Судьба гуманизма в XXI столетии

Запись в дневнике царя Николая II, сделанная 24 февраля 1895 года: «Бадмаев, бурят, крестник Папа (то есть крестник царя Александра III — С. К.), был у меня, много занимательного рассказал о своей поездке по Монголии».

Запись в дневнике царя Николая II, сделанная 26 марта 1895 года: «После завтрака имел продолжительный разговор с Бадмаевым о делах Монголии, куда он едет. Много занимательного и увлекательного в том, что он говорит».

Письмо Бадмаева министру финансов С. Витте, датируемое 26 декабря 1896 года: «Дорогой Сергей Юльевич! Вспомните начало нашего знакомства. Вы только умом обнимали Восток, хотя мало были знакомы с ним. Вы по воле в бозе почившего государя Александра III энергично настояли на проведении Сибирской железной дороги, изыскав для этого средства. Вы шире взглянули на это дело, когда узнали важное значение Китая для этой дороги, если она будет соединена с внутренними провинциями собственно Китая. Вы, вероятно, вспомните ту записку, которую я подал государю императору в самый разгар войны Японии с Китаем. Я просил четыре вещи, первая в том, чтобы Россия принудила Японию заключить мир; второе — чтобы никоим образом Россия не допустила Японии захвата на материке (цитирую так, как написано, — С. К.); третье в отдельной записке — чтобы Россия удалила японского посланника Нисси как вредного человека; а четвертое, с чем Вы не согласились, — полного преобразования Приамурского края, преобразования Азиатского департамента и факультета восточных языков».

Я только что процитировал неоспоримые исторические документы. Может ли даже очень известный врач так разговаривать с царем (или, точнее, царями) и высшими государственными чиновниками? Нет, так может разговаривать только очень влиятельный делатель политических решений, использующий для того, чтобы их делать, свое врачебное искусство, свою оккультную репутацию и многое другое.

То, что Бадмаев долгое время был одним из тех, кто лечил царя и его семью, знают все специалисты, исследующие механизмы принятия решений в царствование Николая II. Я имею в виду не конспирологов, а историков, опирающихся на документы и авторитетнейшие свидетельства. Эти историки, проведя соответствующую работу, убедились в том, что Бадмаев не ограничивался целительством. Что, завершив свой врачебный визит, Бадмаев начинал беседовать с царем Николаем II, например, о происках англичан, которые уже получили необходимые позиции в Кашмире и готовятся к захвату Тибета, который имеет решающее значение для контроля над Монголией, Туркестаном, Манчжурией. И который может существенно влиять на отношения к России всего буддийского мира.

Вот еще одно письмо Бадмаева Николаю II, датированное 1907 годом: «Ваше Величество, при дворе богдыхана соглашение министра финансов с Лиханчугом о железнодорожной линии было понято в неблагоприятном для России смысле. Японцы и европейцы, воспользовавшись этим, успели убедить китайских вельмож, что такая агрессивная политика России угрожает Китаю. Японцы, заручившись благожелательством европейцев, Америки и Китая, объявили нам войну для того, чтобы доказать всем, а главное — многомиллионному Китаю — могущество Японии и в то же время показать слабость России. Этого они вполне достигли. Японцы вели войны с Россией, а захватили вассальное Китаю государство Корею и китайскую провинцию Южную Манчжурию, занятую нами, а также перехватили половину нашего Сахалина... Современные деятели обязаны мудро исправить нашу ошибку на Востоке, умело начать переговоры с властями Китая и изменить существующие условия, возникшие на Манчжурской ж-д после Портсмутского договора. Всевозможные столкновения по делам Манчжурской ж-д с китайскими властями будут раздуты японцами и дадут повод к серьезным неожиданностям... Наши богатейшие окраины до тех пор в опасности, пока японцы не будут окончательно разбиты нами на материке».

В своей книге «Последние дни императорской власти» Александр Блок так описывает влияние Бадмаева на царя и его семью: «Бадмаев — умный и хитрый азиат, у которого в голове политический хаос, а на языке шуточки, и который занимался, кроме тибетской медицины, бурятской школой и бетонными трубами — дружил с Распутиным и Курловым... При помощи бадмаевского кружка получил пост министр внутренних дел Протопопов».

Родственники Бадмаева и его поклонники настаивают на том, что Бадмаев не был близок с Распутиным или, точнее, имитировал эту близость для того, чтобы проникнуть в душу своего очевидного конкурента, тоже стремившегося и целительствовать, и давать советы царю.

Спору нет, два целителя, стремившихся одновременно с целительством осуществлять некое «серое кардинальство», не могут до конца ужиться друг с другом. «Серое кардинальство», к которому стремились и Бадмаев, и Распутин, — на двоих не делится. Однако анализ связей Бадмаева и связей Распутина показывает, что эти два конкурента входили в одну элитную группу.

При этом Бадмаев был и умнее, и влиятельнее Распутина. Намного раньше Распутина он построил отношения с царствующим домом, он сумел сохранить эти отношения после того, как умер покровительствовавший ему Александр III и взошел на престол Николай II. Бадмаев, в отличие от Распутина, позиционировал себя отнюдь не как влиятельного маргинала. Он был действительным статским советником и очень гордился этим. Уловив исходивший от Николая II и его семьи новый запрос, не существовавший в эпоху Александра III, Бадмаев как чуткий и опытный царедворец стал подлаживаться под этот запрос. Говоря о «новом запросе», я имею в виду запрос на мистику, чудотворство, юродство даже. Бадмаев понимал, что не может удержать в условиях этого нового запроса монопольное положение при дворе. И стал подлаживаться под тех, кто больше, чем он, отвечал требованиям, сформулированным в этом негласном и невнятном, но очень много определяющем «новом царском запросе».

Отвечали же этому запросу такие личности, как Сергей Михайлович Труфанов, он же — иеромонах Илиодор (1880–1952). Говоря об иеромонахе Илиодоре, следует оговорить, что данный иеромонах стал расстригой после 17 января 1913 года. Но будучи крайне активным участником «Союза русского народа» в 1905–1906 годах, став другом Григория Распутина (при помощи которого выдвинулся и с которым потом начал бороться), основав по благословению Григория Распутина в Царицыне Свято-Духов монастырь, установив при помощи Григория Распутина связи лично с императрицей Александрой Федоровной, Илиодор был, безусловно, одной из фигур, разыгрываемых Бадмаевым. Который и продвигал Илиодора ко двору, и прятал его от преследований. Впоследствии Илиодор, прежде чем сбежать в США, участвовал в подготовке одного из покушений на Распутина. Но, как в таких случаях говорят, милые бранятся — только тешатся. Близость Бадмаева к Илиодору так же несомненна, как и близость к Распутину. Бадмаев был умнее и могущественнее, образованнее и целеустремленнее всех тех, кого использовал в своих хитросплетениях, порожденных новым царским заказом.

Все эти Мити Козельские (юродивый, не владевший человеческой речью и подававший советы царю с помощью мычания), босоногие странники Васи, Матренушки-босоножки и прочие удовлетворители нового царского запроса чуть раньше или чуть позже оказывались инструментами в руках Бадмаева. Их использовали и выбрасывали как дешевые средства, с помощью которых удавалось решить задачу.

Что же касается Илиодора и духовного наставника епископа Гермогена (1858–1918), в миру — Георгия Ефремовича Долганова, то по отношению к ним Бадмаев выступал в качестве устойчивого покровителя. Он начал играть эту роль задолго до разрыва Илиодора и Распутина. Он играл ее в условиях прочнейших связей Илиодора и Распутина.

Рост влияния Распутина при дворе привел к тому, что Бадмаев мог достаточно редко общаться лично с царем и его супругой. Но он находился с ними в переписке. Передаточным звеном при этом была знаменитая Анна Александровна Вырубова, урожденная Танеева (1884–1964), ближайшая подруга императрицы и ее фрейлина.

Но главным каналом, с помощью которого Бадмаев компенсировал свою относительную потерю влияния на царя и царицу, был, представьте себе, Григорий Распутин. Бадмаев обрабатывал Распутина, Распутин — Вырубову, а Вырубова — царя и царицу. Между тем, у Бадмаева была, в отличие от Распутина, разветвленная элитная клиентура. Именно эта клиентура вырабатывала вместе с Бадмаевым позицию по кадровым и иным вопросам. В том числе и по вопросу о назначении министром внутренних дел (один из ключевых постов Российской империи) Александра Дмитриевича Протопопова (1866–1918).

17 марта 1917 года Временное правительство учредило ЧСК — Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств.

В показаниях, которые дал ЧСК председатель Государственной думы М. В. Родзянко (1859–1924), говорилось следующее: «Самый вредный, самый страшный человек для государства, для этой разрухи оказался Протопопов. На меня всё это производит такое впечатление, что последствия ужасные, но сделано это недостойным, незначительным человеком. Потому что он больной человек, я это положительно утверждаю. У него мания величия, он какой-то ясновидящий... Он как закатит глаза, так делается как глухарь — ничего не понимает, не видит, не слышит. Я позволю себе утверждать, что это ненормальный человек».

Что касается самого Протопопова, то он сообщил ЧСК, что с начала 1900-х годов проходил лечение у известного «тибетского врача» П. А. Бадмаева. ЧСК установила, что у Протопопова в 1915–1916 годах были психотические эпизоды, во время которых он полностью терял контроль над собой: бегал на четвереньках, катался по полу, покушался на самоубийство. Назначение Протопопова министром внутренних дел 16 сентября 1916 года было полным триумфом «круга Бадмаева», потому что другие кандидаты этого круга — например, назначенный 20 января 1916 года Председатель Совета министров Борис Владимирович Штюрмер (1848–1916), — оказались ненадежны и стали ориентироваться либо на самого Распутина, либо на разного рода проходимцев, близких к Распутину. Таких, как агент охранного отделения, чиновник особых поручений Департамента полиции, надворный советник И. Ф. Манасевич-Мануйлов (1869–1918).

Протопопов зарекомендовал себя как надежный ставленник круга Бадмаева. Другим таким надежным ставленником стал генерал Павел Григорьевич Курлов (1860–1923), друг Протопопова, назначенный товарищем министра внутренних дел.

Бадмаев, Курлов и Протопопов образовали тесно сплоченное ядро, способное проводить решения на высшем уровне благодаря доверительным отношениям с Распутиным. Анализ писем Бадмаева к царю и царице позволяет утверждать, что Бадмаеву до всего было дело. Что он занимался и составом Государственной думы, и кадровыми продвижениями, и различного рода бизнес-проектами. Особо настойчиво Бадмаев продвигал Курлова. И продвигал он его через Распутина. Курлов впоследствии отрицал роль Распутина в своей судьбе. Но вот что пишет Бадмаев Вырубовой 9 сентября 1916 года: «Я глубоко благодарен Вам и Григорию Ефимовичу (Распутину — С. К.) за Павла Григорьевича (Курлова — С. К.), которого дорогой государь наш принял ласково и выслушал». Именно после этого приема и выслушивания, в том числе и по просьбе Распутина, Курлов, скомпрометированный после убийства Распутина, которое он то ли не смог, то ли не захотел пре­дотвратить, был возвращен в Министерство внутренних дел и стал товарищем министра внутренних дел, фактически являясь при этом руководителем слабого и маловменяемого Протопопова.

Существует достаточно много информации о том, как именно Бадмаев использовал свое влияние для осуществления тех или иных крупных коммерческих проектов, как он получал крупнейшие государственные субсидии для осуществления этих проектов, обосновывая необходимость субсидий тем, что проекты, по сути, являются прежде всего политическими.

Но нас в данном случае интересует роль Бадмаева при дворе. Мы установили, что эта роль возникла еще в эпоху Александра III. В том числе и при помощи С. Ю. Витте (1849–1915), который поддержал инициативы Бадмаева по присоединению к России Тибета, Монголии и Китая. Александр III назвал эти инициативы фантастическими, но тоже поддержал их. Причем поддержка была оказана не только на уровне царского «одобрямс», но и на иных уровнях, финансовом в том числе. Бадмаев получал огромные деньги на свои фантастические проекты, тибетский прежде всего. Судьба этих денег — отдельный вопрос. Но с годами Бадмаев начал не просто просить государственных субсидий, но и лоббировать крупнейшие металлургические, железнодорожные и комплексные проекты, акционерами в которых были сам Бадмаев и крупнейшие фигуры царской России.

Итак, Бадмаев был очень сильно встроен в элиту царской России. Он имел возможность взаимодействовать с царями (Александром III и Николаем II) и оказывать влияние на их решения. Это первое.

Второе. Бадмаев влиял на принятие решений как непосредственно, так и при помощи других фигур, близких к царственным особам. Таких, как Илиодор и, разумеется, Распутин. Большинство продвижений во власть, организованных Бадмаевым в своих интересах (включая рассмотренное нами продвижение Протопопова и Курлова), осуществлялось на паях с Распутиным и его командой. Противоречия между Распутиным и Бадмаевым не могли не существовать, но эти противоречия не мешали им действовать вместе вплоть до смерти Распутина.

Третье. Бадмаев особым образом заинтересован именно в тибетской проблематике. Он заинтересован в ней как врач. Ведь его медицинское начинание, в существенной степени унаследованное от старшего брата, называется именно тибетским! Не бурятским, не монгольским — тибетским!

Напоминаю, что в 1860 году старший брат Петра Бадмаева Султим открыл в Петербурге аптеку именно тибетских лекарственных трав. И что медицинский департамент позаботился о доставке Бадмаеву лекарственных трав из Тибета. Что император Александр II (не Третий, а Второй!) был очень впечатлен чудесами тибетской медицины. Что еще этот император поручил перевести на русский язык трактат «Жуд-ши» — тибетский трактат. Что Бадмаев не только подал царю Александру III огромный доклад о мирном присоединении к России Тибета, Монголии и Китая, но и постоянно ездил в Тибет, а также в Китай, Японию. Что бадмаевский медицинский центр был именно центром тибетского врачевания. Что Бадмаев постоянно защищал авторитет тибетской медицины. И, наконец, давайте вспомним главное — что царь Николай II обсуждал со Свеном Гедином некоего Доржиева, который был теснейшим образом связан с Тибетом и которого царь наградил за помощь Бадмаеву в его тибетских многосторонних (спецслужбистских, политических, медицинских и оккультных) занятиях.

Между тем тибетская медицинская тематика просто не может существовать в отрыве от, скажем так, тибетской ворожбы. То есть мистических, медитативных, заклинательных практик. Ну так она и не существовала в отрыве от этой самой ворожбы. Причем для высшего политического класса царской России, как, впрочем, и других стран (той же Германии, например), тибетская ворожба была важнее чудодейственного воздействия тибетских трав и тибетской диагностики. Или, как минимум, ворожба была столь же важна, как эти травы и диагностика.

Четвертое. Мы ознакомились с историческими сведениями, согласно которым существует глубокая и не вполне нормативная связь между путешественником Свеном Гедином и царем Николаем II. Казалось бы, откуда мог взяться у царя Николая II мотив для построения такой связи между своей царствующей особой и не слишком высокостатусным иноземным путешественником? Но царь строит эту связь. Причем построение этой связи — не выдумка конспирологов. Это то, что можно доказать или, как говорят в таких случаях, пощупать руками. Есть авторитетные свидетельства, есть кое-какая документальная база. Утверждение, что Свен Гедин связан с царем и что источник этой связи — некая «тибетская тема», носит неконспирологический характер. И это представляется очень важным. Потому что конспирологические навороты вокруг обсуждаемой нами темы создаются очень легко. И потому стоят недопустимо дешево.

Пятое. Мы обнаружили также, что связь царя Николая II со Свеном Гедином не только полностью обусловлена интересом царя к тибетской теме. Она обусловлена еще и интересом царя к роли Доржиева в интересующей царя тибетской теме. Это не конспирология, это исторически доказанные факты.

Шестое. А интерес царя к Доржиеву обусловлен глубочайшим интересом царя к Бадмаеву. Причем этот интерес к Бадмаеву — к самому Петру и старшим представителям его семейства — унаследован царем Николаем II от его отца Александра III и его деда Александра II. И всё это опять же не конспирология. Причем интерес указанных выше русских царей к Бадмаеву и старшим представителям его семейства полностью обусловлен только тибетской темой. И это тоже не конспирология, это тоже исторически доказанные факты.

Седьмое. Мы обнаружили, что тибетская тема является столь же жгучей для кайзера Вильгельма II. И что именно эта тема побуждает кайзера выстроить коммуникацию с тем же Гедином. И тут тоже нет никакой конспирологии.

Восьмое. Мы обнаружили, что Гедин через тибетскую тему связан с Фон дер Гольцем, Сектом, Людендорфом и другими представителями кайзеровской элиты, готовившими гитлеровский триумф. Может быть, все вышеназванные фигуры не очень вписались в конкретный гитлеризм. Но они были создателями предпосылок к возникновению гитлеризма. И в числе таких предпосылок была дивизия Фон дер Гольца, действовавшая в Прибалтике и породившая потом общество «Балтикум». А связь между обществом «Балтикум» и обществом «Туле» тоже является не выдумкой конспирологов. Это всё доказано. И в основе всего этого опять же лежит тибетская тема. Можно сказать, что представители кайзеровской элиты западают на Гедина, как коты на валерьянку. Но что этой валерьянкой является именно тибетская тема.

Девятое. Такой же валерьянкой, фирменным зельем Гедина, тибетская тема является для Гиммлера и общества «Аненербе». Дело не в том, что Гиммлер послал общество «Аненербе» в Тибет, хотя и это очень важно. Дело в том, что Гиммлеру и его «Аненербе» в связи с Тибетом нужен тот же Гедин. И что Гедин фактически начинает вписываться в общество «Аненербе».

Десятое. Мы знаем, что в обществе «Аненербе» достаточно сильно присутствие тех, кто связан с обществом «Туле». И это присутствие опять-таки является обусловленным всё той же тибетской темой. Разве Хаусхофер не обусловлен тибетской темой? Или Сиверс? Они полностью этим обусловлены. И именно эта обусловленность позволяет членам общества вписать в себя всё того же Свена Гедина.

До сих пор мы еще ни разу не оскоромились конспирологией. К некоторым темам, которые эта конспирология задевает, мы сумели подобраться, минуя конспирологические соблазны. Спасибо Свену Гедину. У нас нет никакого желания напоследок нарушить диетические предписания и, так сказать, оскоромиться жирными конспирологическими колбасками. Но разве это означает, что мы не можем к таким колбаскам присматриваться? Ведь не обязательно каждый присматривающийся жаждет вкусить того, к чему он присматривается. Если я, например, являюсь следователем и знаю, что от таких колбасок, которыми кто-то накормил свою жертву, эта жертва скончалась, то значит ли это, что я хочу эти колбаски срочным образом потребить? Вовсе нет. Я могу подозревать, что колбаски отравлены. Я могу быть даже в этом уверен. Или же я могу просто не любить жирную колбасу. Но, будучи следователем, я обязательно спрошу себя, что это за колбаса и могла ли она сыграть роковую роль в произошедшем.

Оговорив такую позицию, сообщаю читателю, как выглядит «конспирологическая колбаса». Вовсе не призываю ею оскоромиться. Напротив, всячески предостерегаю его от этого. Но если читатель хочет быть таким же следователем, каким я должен быть в силу взятия на себя авторской роли, то ему надо ознакомиться с химическим составом этой колбасы вовсе не для того, чтобы ее потреблять. А с другой, оговоренной мною выше, целью.

Конспирологи делятся на тех, кто всё высасывает из пальца, и тех, кто удостоен собеседований с авторитетными знающими людьми, которые никогда не будут писать книг и давать официальных свидетельств. Сразу отсеем тех конспирологов, которые всё высасывают из пальца. Они могут быть сплетниками, создателями сенсаций или умными людьми с беспредельно богатым воображением. Но к какой бы из этих категорий они ни относились, нам надо их, опознав, вывести из числа заслуживающих внимания. Они не создают «конспирологические колбасы». Они выдувают мыльные пузыри. А нас всё же интересуют «колбасы». Пусть и не для съедания, но...

«Колбасы» создают те, кто удостоен собеседований с авторитетными знающими людьми, не желающими сообщать информацию иначе, нежели в виде устных притч, так сказать, необязательного характера. Те, кто удостоен этих собеседований, делятся на понятливых и непонятливых. Непонятливые нас тоже не интересуют. Потому что они не могут превратить «фарш» авторитетных сообщений в «колбасы». А фаршем нельзя отравить жертву. Жертва не будет есть фарш, она будет есть только колбасу.

Значит, колбасу создают только те, кто удостоен собеседований с авторитетными знающими людьми и отличается определенной понятливостью. При этом что именно такой контингент будет изготавливать в виде колбас, предлагаемых к потреблению, — это отдельный вопрос. Может быть, он будет изготавливать нечто отравленное. А может быть, нечто съедобное. Но нас изготовленная «конспирологическая колбаса» интересует и в случае, если она съедобна, и в случае, если она отравлена, то есть несъедобна. В последнем случае она нас интересует ничуть не меньше. Но даже если она съедобна, мы ее «есть» не будем. Мы к ней присмотримся — и постараемся найти первичный, неконспирологический продукт, из которого изготовлена эта съедобная конспирология. Потому что даже будучи съедобной, она остается для нас всего лишь конспирологией. То есть отнюдь не тем, что мы ищем. Но по ее следам мы можем найти что-то неконспирологическое и ценное.

Так к какой же конспирологической колбасе, предназначенной не для потребления, а для рассмотрения, я адресуюсь, обставляя всё столь подробными оговорками?

(Продолжение следует.)