с началом этого описания. Теперь продолжу ознакомление. Сказав о том, какое место в Риме уступил сабинянам Ромул, Вергилий далее, описывая войско потомка древних сабинян Клавза, сообщает об отдельных отрядах этого войска. Вот что конкретно он сообщает:

С ним (Клавзом — С. К.) амитернский отряд и когорта древних квиритов,
Все, что в Эрете живут и в оливковых рощах Метуски,
Иль на Розейских полях близ Велина, иль в стенах Номента,
Иль на Северской горе и на Тетрикских скалах суровых;
Все, что из Форул пришли, из Касперии, быстрой Гимеллы,
Все, кого Тибр поит и Фабарис, кто из холодной
Нурсии прибыл и кто из Латинских пределов, из Горты,
Жители мест, где текут зловещей Аллии струи, —
Воинов столько же шло, сколько волн бушует в Ливийском
Море, когда Орион в ненастные прячется воды...

Я ознакомил читателя с этим описанием по нескольким причинам.

Во-первых, потому что это описание с предельной убедительностью говорит о сходстве вергилиевских и гомеровских построений, а значит, и о том, что Вергилий действительно пытается представить войну Энея с Турном как вторую Троянскую войну.

Во-вторых, потому что из описания явствует, насколько комплиментарен Вергилий по отношении к Клавзу и его роду.

В-третьих, потому что в описании есть нечто кроме перечисления различных италийских районов, откуда прибыло войско Клавза. Описывать эти районы я не буду, потому что описание сильно растянет текст и ничего существенного нам не подарит. А вот адресация Вергилия к амитернскому отряду и когорте древних квиритов — существенна.

С квиритами мы уже разобрались. Амитернский отряд — это отряд из древнего сабинского города Амитерна. Отводя этому отряду особое место, Вергилий демонстрирует трепетность своего отношения к сабинской теме как таковой. А значит, и к роду Клавза.

Отметив это обстоятельство, позволю себе короткий комментарий по поводу не столь существенных, но и не лишенных значения «струй зловещей Аллии».

Аллия — это река. Она названа зловещей в связи с поражением, которое на этой реке потерпели римляне, разбитые галлами в 390 году до нашей эры.

Характерно, что Вергилий, живший гораздо позже, остро переживает тем не менее это давнее поражение. Настолько остро, что называет реку Аллию зловещей.

В-четвертых, потому что, согласно описанию Вергилия, войско Клавза огромно. Число воинов равно не только количеству волн в Ливийском море, но и количеству спелых колосьев на тучных нивах и так далее.

Завершая рассмотрение вергилиевского сюжета, сообщу читателю, что следуя троянской традиции, Вергилий вводит в войско Турна, чей род, как мы уже поняли, имеет отношение к Микенам, а значит, и к предводителю антитроянских ахейцев микенскому царю Агамемнону, еще и собственно микенский отряд. С этим отрядом Вергилий нас знакомит сразу после того, как завершает описание войска Клавза: «Вслед Агамемнона друг, Алез, ненавистник троянцев».

Алез — это возница Агамемнона. Называя Алеза ненавистником троянцев, Вергилий усиливает то, что я назвал моделью второй Троянской войны. Воюет не только Турн, ведущий свой род из агамемноновских Микен с противником Агамемнона троянцем Энеем. С троянцем Энеем воюет воинство Агамемнона, возглавляемое другом Агамемнона, которого Вергилий называет ненавистником троянцев. На этом я завершаю свое новое обращение к Вергилию, порожденное необходимостью подробного рассмотрения Клавза в связи с особой ролью представительницы этого рода Клавдии Квинты. И возвращаюсь к Овидию, подробно описывающему роль этой Клавдии в интересующем нас вопросе о прибытии в Рим загадочной пессинунтской Кибелы.

(Продолжение следует.)